Средневековая литература: главные книги в одной таблице

Когда

Августин работал над «Исповедью» в 397–401 годах. Самая ранняя рукопись «Испо­веди», Codex Sessorianus 55, хранится в Нацио­нальной библиотеке Рима и дати­руется V–VI веками.

Язык

Латинский.

Автор

Аврелий Августин (354–430) — один из крупнейших латиноязычных писателей поздней Античности, невероятно влиятель­ный в Средневековье — и чрезвы­чай­но разносторонний, что неудиви­тельно: его сохранившееся наследие больше, чем дошло до нас от любого из античных авторов. Августин был прежде всего епископом (в Гиппоне — ныне Аннаба на территории Алжира), и именно поэтому в центре его внимания оказывались сюжеты, напрямую связанные с его долгом наставлять паству, разъяснять боговдохновенные тексты, проти­во­стоять язычникам и еретикам, защищая ортодок­сальное учение. Из «Испо­веди» мы знаем об Августине как о юноше, ворующем груши и неспособном бороться с плотскими желаниями, — но на деле это произве­дение (как и второй его главный труд, «О граде Божием») создавалось уже сильно позже, когда он был авторитетнейшим богословом.

Исторический контекст

Августин вырос и провел большую часть жизни в Африке (Africa Proconsularis), южной провинции Римской империи, занимавшей территории современных Марокко, Алжира (именно там находились Тагаста, родной город Августина, и Гиппон с его епископской кафедрой — ныне Сук-Ахрас и Аннаба), Туниса и Ливии. На рубеже IV–V веков Римская империя простиралась от Испании до Евфрата и от Рейна до Судана. Управление столь огромной территорией обходилось Риму дорогой ценой — бесконечными войнами с варварскими народами на грани­цах империи и между многочис­ленными претендентами на власть внутри нее.

В 395 году, после смерти императора Феодо­сия, империя окончательно распадается на две части: Восточную, с основными центрами в Константи­нополе, Антиохии и Александрии, и Западную, где Рим посте­пенно уступал свои позиции Медиолану (Милану) и Триру. Римская Африка отно­силась к Западной империи; показа­тельно, что Августин, достигший невероят­ных высот в латинской словесности, уже плохо знал греческий язык.

Вскоре после создания «Исповеди», в августе 410 года, вестготы захваты­вают Рим. В 430 го­ду Августин умирает в Гиппоне, осажденном вандалами. Через 46 лет после его смерти Западная Римская империя прекращает свое существование.

Литературный контекст

После относительного затишья во II–III ве­ках, латиноязычная литература в IV–V веках, прежде всего при Феодосии Великом, переживает настоящее воз­рожде­ние: латин­ский язык стал элементом государ­ственной и духовной идентичности. Благодаря грам­матикам и риторам не прерывается мощная школьная традиция, которая способствует передаче культурных ценностей от поколе­ния к поколению; постепенно появляется новая аристокра­тия — аристократия образованности. Члены римского сената, лишенные какого-либо политического влияния, поддерживают развитие и сохра­нение латинской литературы, способствуя появлению достоверных изданий. Именно из этого круга выходит Симмах, последний крупный языческий оратор; этому кругу адресован масштабный исторический труд Аммиана Марцеллина, охватывавший период с 96 по 378 год.

Последним великим представителем рим­ской поэзии можно считать Клав­диана, сделавшего блестящую придворную карьеру благодаря своим панегири­кам и инвективам; незавершенным остался его мифологический эпос «О похищении Прозерпины».

К этому же времени относится появление Вульгаты — латинской Библии, принадле­жащей перу Иеронима. Творения Иеронима и Августина — вершины христианской литературы той эпохи.

Жанр

В самых общих чертах «Исповедь» можно определить как духовную и интел­лектуаль­ную автобиографию. Но если в первых девяти книгах Августин действительно рассказывает историю своей жизни от рожде­­ния до крещения, которое он при­нял в 33 года, и до смерти своей матери Моники, то чисто интроспективная десятая книга и размышления о времени и творении (книги 11–13), представляющие собой развернутое толкование первых стихов Книги Бытия, нарушают, казалось бы, общую структуру автобиографического нарратива.

По-латински confessio (название труда Августина) — это не только исповедание грехов и веры, но и похвала Богу. С ним Августин ведет непрерывный диалог, превращая свое произведе­ние то в покаянный, то в скорбный, то в хвалеб­ный псалом. В нем соединяются прошлое, живущее в памяти как обобщение пути к Богу, настоящее — самопоз­нание через наблюдение над своей душой — и будущее с надеждой обрести вечный покой в Боге. «Исповедь» — история возвращения блудного сына на родину, к любящему отцу, которое стало возможно только после обращения его к самому себе.

О чем

В основе повествования Августина о своей жизни лежат истории о его обраще­нии — и далеко не сразу в христианство. Увлекшись философией в юности, после чтения цицероновского диалога «Гортензий», Августин приступает к изучению Священ­ного Писания, которое, однако, кажется ему «недостойным даже сравнения с достоин­ством Цицеронова стиля». Разочарование в Библии приводит Августина в секту мани­хеев, и десять лет своей жизни он вращается среди них, на короткое время увлекаясь астрологией. В Медиолане, куда он прибы­вает в надежде на продвижение в карьере, Августин общается с епископом Амвросием, познакомившим его с трудами неоплатони­ков, и присутствует на его проповедях, в которых тот применяет метод аллегорического толкова­ния к библейским текстам. Августин обращается в христиан­скую веру, но откладывает свое крещение; он стремится к аскетическому идеалу христианина, но пока не способен отказаться от отношений с женщиной и страдает от собственной нерешительности и недо­воль­ства своей жизнью. Кульмина­ционным эпизодом становится сцена в саду, где Августин слышит детский голос: «Возьми, читай!» В томе посланий апостола Павла первым стихом, попавшимся ему на глаза, оказывается Послание к римлянам 13:13–14: «Не в пирах и в пьянстве, не в спальнях и не в распутстве, не в ссорах и в зависти: облекитесь в Господа Иисуса Христа и попечение о плоти не превращайте в похоти». Вскоре Августин принимает крещение и посвящает себя Церкви.

Яркий герой

Все это время рядом с Августином находится его мать Моника — одна из немно­гих женщин в поздней Античности, удостоив­шихся жизнеописания. Она была христиан­кой, и на протяжении всего повествования Августин вспоминает о ее переживаниях и молитвах за него. «Сын таких слез не погиб­нет», — говорит ей некий священно­служитель. Очевидно, рано потеряв мужа (Патриция не стало, когда Августину было около 17 лет), Моника повсюду сопровождает Августина; замечателен рассказ о ее путешествии в Италию, когда во время бури ей, сохранившей полное спокойствие, пришлось ободрять кормчих. В Медиолане она общается с Амвросием, в Кассициаке участвует в философских беседах. Умирает Моника в Остии, на обрат­ном пути в Африку; прощание с ней, пожалуй, самая трогательная сцена в «Исповеди».

