Христос и жмурки
Перед нами часослов, созданный в
Это одна из многочисленных средневековых игр, которые напоминают салочки или жмурки. В одном варианте ведущий (во Франции его называли «лягушкой» — grenouille) садился на землю или на скамеечку, а остальные игроки, кружась вокруг, осыпали его насмешками, награждали тумаками, всячески кривлялись и дергали за волосы. Не вставая с места, вода должен был ухватить одного из обидчиков или обидчиц, и тогда попавшийся занимал его место. В других вариантах ведущему накидывали на лицо капюшон, и он все так же, только вслепую, должен был ухватить обидчика или догадаться, кто именно его ударил.
В 1970-е годы американский историк Лилиан Рэнделл предположила, что «игра в лягушку» появилась на одном развороте с началом Страстей Христовых совсем не случайно. В часослове Жанны д’Эврё лицо у юноши открыто, а девушки грациозно порхают вокруг него. Однако на полях многих других манускриптов ведущий сидит с закрытым лицом, а со всех сторон на него обрушиваются тумаки и пощечины. Эти сцены очень напоминают один из ключевых эпизодов Страстей, известный как Осмеяние. После того как Христа привели в дом первосвященника, его люди принялись издеваться над галилеянином: «…и били Его; и, закрыв Его, ударяли Его по лицу и спрашивали его: прореки, кто ударил Тебя?» Лк. 22:63–64. В готической иконографии Христа, оказавшегося в руках истязателей, изображали с узкой повязкой на глазах, с полупрозрачным платом, накинутым на голову, или в капюшоне, спущенном на лицо. Ровно как в игре в жмурки.
В некоторых позднесредневековых трактатах, проповедях и мистериях муки и унижения, которым иудеи и римляне подвергли Христа между арестом и казнью, прямо уподоблялись игре. В этих текстах палачи соревнуются друг с другом в жестокости, спорят о том, кто ударит сильнее, и ведут счет пощечинам, зуботычинам, пинкам и насмешкам. Но, конечно, не всякие жмурки на полях псалтырей или часословов — это отсылка к Страстям. Чаще всего игра — это просто игра.
7 писательских домов, которые еще можно успеть увидеть
Дом из «Доктора Живаго», усадьба, где Лев Толстой написал «Воскресение», и другая исчезающая архитектура