История древнего Хорезма в 5 экспонатах Музея Востока
Археолог Сергей Болелов рассказывает, кто такой Гопатшах, зачем зороастрийские жрецы вешали крышки на стены и почему Хорезм — это среднеазиатский Египет
Голова Будды
Одним из уникальных экспонатов нашего музея является головка Будды, которая была найдена на территории Старого Термеза, в буддийском комплексе Кара-Тепе. Это буддийский культовый центр, который возник не позднее середины I века нашей эры на берегу Амударьи, на окраине крупнейшего восточного города Средней Азии — Тармита. Сейчас это Термез, он расположен на границе между Узбекистаном и Афганистаном.
Чем интересна вообще эта вещь? Это голова, лицо молодого человека, обладающего всеми атрибутами Будды: у него специфическая прическа — это мелкие-мелкие кудряшки, которые покрывают всю его голову и покрашены черным цветом; их еще называют термином из археологии — ракушки, они действительно немного похожи на ракушки. На затылке у него волосы собраны в узел, который называется ушниша, это традиционный атрибут изображения Будды. И сзади него изображен нимб — мандорла. К сожалению, этот нимб не сохранился, и мы не можем уверенно говорить о том, как он выглядел.
Обращает на себя внимание иконография этого образа: это персонаж с европейскими чертами лица, которые выполнены в позднеэллинистической восточной традиции. То есть это явно человек европеоидной расы, с прямым носом, с хорошо открытыми, почти круглыми глазами и очень правильным овалом лица. Все его лицо покрыто позолотой — а надо думать, что и все открытые части тела, и шея, и руки этой скульптуры, были покрыты позолотой, — это, конечно, дань буддийской традиции и буддийской скульптуре.
Вообще надо сказать, что эта буддийская скульптура — одно из наиболее ранних изображений Будды на территории Средней Азии, которые нам известны. Впервые изображения Будды появляются на территории Северной Индии, то есть в той области, которая, собственно, и является колыбелью буддизма. А в Средней Азии, скорее всего, наиболее ранние — это каратепинские. Это объясняется еще и тем, что Термез находился на трассе Великого Шелкового пути. И буддийские монахи, которые в этом монастыре проживали, в
Комплекс Кара-Тепе и вообще Старый Термез — это уже в наше время территория воинской части, там были пограничные составы. В советское время на месте городища было стрельбище. Холмы, которые называются Кара-Тепе, — невысокие,
У меня с Термезом связан довольно интересный период жизни. Я почти 20 лет проработал на юге Узбекистана — участвовал в раскопках, в том числе и монастыря Кара-Тепе. Конечно, эту скульптуру, о которой я говорю, нашли до меня. Но когда мы работали, мы тоже находили скульптуру. Одну из них, например торс Будды в нише одного из комплексов, мы расчистили в 1994 году. Самое интересное, что тогда мы не смогли вывезти ее в Москву, потому что Узбекистан уже был самостоятельным государством, и мы скульптуру там законсервировали. Уже после нас, спустя два или три года, узбекские и японские коллеги, которые там работали, открыли скульптуру, сняли довольно грамотно, и сейчас она стоит в музее Термеза.
Голова богини в шлеме
В постоянной экспозиции и в фондах Государственного музея Востока хранится некоторое количество глиняной скульптуры. Чаще всего она представлена во фрагментах, но они очень хорошо иллюстрируют уровень достижения художественной культуры древнего населения Средней Азии. Одним из таких предметов является голова богини в шлеме, которая была найдена на территории Хорезма, это территория нынешней Каракалпакии и Северной Туркмении. Городище это называется Топрак-Кала, оно расположено в предгорьях невысокого горного хребта Султануиздаг.
Что представляет собой эта голова? Это женская голова в натуральную величину, одетая в шлем. Причем шлем этот явно имеет если не аналогии, то параллели с античными шлемами, которые нам известны по изображениям на монетах или на рельефах, широко распространенных на территории Малой Азии и Ирана. А в низовьях Амударьи эта скульптура сама по себе просто уникальна — по той простой причине, что, во-первых, здесь мы видим женское лицо, очень красивое, но его иконография выполнена в античных традициях. Это прямой нос, широко раскрытые глаза и мягкий овал лица. Правда, широкие скулы говорят о том, что это все-таки восточная женщина. Густые волосы локонами лежат на лбу и на затылке. И все это венчает настоящий боевой шлем. Скульптура была раскрашена, и следы краски немножко сохранились на лице: оно было розового цвета.