Источники

Римская литература знала множество форм самоизображения (Луцилий, Катулл, Гораций, Овидий с одной стороны и Цезарь и Цицерон с другой). Но Августин заново формирует жанр автобиографии, которая отныне стала описанием духовного развития автора. Предварительным этапом для этого послужила автобиографическая элегия Ови­дия («Скорбные элегии», книга IV, элегия X), в которой воспевается служение Музе как основа всей жизни, и роман Апулея «Метамор­фозы, или Золотой осел»: по­вествование в нем ведется от первого лица, а кульминационным эпизодом становится обращение главного героя в религию Изиды.

Элементы христианской автобиографии обнаруживаются в описании обраще­ния апостола Павла в «Деяниях апостолов»; частично оно дается от первого лица (Деян. 26:4–23, 22:3–21). Теснее связь «Исповеди» с началом «Послания к Донату» Киприана, в котором он рассказывает о своем крещении и упоминает о заблуждениях, препятство­вавших ему в этом.

Последователи

Очень скоро после распространения рукописей «Исповеди» появляются произ­ведения, написанные под непосредственным ее влиянием. Свою «Исповедь» пишет знаменитый святой Патрик, изобразивший себя грешником перед лицом Божьей милости; как и Августин, он использует множество библейских цитат и реминис­ценций, хотя стиль его прозы не представ­ляется столь же отточенным.

С карманным изданием «Исповеди» не расстается Петрарка, а в «Старческих письмах» он рассказывает о своем опыте чтения августиновской автобио­графии: из нее он выносит, помимо прочего, важную для него мысль о том, что Платон и Цицерон приблизили Августина к христианской вере.

О чтении «Исповеди» как о поворотном событии в жизни пишет в своей авто­биографии Тереза Авильская, одна из самых выдающихся авторов в литературе испанского Золотого века. В первых девяти книгах «Моей жизни» она расска­зы­вает о своем детстве, взрослении, болезнях, желании принять монаше­ство — и опла­кивает свою греховность. Десятая книга, как и у Августина, переходная; следующие 30 книг посвящены ее опыту мыслен­ной молитвы и испытаниям и благам, посланным ей Богом.

С сознательной отсылкой к Августину называет свою автобиографию «Испо­ведью» Жан-Жак Руссо, намереваясь опровергнуть его представления о чело­веческой природе. И если Августин в начале «Исповеди» говорит о Боге и обращается к нему, то Руссо говорит только о себе самом.

Марсель Пруст, пожалуй, наиболее близок к Августину со своим интересом к механиз­мам памяти и культурным моделям, влияю­щим на индивидуальный опыт, со своей установкой на переосмысление прошлого в романном цикле «В поисках утраченного времени». Но принципиально расходятся конечные цели их воспоминаний, глубинного самоанализа: как и Августин, Пруст убежден, что мы должны обратиться к себе, чтобы найти внутри себя подлинный мир, но для него это наши воспоминания о прошлом, а не вос­хождение разума к Богу. Единственная сила, на которую полагается Пруст, он сам; бессмертие, его и его воспоминаний, может быть достигнуто только через литературное творчество.

В массовой культуре

Об Августине сочиняли песни Боб Дилан («I Dreamed I Saw St. Augustine») и Стинг («Saint Augustine in Hell»), с обстоятель­ствами его крещения знаком Гомер Симпсон («Homer takes baptism»: «The Simpsons», седьмой сезон, третья серия). А в 2010 году в Италии был снят двухсерийный байопик об Авгу­стине, основанный преимущественно на «Исповеди», — фильм далеко не блестя­щий, но замечательный уже самим фактом своего существования.

Новизна

В «Исповеди», книге, не знающей равных ни в древней, ни в позднейшей лите­ратуре, Августин создал психологический авто­портрет невероятной глубины, в котором соединяется исповедь и полноцен­ное произведение искусства, индивидуальное и типическое, подлинность его душевного и эмоционального опыта и литературное дистанцирование. Путем изменения и комбинирования прежних литературных форм он сконструировал новый жанр психологической автобиографии — и его ожидало большое будущее.

Цитата

«А юношей я был очень жалок, и особенно жалок на пороге юности; я даже просил у Тебя целомудрия и говорил: „Дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас“» (VIII, 7).  Пер. М. Сергеенко.

Где читать

Аврелий Августин. «Исповедь». Пер. М. Сергеенко.

Что читать еще

В мировой литературе установилась класси­ческая триада «Исповедей» — Августина, Руссо и Льва Толстого. Ключевые фигуры западной культуры пристально всматри­ваются в себя и описывают свой внутренний мир с почти безжалостной честностью. Через века они ведут диалог друг с другом: Руссо отказывается принять учение Августина о поврежденной первородным грехом человеческой природе, которую может спасти лишь Божественная милость; Толстой, в свою очередь, указывает «Исповедь» Руссо среди книг, оказавших на него наибольшее влияние в юности (известно, что пятнадцатилетним он носил медальон с портретом Руссо): идея «естественного», противопостав­ление природы и общества, природы и культуры оказываются для Толстого основополагающими.

Когда

Приблизительно 1132 год.

Язык

Латинский.

Автор

Пьер Абеляр (1079–1142) — французский средневековый философ, бого­слов, преподаватель.

Исторический контекст

В Европе началось так называемое высокое Средневековье. Схизма 1054 года привела к образованию двух основных ветвей христианской церкви — католичества и православия, что, в частности, отразилось на богословской литературе, в которую после принятия монашества попытается внести свой вклад и Абеляр. Начинаются Крестовые походы, первый из которых (1096–1099) завершился отвоеванием Иерусалима у мусульман и основанием латинских королевств на Ближнем Востоке и пришелся на студенческие годы будущего философа. В Западной Европе — феодальная раздроб­ленность и одновременно бурный рост городов, превращающихся в полити­ческие, торговые и интеллектуаль­ные центры. Одним из них стал Париж, где и взошла звезда Абеляра. В Болонье основан первый университет (1088), в других европейских городах растут школы при соборах, которые в дальнейшем превратятся в университеты. Появляются новые ордена — монашеские (цистер­цианцы, камальдулы, гильбертинцы, кармелиты, картезианцы и др.) и духовно-рыцарские (тамплиеры, госпитальеры, Святого Гроба Господня, Калатравы, Сантьяго, Тевтонский и др.). Возникает новый архитектурный стиль — готика, свидетелем чего станет и монаше­ствую­щий брат Пьер.

