«Величие мироздания» (1923)
Этот одноактный балет показали всего два раза. Первый — в репетиционном зале и не для широкой публики. Второй — в театре, но после длинного «Лебединого озера». Когда балет закончился, в зале воцарилось молчание: то ли публика слишком устала к концу вечера, то ли просто ничего не поняла. Вскоре «Величие мироздания» и вовсе сняли со сцены. Несмотря на столь короткую и плачевную сценическую историю, это едва ли не самое влиятельное балетное произведение ХХ века, если не считать «Весны священной».
Программу к спектаклю написал хореограф Федор Лопухов. Косноязычная, многословная и напыщенная, она очень напоминала многочисленные авангардистские манифесты, которых тогда появлялось множество. Критики бросились высмеивать слог и амбиции Лопухова-автора и не заметили открытия Лопухова-хореографа. Отчасти в этом был виноват и сам Лопухов. Человек невежественный, самоучка, нахватавшийся знаний по верхам (балетное отделение Театрального училища зачастую выпускало людей неграмотных), он обладал острым умом, но не мог толком оформить свои мысли. И все же Лопухов первый сформулировал, что балет может быть подобен не столько опере, сколько симфонической музыке, и тогда ему не нужны ни декорации, ни костюмы, ни сюжет. Жанр «Величия мироздания» сам Лопухов определил как «танцсимфонию» — в самом деле, она напоминала супрематические «чистые формы» Малевича. Открытие Лопухова понял танцовщик Георгий Баланчивадзе, участвовавший в премьере и потихоньку пробующий себя в качестве хореографа.
Вскоре русский авангард попал в СССР в опалу, в 1936 году самого Лопухова заклеймили как формалиста и отовсюду выгнали (удивительно, что не посадили и не расстреляли). Баланчивадзе же в 1924 году эмигрировал из России в Париж и сократил имя, став Джорджем Баланчиным. Уже в Америке, куда он бе-жал в 1933 году от начинающейся войны, Баланчин стал крупнейшим хореографом ХХ века и применил открытия Лопухова. Многие из его спектаклей уже прямо были похожи на филармонические концерты: ровный электрический свет, танцовщики в униформе (столь же нейтральной, как фраки оркестровых музыкантов), никакой «актерской игры». Только танец, которому, как и симфониям, не нужны никакие театральные ухищрения.
7 писательских домов, которые еще можно успеть увидеть
Дом из «Доктора Живаго», усадьба, где Лев Толстой написал «Воскресение», и другая исчезающая архитектура