И этот шлем — неспроста. Он очень напоминает изображение шлема Афины. Если вы помните изображение Афины, это стоящая фигура в длинном платье со щитом, копьем и в шлеме. Поэтому здесь можно говорить о явном взаимодействии или даже влиянии позднеантичной традиции на хорезмийскую культуру. Скульптура сделана из глины, но она выполнена на каркасе, причем делалось это следующим образом: сначала изготавливалась болванка, то есть деревянный каркас, потом он обмазывался глиной. Затем накладывался еще один слой глины, и уже потом шла более тонкая моделировка. Потом еще один слой глины — еще более тонкая моделировка. Затем на все это накладывался слой алебастра (алебастр — это азиатский гипс). И вот уже гипс расписывался, моделировался, вырезались локоны и прочее. У нас хранится несколько таких фрагментов, но самый интересный, конечно, эта скульптура.
Откуда происходит этот фрагмент? Топрак-Кала — это дворец, который был открыт в 1938 году Сергеем Павловичем Толстовым во время первых его поездок в Хорезм, на эту территорию, когда там еще была пустыня. Это северная часть Кызылкумов, где тогда господствовали барханы, такыры, пески. Однажды вечером Сергей Павлович, поднявшись на стены Кушанской крепости, увидел вдалеке развалины: выглядели они сурово. Он спросил проводника, что это такое. И проводник ответил: это Топрак-Кала, там ничего интересного. Но когда они пришли туда, то Сергей Павлович увидел огромный город с трехбашенным замком. Когда он поднялся на этот замок, то увидел перед собой в лучах заходящего солнца планировку города — улицы, кварталы, дома. Раскопки на этом месте были начаты в 1945 году. Одним из первых помещений, которое было вскрыто, был Зал царей. И вот в этом зале царей помещались скульптуры. Некоторые стояли в нишах, этих ниш было тринадцать.
Когда Сергей Павлович только-только начал раскопки в Топрак-Кала, он посчитал, что это столица хорезмийских царей. В Хорезме действительно было государство во II–III веках нашей эры. После расчистки и довольно скрупулезного анализа тех материалов, которые были найдены, ученые пришли к выводу, что это не светская, а духовная столица, сакральный государственный центр Хорезма. И эти тринадцать скульптур — это, скорее всего, обожествленные предки, которые символизировали хорезмийских царей. В этом дворце люди не жили постоянно, а приезжали туда только в определенные дни — когда наступал момент, например, почитания духа предков. Может быть, это было два раза в году, может быть, три раза в году, но все это время дворец содержался в образцовом порядке. И в этом городе, который лежал у подножия трехбашенного замка, проживали люди, которые наблюдали за этим дворцом, обеспечивали его жизнедеятельность.
Еще один очень интересный момент. Почему в этом зале было тринадцать ниш? Дело в том, что в зороастрийском году было тринадцать месяцев Тринадцатый месяц был дополнительным, в определенное время производилась его вставка в календарь. и каждый месяц был посвящен определенному божеству. Мы видим сочетание, с одной стороны, зороастрийской традиции — тринадцать месяцев, тринадцать божеств, а с другой стороны — это божества не абстрактные, каждое божество — это обожествленный предок, предок-бог. И царь, который, может быть, приезжал туда, каждый месяц подходил к определенной нише и отдавал почести определенному божеству. Хорезмийские цари, хорезмшахи, возводили свой род к божественному предку, им был бог Сиявуш, который сначала умер, а потом воскрес, умер и воскрес, умер и воскрес. То есть мы возвращаемся к той же самой универсальной традиции, которая известна на территории всей древней ойкумены: это обожествленный предок — умирающий и воскресающий бог. И олицетворением этого культа, этой традиции является скульптура женщины в шлеме.