Литературный контекст

Возрождение XII века — время всплеска интереса к древнегреческим филосо­фам и ученым, чьи работы переводятся на латынь (Платон, Аристотель, Архимед, Птолемей, Гиппократ и др.), в том числе и с арабских переводов, о которых Абеляр будет вести дискуссии со своими студентами и племян­ницей каноника Фульбера. В Испании и на Сицилии выполняются переводы арабских научных трактатов (в том числе Авиценны и аль-Хорезми). Аббат Клюни Петр Достопочтенный, состоявший в дружеских отношениях как с Абеляром, в чьей судьбе он примет самое живое участие, так и с Элоизой, поручает Роберту Кеттонскому и другим перевод Корана («Lex Mahumet pseudoprophete»).

В виде куртуазных романов и поэм на нацио­нальных языках оформляются главные литературные сюжеты Средневековья (цикл о короле Артуре, цикл о святом Граале, легенда о Тристане и Изольде и т. д.). Один из основных авторов — Кретьен де Труа.

Под влиянием средневековой латинской и арабо-андалузской любовной лирики формируется поэзия трубадуров, оказавших влияние на развитие литературного прован­сальского языка. В Шампани их аналогами являются труверы, в землях немецкого языка — миннезингеры. Абеляр, по собствен­ному своему признанию, также не был чужд сочинению произведений такого рода, которые пользовались популярностью среди студентов.

Складывается поэзия вагантов, странствую­щих клириков, затем студентов, сочинявших жанровые поэтические произведения на латинском языке.

Жанр

Абеляр написал эпистолярную автобиогра­фию — то есть рассказал о своей жизни в виде писем к другу.

О чем

Успешный преподаватель философии Пьер Абеляр становится наставником юной девушки Элоизы. Вскоре интеллектуальная близость дополняется физи­ческой. Абеляр помогает беременной Элоизе сбежать в Бретань, где рождается их сын Пьер Астролябий. Он обращается к канонику Фульберу, дяде Элоизы, за согласием на брак и получает его. Сама Элоиза отказывается от супружества, полагая, что семейная жизнь помешает карьере возлюбленного. Брак все же освящается в Париже, Элоиза возвращается в дом дяди, который дурно с ней обращается. Абеляр увозит ее в жен­ский монастырь, что Фульбер восприни­мает как намерение расторгнуть брак. Слуги каноника оскопляют Абеляра. Они с Элоизой практически одновременно принимают постриг.

В монастыре Абеляр возвращается к преподавательской деятельности, пишет богословский трактат «О божественном единстве и троичности», подверг­нутый осуждению на Суассонском соборе. Он становится причиной очередного скандала, утверждая, будто обитель Сен-Дени в Париже основал не Дионисий Ареопагит, а другой, менее значительный святой того же имени. Абеляр вынуж­ден удалиться в пустынь, ученики следуют за ним — так образуется община Параклет. Монахи одного из бретонских монастырей избирают его настоятелем, но Абеляр, шокированный невежеством и дикими нравами братии, чувствует себя среди них лишним.

Элоиза стала приорессой женской обители, но аббат Сен-Дени Сугерий выго­ня­ет монахинь. Абеляр приглашает Элоизу и верных ей сестер поселиться в Параклете.

Повествование заканчивается в момент, когда конфронтация Абеляра с бра­тией достигает вершины и он в очередной раз вынужден искать приют.

Яркий герой

Пьер Абеляр, сын рыцаря из деревушки Ле Пале, на границе герцогства Бре­тонского и Франции, отказывается от военной карьеры, к которой изначально был уготован как старший сын, ради изучения философии. Блестящие интел­лектуальные способности Абеляра в сочетании с непростым характе­ром приносят ему не только восторженных поклонников, но и много­численных недоброжелателей и врагов. Любовная история с Элоизой приводит его к физи­ческому увечью, которое, по его собствен­ному признанию, стало справедливым возмездием за совершенный грех, заставляя радикально изменить жизнь и принять монашество. Но и за стенами обители пытливый ум не находит покоя, а склонность к конфликтам приводит к осуждению на церковном соборе и уходу из одного монастыря, а затем и к сложно­стям в другом, настоятелем которого Абеляр был избран за несколько лет до «Истории моих бедствий».

Источники

«Исповедь» Аврелия Августина научила Абеляра, как можно откровенно расска­зывать о своей жизни. А «Утешение философией» Боэция — размышле­ния, в которых автор находил успокоение перед казнью, — дала образец того, как можно письменно осмыслять произошедшее и смиряться с неизбежным.

Последователи

История Абеляра и Элоизы была известна многим средневековым писате­лям, например Жану де Мёну и Франсуа Вийону, — но литературное насле­дие философа было открыто лишь в XVII веке, а популярны его автобиография и переписка стали лишь в следующем столетии, повлияв, например, на стихо­тво­рение Александра Поупа «Элоиза Абеляру» (1717), созданное в форме пись­ма Элоизы мужу из монастыря, или на роман Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» (1761), который обраща­ется к эпистолярному жанру с отсылками к истории Абеляра и Элоизы.

В массовой культуре

В «Простаках за границей» (1869) Марк Твен в сатирической форме повествует об истории любви Абеляра. В художественной форме переосмысляют любов­ную историю Элоизы и Абеляра в своих романах Джордж Мур («Элоиза и Абе­ляр», 1921), Жанна Бурен («Премудрая Элоиза», 1966), Мэрион Мид («Похищен­ный рай», 1979; была экранизирована в 1988 году Клайвом Донне­ром), Род Рэндалл («La Paraclete», 2005), Жан Тёль («Héloïse, ouille!», 2015) и другие.

В фильме «Быть Джоном Малковичем» Спайка Джонза (1999) в одном из эпи­зо­дов в кукольном театре разыгрывается сценка из жизни Элоизы и Абе­ляра. Название фильма «Вечное сияние чистого разума» Мишеля Гондри (2004) — строчка из стихо­тво­рения Поупа «Элоиза Абеляру». В шестой серии пятого сезона «Клана Сопрано» (2004) несколько раз упоми­наются Элоиза и Абеляр: их история сравнивается с романом Кармелы Сопрано и ученого.

Британская металлическая группа Seventh Angel написала песню «Abelard and Heloise», основанную на тексте переписки Элоизы и Абеляра. У лидера Pixies Фрэнка Блэка на альбоме «Devil’s Workshop» есть песня «Heloise».

Новизна

Абеляр создал уникальный по интонации пример жизнеописания: в отличие от Августина, он писал не столько исповедь, сколько житие, при этом созна­тель­но излагая факты так, чтобы формировать у читателя очень определен­ный образ себя. Его «История» изложена в виде писем к некоему воображае­мому другу, чему не было прецедентов в мировой культуре: «…после утешения в личной беседе я решил написать тебе, отсутствующему, утешитель­ное послание с изложением пережитых мною бедствий, чтобы, сравнивая с моими, ты признал свои собственные невзгоды или ничтожными, или незначи­тельными и легче переносил их».

Цитата

«Однако теперь сатана воздвиг на меня такое гонение, что я не нахожу себе места, где бы я мог успокоиться или даже просто жить; наподобие проклятого Каина я скитаюсь повсюду, как беглец и бродяга. Меня, как я уже сказал выше, постоянно мучат «извне нападения, внутри — страхи», беспрестанно терзают и внешний, и внутренний страх и борьба».  Пер. В. Соколова.

Где читать

Пьер Абеляр. «История моих бедствий». Пер. В. Соколова.

Что читать еще

Жанна Бурен «Премудрая Элоиза» и Мэрион Мид «Похищенный рай» («Stealing Heaven»). Оба рома­на пытаются взглянуть на историю Абеляра, изложенную в его автобио­гра­фии, глазами его ученицы, впоследствии жены. Французская писатель­ница Жанна Бурен сочинила воспоминания аббатиссы Элоизы, осмысляющей на смерт­ном одре события, которые привели ее в оби­тель Параклет. А феми­нист­ский роман американки Мэрион Мид пронизан духом бунтарства против устоявшейся системы общественной жизни.

Когда

Точное время создания неизвестно. Возможно, предание восходит к первым поколениям скандинавских династий, правивших на Британских островах. Единственный персонаж поэмы, который безусловно существовал, — король гаутов Хигелак (Хюйхелак), умерший в начале IV века. Соответственно, дошедшая до нас версия «Беовульфа» могла сложиться в VIII веке в Восточной Англии или Мерсии. Единственный манускрипт, в котором «Беовульф» дошел до эпохи Возрождения, — кодекс Ноуэлла — датируется примерно 1000 годом, иногда предлагается более детальная датировка выполнения манускрипта — между 975 и 1025 годом. Существование кодекса впервые фиксируется в эпоху Возрождения, затем — в XVIII веке. Первое издание вышло только в 1815 году с переводом на латынь.

Язык

Древнеанглийский.

Автор

Не установлен.

Исторический контекст

В 407 году римляне оставляют Британию. Германцы — англы, саксы, юты — оттесняют коренных жителей Британии в Галлоуэй, Уэльс и Корнуолл. Среди германских королевств в Британии выдвигается «гептархия» (семицарствие): Кент, Эссекс, Уэссекс, Суссекс, Нортумбрия, Мерсия и Восточная Англия. Верховенство переходит от одного королевства к другому. В VI веке папа Григорий Великий посылает в Кент миссию для обращения англосаксонских королевств в христианство.

Английское монашество приобретает вес на Западе. В 781 году нортумбриец Алкуин становится наставником императора Карла Великого, обучает знатную молодежь, вводит в школах империи англосаксонскую систему.

В VII–VIII веках Нортумбрия, затем Мерсия захватывают лидерство в гептар­хии. Но в конце VIII века на Британских островах высаживаются викинги-даны — война ослабляет Нортумбрию и Мерсию. Король Уэссекса Альфред Великий побеждает данов в битве при Этандуне (878) и проводит в Англии серьезные реформы.

Альфред поощряет переводы с латыни на англосаксонский (древнеанглийский) язык — возможно, даже переводит сам: «Диалоги» и «Пастырское правило» Григория Великого, «Об утешении философией» Боэция, «Монологи» Блажен­ного Августина, первые 50 псалмов Псалтири, фрагменты библейской Книги Исход. Политику Альфреда продолжают в IX–X веках короли Эдуард, Этель­стан и Эдгар. С их правлением связаны церковные реформы святого Дунста­на — начинается новый этап развития английского монашества, сопровождаю­щийся распространением латинских и английских манускриптов.

Но преемники Альфреда не могут сдержать натиск данов с моря. В 1013–1017 годах король данов Свен Вилобородый и его сын Кнуд Великий завоевы­вают Англию. Только в 1042 году последний король уэссекской династии Эдуард Исповедник восходит на английский трон.

Парадоксально, но в древнеанглийском эпосе Англии нет. Герои «Беовульфа» — не англы и саксы, а даны, шведы, гауты (точно не известно, кто это — готы острова Готланд или Южной Швеции, юты Ютландского полуострова…).

Литературный контекст

В «Беовульфе» активно используются кеннинги — архаические иносказатель­ные определения: например, «пряха согласия» — женщина, «дорога китов» — море. Имя Беовульф, по наиболее распространенной версии, означает «волк пчел», то есть медведь.

В поэме языческий мир описывается христианином. Единственное истори­ческое лицо — конунг Хигелак, погибший в начале IV века, когда скандинавы были язычниками. Они будут крещены лишь четыре или пять столетий спустя. В «Беовульфе» упоми­наются языческие обряды — с явно христианскими комментариями. Имя Христа в тексте ни разу не появляется, но идея всемогущего Бога постоянно присутствует. Вышедший из языческой традиции текст без прямой «пропаганды» вписывается в христианскую этику: сила Беовульфа дана от Бога, именно поэтому он один может победить чудовище Гренделя и его мать. Они в поэме не просто хтонические монстры, а потомки Каина (бывшие люди) и адские призраки (демоны). Дракон, как подметил Дж. Р. Р. Толкин, тоже враг рода человеческого, но более «древний и стихий­ный», чем монстры из первой части. Поэтому победа над более близкими человеку врагами «перечеркивается поражением в битве с врагом более древним и стихийным».

Жанр

Эпическая поэма. С этим определением был не согласен Толкин, говоривший, что «Беовульф» не эпос и не «песнь», а скорее элегия, героико-элегическая поэма или прелюдия к погребальной песне, которая поется в финале.

Возможно, «Беовульф» — версия долгой эпической традиции, восходящей к правлениям на британской территории первых династий данов и шведов. Многие ученые, среди которых был и Толкин, считают, что текст «Беовульфа» оформился в VIII веке. Составитель кодекса на заре XI века, вероятно, считал поэму рассказом о необычайных приключениях: она была включена в рукопис­ную книгу вместе со староанглийскими переводами «Мученичества святого Христофора, великана», «Чудес Востока», предпола­гаемого письма Александра Македонского к Аристотелю и переложением библейской Книги Юдифи.

О чем

На дворец конунга данов Хродгара ночами нападает чудовище Грендель, пожирающее воинов. Храбрец Беовульф из народа гаутов приплывает на помощь. Ночью является Грендель, но Беовульф вырывает ему руку, и тот, смертельно раненный, скрывается в болотах. Даны ликуют, однако ночью на дворец нападает мать Гренделя. Воины наутро идут по ее следу до побе­режья. Беовульф схватывается с противницей на дне морском, завладевает мечом гигантов и убивает ее. Простившись с Хродгаром, гауты возвращаются к своему конунгу Хигелаку. Вскоре тот погибает, Беовульф становится конунгом и правит до старости. Тогда в его землях объявляется дракон — хранитель заклятого клада. Один слуга украл оттуда чашу. Разъяренное чудовище начинает жечь жилища гаутов и в конце концов сжигает дворец Беовульфа. Конунг выходит на бой, предчувствуя гибель. Из дружины только юный Виглаф бросается ему на помощь в драконье пламя. Чудовище впивается в горло конунгу ядовитыми зубами. Виглаф поражает дракона мечом в горло, а раненый Беовульф вспарывает ему утробу. Умирая, Беовульф называет Виглафа своим наследником, просит показать ему драконьи сокровища и похоронить его в кургане, видном с моря. Его кладут на погребальный костер вместе с кладом. Гауты предчувствуют тяжелые времена.