Керамическая фляга
В Государственном музее Востока хранятся уникальные восточные древности, которые были получены в результате длительных раскопок на территории Средней и Центральной Азии. Одним из таких предметов является керамическая фляга. Фляга — это сосуд, который изготавливался в подражание кожаным бурдюкам. Собственно, бурдюки были распространены на территории кочевого мира и использовались кочевниками для перевозки продуктов, а вот в земледельческой среде в подражание этим сосудам стали делать керамические сосуды. Это полусферический сосуд с горловиной сбоку. Одна его сторона была выпуклая, а другая — плоская. Обычно эти сосуды были функциональны, то есть их использовали для перевозки продуктов. Но среди них есть особая категория — это керамические фляги, на плоской стороне которых оттискивались рельефы.
Надо сказать, что эти сосуды не использовались в качестве обычной тары. Изображения на них отражали мифологию древних хорезмийцев или, даже можно шире сказать, вообще населения Древнего Востока. Неслучайно эти сосуды обычно находят на территории культовых центров.
Хорезм — это область в низовьях Амударьи, Южное Приаралье. Это одна из древнейших земледельческих областей на территории Центральной Азии. Первая земледельческая культура там возникла на рубеже VII–VI веков до нашей эры. Целиком и полностью эта область зависела от реки Амударьи: ее разливы, ее полноводность определяли плодородность почв Хорезма. Не зря область Хорезм называют среднеазиатским Египтом. Потому что так же, как и Египет, Хорезм зависел от водного режима реки Амударьи. Если река полноводная, то наполнялись каналы, орошались поля и так далее. Если же, например, происходили
Надо сказать, что в результате того, что область Хорезм была зажата между двумя пустынями: с запада это были Каракумы, а с юга и востока — Кызылкумы — и отрезана от южных оазисов довольно большими пространствами песков, благодаря этому, а может быть, вопреки этому там создавалась во все времена своеобразная, оригинальная культура, которая не была похожа на то, что мы знаем, например, на территории Афганистана, Ирана и так далее. Эти фляги как раз и являются визитной карточкой культуры Хорезма во второй половине I тысячелетия до нашей эры.
В одном из таких культовых центров, это Калалы-Гыр-2 на территории Северной Туркмении, была найдена эта уникальная фляга. Вообще надо сказать, что она уникальна сама по себе: нигде в мире таких сосудов с такими рельефами нам не известно. Но самое интересное — это изображение на плоской стороне. Это, казалось бы изначально, сцена охоты: полуобнаженный герой бежит с луком и стреляет в оленя. Стрела попадает в спину оленя, из раны капают капли крови, и из этих капель прорастают растения. Сзади этого персонажа, который очень сильно напоминает греческого Амура с луком, изображено дерево с ветвями, и на одной из веток виден шишкообразный плод. А над всей этой сценой парит птица с распростертыми крыльями и головой, повернутой на запад.
На первый взгляд, конечно, это сцена охоты. Но если мы будем рассматривать этот сюжет с точки зрения древнеиранской мифологии, которая нам известна по «Авесте» и другим священным текстам зороастрийцев и отчасти даже по священной книге индийцев — «Ригведе», то вся эта сцена приобретает совершенно другой смысл. Дело в том, что вокруг вот этого охотника изображены три вихревые розетки, которые обычно во всех древнеиранских рельефах — символы огня. Знаете, на что это похоже? Представьте себе цветок георгин — и вы смотрите на него в фас; из-за ветра лепестки георгина загибаются в одну сторону — это и есть вихревая розетка. Эти вихревые розетки на самом деле не что иное, как священные огни, которые сопровождают обычно бога Митру. Митра — это одно из верховных божеств зороастрийского или древнеиранского пантеона. Это бог договора, бог порядка, бог, который следил за сменой времени, за правильным течением жизни. И, конечно же, это бог солнца. Стрела, выпущенная в оленя, на самом деле это тот акт жертвоприношения, который совершает Митра при переходе от зимы — тяжелого, длительного, холодного времени года — к весне. И связано это, конечно, с очень-очень древними верованиями не только индоевропейцев, но и вообще всего населения Переднего Востока начиная чуть ли не с эпохи неолита — это VI–V тысячелетия до нашей эры. Потому что вся жизнь древнего человека зависела от вот этой смены времен года.