Яркий герой

Реальное существование Беовульфа не дока­зано, при этом в поэме он называ­ется племянником конунга Хигелака, истори­ческого лица. Беовульф родом с юго-запада современной Швеции. Ему доводилось побеждать гигантов и подводную нечисть еще до прибытия в земли Хродгара, так что он молодой, но опытный воин. Во второй части он старый конунг, щедрейший из земных владык, любящий свой народ, — так поют о нем гауты в погребальной песне. Беовульф, как и другие герои древних языческих песен, наделен необычайной силой и мужеством и является образцом для других. Но в мире, переживающем переход от язычества к христианству, эта «сверхчеловеческая» фигура делает выбор между добром и злом, сражаясь только против чудовищ и побеждая их с помощью Бога, который показан в поэме и как всемогущий Создатель (христианское толкование), и как «ткач удачи» (языческий след). Гауты изначально считали Беовульфа слабым и обходили почестями, потому что он ни к кому не питал злобы. Это можно толковать и как типичный мотив древнего героя, не отличавшегося крепостью в юности, и как христианскую добродетель кротости, дающую Беовульфу сверхъ­естественные силы в битвах с монстрами. Прославившись, он сохраняет безукориз­ненную верность своему конунгу, отдавая ему дары, пожалованные за победу над Гренделем и его матерью. Он считает, что и слава за эти подвиги тоже принадлежит Хигелаку. По смерти конунга Беовульф отказывается занять престол в обход его сына. Состарившись, Беовульф считает за бесчестье вести на дракона свою дружину и платит своей жизнью за избавление гаутов от дракона. Это и исполнение воли «Судьбы-владычицы» (языческий мотив), и самопо­жертвование правителя ради спасения народа (христианский мотив, напоминающий о Добром Пастыре, полагающем душу за своих овец).

Источники

Никаких достоверных «предшественников» в древнеанглийской словесности у «Беовуль­фа» не выявлено, хотя существует много версий на этот счет.

Последователи

«Беовульф» долго рассматривался только как исторический документ или образчик для изучения древнеанглийского языка. Первый, кто сказал, что «Беовульф» — произведение искусства, — Толкин. Именно его сочинения в жанре фэнтези недвусмысленно перекликаются с «Беовульфом». Эпизод с похищением чаши из драконьей пещеры и пробуждением дракона повторя­ется в «Хоббите». У Голлума есть определенное сходство с Гренделем: потеря человеческого облика, близость к водной стихии. Беорн, превращающийся в медведя, может быть связан с «медведем»-Беовульфом. В «Хоббите» намечается тема проклятого клада. Если в «Беовульфе» он нес смерть своему владельцу (общегерманский мотив), то в «Хоббите» он таит опасность «дра­коньей болезни» — нравственного падения любого, кто захочет завладеть сокровищем. Тема Кольца Всевластья тоже связана с заклятым кладом. Даже материаль­ный облик кольца перекликается с вещественным миром «Беовуль­фа», где золотые кольца ценятся особенно высоко и являются таким ценным даром в руках конунга, что их порой дробят на части и так раздаривают. В самом начале «Властелина колец» Фродо не решается уничтожить Кольцо Всевластья, восхитившись тем, как хорошо оно сделано. Само имя Фродо восходит к имени короля Фроды из «Беовульфа», так же как и имя ристанийца Эомера — к такому же имени «покровителя воителей» из эпоса. Тема оружия также часто заимствуется во «Властелине колец» из «Беовульфа». Беовульф завладевает мечом гигантов, но тот, смоченный в крови «зломерзких», тает как ледышка, и у героя остается лишь рукоятка — точно так же «нечеловеческий» клинок назгулов, ранив­ший Фродо, «тает тонким дымом». Теоден, как и Беовульф, — престарелый конунг, находящий славную смерть в неравной битве с древним злом.

В массовой культуре

Джон Гарднер в романе «Грендель» (1971) излагает события «Беовульфа» от лица Гренделя. Майкл Крайтон в «Пожирателях мертвых» (1976) использует сюжет «Беовульфа» и реально существующий арабский манускрипт, совмещая события из разных периодов, создавая своеобразную постмодернистскую научно-популярную мистификацию. Изначальная проблематика возникает из вопроса, что в «Беовульфе» является правдой, а что — позднейшими наслоениями.

Позднее Крайтон вместе с режиссером Джо­ном Мактирнаном экранизировали роман с актерами Антонио Бандерасом и Омаром Шарифом. По «Беовульфу» был снят российско-британско-американский мультфильм режиссера Юрия Кулакова (1998), главного героя озвучил Джозеф Файнс. Героя также играли Джерард Батлер («Беовульф и Грендель», 2005) и Рэй Уинстон («Беовульф», 2007). Последний — фильм Роберта Земекиса, в котором также снялись Энтони Хопкинс, Анджелина Джоли и Джон Малкович, — сохранил от сюжета ночные нападения Гренделя на пиршественный зал короля, проникновение в жилище матери Гренделя, поединок с драконом и, если не придираться к деталям, золотую чашу, а остальное, несмотря на попытку аутентичного антуража, к эпосу отношения не имеет.

Новизна

«Беовульф» — древнейшая эпическая поэма европейского Средневековья на народном языке, дошедшая до нас полностью. Кроме того, это уникальный памятник языческого происхождения, записанный, а может быть, и оформив­ший­ся в христианскую эпоху и зафиксировавший эту христианизацию. В «Беовульфе», в отличие, например, от «Старшей Эдды», и языческие, и христианские элементы очевидны и сбалансированы — одни не заглушают другие.

Цитата

Истинно! исстари
слово мы слышим
о доблести данов,
о конунгах датских,
чья слава в битвах
была добыта!  Пер. В. Тихомирова.

Где читать

«Беовульф». Пер. В. Тихомирова.

Что читать еще

«Видсид» (древнеанглийская поэма, прибли­жающаяся по времени к «Беовуль­фу»; на рус­ский язык перевод сделан Владимиром Тихоми­ровым, открывшим русскому читателю «Беовульфа»); Дж. Р. Р. Толкин, «Хоббит, или Туда и обратно» и «Властелин колец»; Майкл Крайтон, «Пожиратели мертвых».

Когда

Прежде всего, следует помнить, что время записи «Старшей Эдды» и время ее создания не тождественны. Самая древняя и вместе с тем содержащая наибольшее количество эддических песен рукопись — известная как Codex Regius, или Konungsbók, «Королевская книга», — составлена около 1270 года, однако восходит, по всей видимости, к более ранним спискам. В ней содержится 11 песен о богах и 20 — о героях. Современными издателями в корпус эддических включаются еще около девяти песен, обнаруженных в манускриптах XIV–XVII веков.

Свое название — «Старшая Эдда» — эти песни получили по аналогии с «Эддой» Снорри Стурлусона, своего рода учебником для поэтов, составленным в начале 1220-х годов, в котором Снорри обильно приводит древние скандинавские стихи и мифы. Когда в 1643 году в руки исландского епископа и антиквара Бриньольфура Свейнссона попал Codex Regius, он решил, что это и есть источник знаний Снорри, старшая «Эдда». Есть несколько версий происхожде­ния этого слова, ни одна из которых, впрочем, не находит безусловного под­тверждения: буквальное его значение — «прабабушка»; его также пытаются возводить к слову óðr — «искусство поэзии», названию хутора Одди, где рос Стурлусон, или к латинскому editio, «издание».

Если в том, что касается записи «Старшей Эдды», у нас есть хоть какие-то ориентиры, то о времени ее создания говорить гораздо труднее. В первую очередь потому, что до своей записи эддические песни, подобно любому эпосу, существовали в устной среде, как бы пересоздаваясь заново при каждом исполнении. В них как встречаются очень архаичные сюжеты и герои, восходящие ко времени Великого переселения народов (то есть IV–VII векам), так и заметно влияние христианства.

Язык

«Старшая Эдда» была записана на древне­исландском языке. Орфография Codex Regius, самой древней и вместе с тем содержащей наибольшее количество эддических песен рукописи, свидетельствует о том, что она была составлена после 1250 года и что ее составитель опирался на уже существующие тексты: около 1250 года особенности написания в исланд­ских рукописях заметно меня­ются, и писец невольно смешивал привычные ему новые нормы со стары­ми, которые он видел в переписываемых текстах. Песни «Эдды» существовали задолго до своей записи, однако на основании языка дошедших до нас текстов можно сказать лишь, что он не древнее X века.

Кроме того, характер древнеисландского языка, вероятно, повлиял на компо­зицию «Эдды». Так, в древнеанглийском «Беовуль­фе» традиционно насчи­тывается 3182 стиха, в германской «Песни о Нибелунгах» — в три раза больше, в то время как только две эддические песни переходят за сто строф (в основ­ном от двух до восьми стихов в каждой). Как при описании гибели мира в «Прори­ца­нии вёльвы», так и при описании распри в любой родовой саге исландский язык тяготеет к концентрированному, лаконич­ному изложению.

Автор

«Старшая Эдда» является продуктом коллек­тивного творчества, и индивиду­аль­ного автора в современном понимании слова у нее нет. Попытки установить составителя Codex Regius также ни к чему не привели. Некоторое время эта роль приписывалась глубоко почитавшемуся исландскому священ­нику и ученому Сэмунду Мудрому (1056–1133): так, открыватель Codex Regius Бриньольфур Свейнссон не сомневался, что держит в руках именно сочинение Сэмунда. Несмотря на то что название за песнями закрепилось, версия об автор­­стве Сэмунда была впоследствии признана несостоятельной.

Исторический контекст

Вторая половина XIII века была трагическим временем для Исландии. Тенденция к сосре­до­точению власти в руках немногих могущественных предводителей существо­вала еще с середины XI века, однако в это время она стала уже разрушительной. Страной управляли несколько кланов, из которых наибольшей мощью обладали Люди из Ястребиной долины (Haukdælir) на юго-западе страны, Люди из Одди (Oddaverjar) на юге, Люди со Свиной горы (Svínfellingar) на востоке и юго-востоке и, наконец, Стурлунги (Sturlungar), контролировавшие запад и северо-восток Исландии. За помощью в междоусоб­ных распрях они часто обращались к норвежскому конунгу, который охотно ее предоставлял в обмен на лояльность. В результате в 1264 году Исландия стала частью Норвегии. По всей видимости, эта тревожная атмосфера второй половины XIII века стала мощным стимулом для того, чтобы, записывая саги, древние песни и генеалогии своих предков, задуматься о собственной истории и идентичности.

Литературный контекст

Век саг (Sagaöld) — период от конца ­IX до се­редины XI века — воспринимался исланд­цами XIII столетия как золотой век. Но если смотреть из современности, таковым кажется уже сам XIII век: древнеисландская словесность переживала в это время невероятный расцвет, который не ограничивался каким-либо одним жанром.

Примерно за 50 лет до составления крупнейшей рукописи «Старшей Эдды», Codex Regius, Снорри Стурлусон завершает работу над своей «Эддой» (состав­ленный около 1220 года учебник поэтического искусства), а еще через 10 лет — над «Кругом земным», собранием саг о норвежских конунгах. «Круг земной» стал уже третьим подобным сборником: были еще «Красивая кожа» («Fagrskinna») и «Гнилая кожа» («Morkinskinna»), записанные около 1220 года и послужившие источниками для Снорри, — и после него интерес к королев­ским сагам у исландцев ослабевает.

Однако не останавливается запись самых известных и, пожалуй, самых своеобразных памятников исландской прозы — родовых саг (то есть рассказов о славных событиях века саг, IX–XI веков): она продолжалась весь XIII век. Во второй его половине растет популярность саг о древних временах (то есть о событиях, происходивших до заселения Исландии, — из-за древности и географической удаленности в них встречаются фантастические существа и сюжеты) и современности (то есть о событиях, в которых сам составитель мог принимать участие; самый выдающийся пример — «Сага об исландцах» Стурлы Тордарсона). Тогда же продолжают появляться саговые адаптации западноевропейских произведений — от житий до сказаний о Карле Великом. Приблизительно 1275 годом датируется старейший из дошедших до нас полных списков «Книги о занятии земли» — обширного описания заселения Исландии, в котором рассказывается о более чем 3000 поселенцев. Развивалась и скаль­дическая поэзия. Она отличается от эддической тем, что, во-первых, это авторская поэзия; во-вторых, такие стихи слагаются всегда в связи с определенным событием (например, похвала конунгу или, наоборот, поношение кого-либо); наконец, ее размеры гораздо более сложны и разнообразны.