Этот сюжет очень интересен еще по той простой причине, что
Трудно сказать вообще, зачем и почему именно на флягах оттискивались эти изображения. Дело в том, что в Хорезме была письменность, и нам известны памятники письменности. Не все были грамотны, и эти фляги служили иллюстрацией преданий, мифов, сказаний, которые передавались из уст одного жреца к другому и так далее — и так в течение многих-многих поколений. Дело в том, что в храме, помимо всего прочего, в культовом центре, когда устраивались церемонии, жрец устно передавал миф. По всей видимости, эта фляга иллюстрировала тот миф о наступлении нового цикла, о возрождении природы и начале нового этапа жизни общества.
Это уникальный рельеф на территории культового центра. Он мне дорог, потому что я принимал участие в его находке и в его реставрации. Он был найден во фрагментах. Когда мы в первый раз нашли один фрагмент, то, конечно, удивились, потому что это редкие находки в экспедиции. Затем второй фрагмент, третий, четвертый, пятый. И когда мы поняли, что это фрагменты одного сосуда, то стали внимательно разгребать землю, собирать все-все-все осколки, которые, может быть, отдаленно напоминают этот сосуд или к нему относятся. Это
Керамическая крышка
Представьте себе керамическую крышку полусферической формы, которая довольно сильно уплощена в верхней части, диаметром 20–25 сантиметров. Эта крышка относится к блестящим образцам художественной керамики древнего Хорезма, древнехорезмийской культуры. Датируется она III–II веками до нашей эры.
Эта крышка была найдена в культовом центре Калалы-Гыр-2. Это раскопки, которые проводились во второй половине 1980-х годов на территории Северной Туркмении, в пустыне Каракум. С этой крышкой связана вообще интересная история. Она была найдена почти целая. Мы ее привезли в Москву, ее отреставрировали, склеили, тогда же были сделаны прорисовки, фотографии и так далее. Тогда коллекции Института этнографии Академии наук хранились в подвалах. И вот в один прекрасный момент нам понадобилась эта крышка, и в этих подвалах среди стеллажей мы ее потеряли. Спустя два года, когда мы перевозили эту коллекцию в Государственный музей Востока, совершенно случайно эта крышка нашлась не на стеллаже, а под стеллажом. Скорее всего, в
На верхней стороне очень четко виден рельеф, причем он довольно высокий, изображение читается очень хорошо. Само изображение разделено как бы на две части. В нижней части, меньшей, мы видим небольшие холмы, которые как бы наезжают друг на друга. Они изображают землю, земную твердь. В центре этого нижнего регистра мы видим вырастающее из одного холма дерево с тремя раскидистыми ветвями. А по бокам этого дерева довольно четко просматриваются два небольших круга, справа и слева. Нижняя часть изображения отделена от центрального горизонтальной полосой. Центром этой композиции является фантастическое существо. Это человекобык с крыльями, или крылатый человекобык. В иранской мифологии это существо известно под названием Гопатшах. Его можно сравнить с кентавром, только у кентавра нет крыльев и у него все-таки тело лошади. Но по сюжету, по композиции, конечно же, это кентавр. Он изображен в профиль. Верхняя, передняя левая нога у него приподнята, и ты понимаешь, что он идет. Видно лицо человека с бородой, а вот на голове у него такой полусферический предмет, который очень сильно напоминает корзинку, в которых в древности во время строительства строители носили кирпичи на стены или глину, из которой месили эти кирпичи.
Что можно сказать об этом сюжете?
Особый смысл приобретает то, что изображено в нижней части этого изображения, а именно холмы и дерево, вырастающее из земли. Его можно ассоциировать с мировым деревом, то есть тем стержнем, той осью, которая вообще держит мир, тоже созданной Ахурамаздой. А вот два круга по разным сторонам можно трактовать как Солнце и Луну. То есть в этом рельефе мы можем себе представить миф о сотворении мира.