Жанр

«Эдда» представляет собой не один последо­вательный эпический текст (как, например, «Беовульф» или «Илиада»), а собрание достаточно разнородных песен, объединен­ных тем не менее стилистикой, тематикой и персонажами. «Эдда» — это одновременно и рассказ о древнескандинавском пантеоне, и базовые сведения об устройстве мира (в песнях о богах), и рассказ о судьбах общегерманских героев, например Сигурда (в, соответственно, песнях о героях). Так, например, наиболее известная из эддических песен, «Vǫluspá» («Прорицание вёльвы»), — это монолог прорицательницы, описывающий всю историю мира от его создания до гибели и второго рождения; «Lokasenna» («Перебранка Локи»), в которой Локи, не стесняясь в выражениях, критикует других богов, близка к драматическим произведениям, тогда как «Gróttasöngr» («Песнь о Гротти»), по-видимому, связана с песнями, исполняемыми за рабо­той. Вообще, важно помнить, что «Эдда» потому и делится на песни, что они, скорее всего, подразумевали устное исполнение при определенной аудито­рии — разнообразие ситуаций, в которых эти песни могли исполняться, повлекло за собой разнооб­разие и жанровое. Неизвестно при этом, воспроизво­дились ли таким же образом и прозаические вставки или они были добавлены позднейшими переписчиками.

О чем

Остается неясным, дошли ли до нас все эддические песни. Что же касается тех, что есть в нашем распоряжении, то они не образуют сюжетного единства: это собрание достаточно разнородных эпических сказаний, условно объединенных под названием «Старшая Эдда». «Эдда» разделяется на песни о богах и героях. В центре внимания первых — сакральное знание о мире, причины всех вещей и их названия; зафиксированные в емких формулировках нормы поведения (почти полностью из них состоит «Hávamál» — «Речи Высокого»), а также борьба богов с мировым злом, никак не способная тем не менее предотвратить гибель мира. Вторые сосредоточены в основном на судьбах общегерманских героев: Сигурда, Брюн­хильд, Гудрун, Атли, Хельги. Сказания о них сложились изначально не в Сканди­навии, а на рейнских землях, однако в северной тради­ции они примечательным образом изменились. Так, например, гораздо боль­ший вес приобрели родственные связи между героями: Сигурд обзавелся братом, Хельги (Хельги, сын Хьёрварда, первона­чально был героем отдельного сказания, однако в скандинавской традиции он становится сыном Сигмунда из рода Вёльсунгов и, соответственно, братом Сигурда), а его предки, Вёльсунги, — историей, восходящей к верховному богу Одину; Брюнхильд становится сестрой Атли (считается, что прообразом Атли был гуннский вождь Аттила), и это коренным образом меняет смысл драматической развязки: Брюнхильд совершает самоубий­ство после смерти Сигурда, виновниками которой были братья Гудрун — жены Сигурда, после его смерти вышедшей замуж за Атли. Атли теперь убивает братьев Гудрун, осуществляя кровную месть за сестру, на что Гудрун также отвечает кровной местью за братьев: она угощает мужа мясом их детей, а затем устраивает пожар, в котором погибает сам Атли.

Яркий герой

Примечательно, что и в исландских сагах, и в песнях «Эдды» фигуры ярких и реши­тельных женщин — не исключение. Одной из них является Брюнхильд. Эддическая традиция отождествила ее образ с образом валькирии Сигрдривы (по-видимому, первоначально Сигрдрива была отдельным персонажем в цикле о Сигурде), которую верховный бог Один поразил шипом сна и обрек на смерт­ное существование за то, что она принесла удачу в битве не тому конунгу, чьей победы он желал. Один поместил Брюнхильд на горе Хиндарфьялль за стеной щитов, и только тот, кто не знает страха, мог освободить ее. Это было суждено герою Сигурду; при первой встрече они обменялись брачными клятвами и провели три ночи вместе, разделенные мечом. Затем жена бургундского короля Гримхильд поит Сигурда медом забвения, и тот соглашается жениться на ее доче­ри Гудрун; брат же Гудрун Гуннар меняется обличьем с Сигур­дом и женится на Брюнхильд. Узнав, что и она, и Сигурд нарушили свои брачные клятвы, Брюнхильд заставляет своего мужа убить Сигурда, а затем бросается на меч сама, чтобы последовать в скандинавский мир мертвых Хель вслед за Сигурдом.

Источники

Истоки эддической традиции — в общей германской культуре, поэтому парал­лели многих сюжетов из «Эдды» встречаются в различных более древних и внесканди­навских произведениях: о Зигфриде — убийце дракона, губитель­ном золоте и гибели Бургундского королевства рассказывается (хотя и совсем иначе) в «Песни о Нибелунгах»; по меньшей мере с IX века в Скандинавию дохо­дят немецкие сказания о короле Тидреке Бернском (чьим прототипом был остготский вождь, а впоследствии король Италии Теодорих Великий (493–526); Ёрмунрекк (его прото­типом был остготский король Эрманарих), Вёлунд, Сигмунд и Синфьотли упоминаются в древнеанглийских памят­никах — поэмах «Беовульф», «Деор» и «Видсид». Некоторые песни «Эдды» (к примеру, «Песнь о Хюмире») подверглись заметному стилистическому влиянию местной скаль­дической поэзии, которое выразилось в насыщении их большим количе­ством кеннингов — иносказаний, главного формального приема скальдической поэзии, который заключается в замене обычного названия предмета или чело­века конструк­цией типа «секира» — «великанша щита». Христианство и запад­но­европейская лите­ратура также повлияли на «Эдду»: 38–39-я строфы «Прорицания Вёльвы» вдохновлены, вероятно, представлением об аде, а содер­жание «Третьей песни о Гудрун» и отчасти «Речей Высокого» — народными балладами и западноевропейской дидактической литературой соответственно.

Последователи

Песни «Эдды» гораздо старше первой руко­писи, по которой они стали нам известны: задолго до своей записи они существовали в устной среде. Поэтому уже самая ранняя скальдическая поэзия использует сюжеты эддических песен: Браги Старый (IX век), считающийся первым скальдом, в своей «Драпе о Рагна­ре» описывает щит, на кото­ром изображены битва бога-громовника Тора с мировым змеем и поездка сыновей Гудрун к Ёрмунрекку (его прототипом был остготский король Эрманарих). И не только ранняя: «Старшая Эдда» была тем материа­лом, который сформировал образность скальдической поэзии на многие столетия. Проще всего в этом убедиться, открыв написанную Снорри Стурлусоном «Младшую Эдду», его учебник для поэтов, который почти полностью построен на пересказе древней мифологии: в разделе под названием «Язык поэзии» он объясняет, почему, к примеру, золото в стихах называют «ноша Грани» (Грани — имя коня Сигурда), а море — «кровь Имира» (Имир — первый великан, из тела которого был создан физический мир), и т. д. Редкие сообщения в сагах позволяют нам увидеть, что мифо­логическое знание было вполне привычным не только поэтам: в «Саге о фарерцах» мальчик показывает матери, как он выучил молитву «Кредду» (название, по-видимому, образовано соединением слов credo и Edda — впрочем, ни к «Символу веры», ни к «Эдде» содержание молитвы отношения не имеет), а в «Саге о Стурлунгах» женщина угрожает отцу Снорри Стурлусона выбить ему глаз и сделать его похожим на Одина.