Эта крышка с изображением Гопатшаха единственная в своем роде — больше нигде в мире таких предметов нет. Дело в том, что мы даже не знаем изображений, приближающихся к этому. Нам известны изображения Гопатшахов, они прочерчены на керамике, но они совершенно другие. Вот эта стилистика, эта иконография, которая четко просматривается на этом рельефе, уникальна, и больше такой мы нигде не знаем. Хотя мы можем совершенно четко говорить о том, что прообразом ее могли быть ассирийские рельефы. На территории Месопотамии, в той же Ниневии, нам известны изображения крылатых быков, но это четко крылатые быки, но не Гопатшахи. То есть в Хорезме мы наблюдаем синтез культуры — иранской, хорезмийской и отчасти даже древнемесопотамской. Чем она и уникальна вообще сама по себе — тем, что она объединяет в себе многие-многие традиции воедино.
Вообще крышка — это вещь функциональная. Ее нельзя рассматривать как отдельную форму: это часть сосуда. Крышками накрывались горшки, кувшины и так далее. Но эта крышка уникальна сама по себе. Это, скорее всего, крышка, которая могла помещаться на стене. Если, например, мы перенесемся в современную эпоху, представьте себе тарелку с изображением, которая висит у вас на стене. Не исключено, что крышка висела на стене у
Ритоны
Среди уникальных предметов Государственного музея Востока обращают на себя внимание необычные сосуды, которые получили название ритоны. Что такое ритон? Это керамический сосуд, который изготовлен в форме рога животного, чаще всего в форме рога барана или быка. Все видели, как на Кавказе люди во время застолья берут рог и выпивают из него. Так вот, ритон — это только сосуд, изготовленный в форме рога. И функционально он никогда не служил тем сосудом для питья, к которому мы привыкли. Нижняя часть этого рога обычно представляет собой протому — изображение верхней части животного или фантастического существа. Очень часто встречаются ритоны с изображением верхней части коня. В центре этой протомы обычно всегда было отверстие. То есть из верхней части ритона не пили — вино наливалось сверху, проходило через ритон и вытекало из отверстия в нижней части. Оно как бы протекало через это животное, будь то конь или фантастический львиный грифон. И само по себе действо приобретало ритуальное значение. Не зря большинство ритонов находят в культовых центрах, храмах.
Здесь нужно сделать небольшую оговорку: храм в древности, особенно на Древнем Востоке, выполнял также функции юридического учреждения. Именно под сенью храмовых сводов заключались договоры, люди давали клятвы и так далее. И неслучайно во многих храмах мы находим архивы, чаще всего это хозяйственные записи. То есть храм выполнял, конечно, прежде всего религиозные функции, но, помимо них, определенные административные. И одним из важнейших атрибутов этих действ были, конечно, ритоны.
Я хочу остановиться на ритоне, где изображен конь (на иллюстрации — справа). Почему именно конь? Дело в том, что в индоевропейской традиции конь всегда являлся священным животным. Уже начиная с эпохи бронзы, с III тысячелетия, мы знаем захоронения с конями. То есть кони приносились в жертву. Уже в более поздней индоевропейской традиции конь — это спутник бога Митры. Именно на колеснице с четырьмя конями Митра выходит на небосклон, именно на этой колеснице он обходит всю земную твердь и небосвод, именно на этой колеснице с конями он наблюдает за соблюдением порядка, закона. То есть любой миф, не только, кстати говоря, индоиранский, но даже если мы будем говорить о более поздних греческих, везде конь — это Митра, конь — это Солнце и так далее, то есть это священное животное. И здесь можно вспомнить о том, что ритоны с протомой в виде коня находились в храме. Почему? Возможно, когда человек произносил клятву, то есть
Здесь еще можно подумать о том, что само прохождение напитка, а скорее всего, это было вино, через ритон — это и есть символ жертвоприношения. В зороастризме и вообще в более поздней иранской традиции кровавые жертвоприношения были запрещены, но традиция, которая жила в сознании людей, осталась. И, возможно, те рядовые люди, которые произносили клятву, даже не понимали, что по большому счету они производят символическое жертвоприношение, но жрецы это делали. Самое интересное — что в авестийских текстах можно найти пассажи о том, что если человек не соблюдает договор, то Митра на своей колеснице догонит его и покарает. Не дословно, конечно, но смысл таков. То есть конь в данном случае выступает не просто как животное, но это еще и символ божества.
Все рассказы Сергея Болелова можно также послушать в нашем приложении «Радио Arzamas».