В массовой культуре

Уже существует внушительный список многочисленных реинкар­наций древне­скандинавских богов и героев в современной культуре. Приме­чательно, что большая часть из перечисленного в нем не сканди­навского происхождения. Так, большинство современ­ных поклонников поп-культуры знают о боге-громовержце Торе и других божествах пантеона не из исландских источников, а из комиксов и фильмов Marvel.

В дополнение к нему — испол­нение исланд­ской группой Sigur Rós (совместно с другими исланд­скими музыкантами и обществом Ásatrú («Вера в асов»), которое выступает за возрождение древнескандинавских пантеистических верований, составлен­ной в XVII веке в эддическом стиле «Предваряю­щей песни». У ансамбля Sequentia также есть своя интерпретация того, как могли звучать, к примеру, «Сны Бальдра».

Новизна

Значительная часть сюжетов, мотивов и ге­роев была унаследована «Эддой» от общей германской традиции; присутствуют в ней и исключительно скандинавские (и исклю­чительно исландские) элементы. Ценность ­«Эдды» не в том, что одного или другого в ней больше или меньше, а в том неповто­римом своеобразии, с которым и то и другое было превращено в рассказы об устройстве мира и великих героях прошлого, ставшие неотъемлемой частью скандинавской культуры.

Цитата

Трепещет Иггдрасиль,
ясень высокий,
гудит древний ствол,
турс вырывается.
Гарм лает громко
у Гнипахеллира,
привязь не выдержит —
вырвется Жадный.
Ей многое ведомо,
все я провижу
судьбы могучих
славных богов.
Хрюм едет с востока,
щитом заслонясь;
Ёрмунганд гневно
поворотился;
змей бьет о волны,
клекочет орел,
павших терзает;
Нагльфар плывет.
С востока в ладье
Муспелля люди
плывут по волнам,
а Локи правит;
едут с Волком
сыны великанов,
в ладье с ними брат
Бюлейста едет.
Что же с асами?
Что же с альвами?
Гудит Ётунхейм,
асы на тинге;
карлики стонут
пред каменным входом
в скалах родных —
довольно ли вам этого?
Сурт едет с юга
с губящим ветви,
солнце блестит
на мечах богов;
рушатся горы,
мрут великанши;
в Хель идут люди,
расколото небо.
Настало для Хлин
новое горе,
Один вступил
с Волком в сраженье,
а Бели убийца
с Суртом схватился, —
радости Фригг
близится гибель.
Гарм лает громко
у Гнипахеллира,
привязь не выдержит —
вырвется Жадный.
Ей многое ведомо,
все я провижу
судьбы могучих
славных богов.  «Прорицание вёльвы», 47–54. Пер. А. Корсуна.

Где читать

«Старшая Эдда». Пер. А. Корсуна с комм. М. Стеблин-Каменского.

Что читать еще

Скальдическую поэзию: это разнообразная и сложная поэзия отдельных сканди­навских, преимущественно исландских авторов.

Родовые саги: прозаические (впрочем, часто перемежающиеся стихотворными строфами) повествования о выдающихся исландцах конца IX — начала XI века, потрясающие своей простотой, непосредственностью, но вместе с тем и мастерством изложения, и глубиной драматической напряженности.

«Младшую Эдду»: в ней содержится наиболее цельное из доступных нам изложение древнескандинавской мифологии. К тому же, если вы хотите узнать, как правильно слагать скальдические стихи, вам точно стоит прочесть «Младшую Эдду».

«Песнь о Нибелунгах»: средневековый немецкий эпос, составленный в самом начале XIII века (то есть приблизительно за 70 лет до составления Codex Regius). И «Песнь о Нибелунгах», и «Старшая Эдда» основаны на одной традиции (и делят набор главных героев) — примечательно, как по-разному они ее перерабатывают.

«Беовульфа»: самый известный памятник древнеанглийской эпической поэзии, составленный, предположительно, в VIII веке. Век спустя Алкуин, выдающийся англосаксонский богослов, упрекал монахов в том, что благочестивым размышлениям во время трапез они предпочитают песни о германском герое, — история Беовульфа действительно стоит прочтения.

«Калевалу»; «Махабхарату»: если вам понравился германский эпос, то, возмож­но, вам захочется познакомиться и с пред­ставителями карело-финской и древне­индийской эпических традиций.

Когда

«Песнь о Роланде» — эпическое произ­ведение, которое существовало в устной форме и активно развивалось в течение нескольких столетий: с конца VIII века по XIII век. Сохранилось девять основных рукописей, датируемых XII–ХIV века­ми. Самая ранняя, обнаруженная в Оксфорде, относится примерно к 1170 году. Однако она не является эталонным текстом. Поскольку эпическая поэзия живет в вариантах, «Песнь о Роланде» — это совокупность всех когда-либо случившихся исполнений этого произведения. Рукописи, которые мы имеем, фиксируют лишь их малую толику, подводная часть этого эпического айсберга от нас скрыта. Отголоски преданий о Роланде зафиксированы в фольклоре вплоть до XIX века.

Язык

«Песнь о Роланде» создана на старофран­цузском языке; в ней встречается много архаических слов и формул, которые сохранялись в неизменном виде в течение столетий. Она делится на так называемые лессы — небольшие строфы, объединенные не рифмой, а ассонансами, то есть повторением ударных гласных в конце каждой строки. Поэма исполнялась под музыку.

Автор

«Песнь о Роланде» — анонимное произ­ведение. Каждый из исполнителей вносил свою лепту в ее создание, однако ощущал себя не автором, а верным хранителем традиции, без искажений передающим предание об исторических событиях времен Карла Великого (VIII век). Имя Турольда, которое возникает в последней строке Оксфордской рукописи, по мнению совре­мен­ных ученых, принадлежит переписчику, а не автору, как считал французский медиевист Жозеф Бедье (1864–1938).

Исторический контекст

Исторические события, о которых идет речь в «Песни о Роланде», относятся к 778 году — времени правления Карла Великого. Он стремился к завоеванию многих земель и созданию империи франков на западе Европы, наподобие Римской империи. В частности, Карл Великий, призванный на помощь одним из арабских князей, предпринял поход в Испанию, однако потерпел там неудачу. На обратном пути его арьергард, в котором находились заложники, был перебит в Пиренеях гасконцами, наваррцами или басками, чью столицу, Памплону, он разгромил по пути в Испанию (в тексте противники франков превратятся в сарацинов). В XII веке Франция активно участвовала в Крестовых походах, что активизировало тему противостояния христиан и мавров. С дру­гой стороны, это эпоха крайней степени феодальной раздробленности, проти­во­стояния крупных сеньоров и французского короля, чей феод в Иль-де-Франс был гораздо меньше, чем владения некоторых его противников. Судя по всему, именно в этот период в «Песнь о Роланде» был введен образ Ганелона, отчима Роланда, и сюжет о предательстве им интересов короля и Франции.

Литературный контекст

В течение VIII–XI веков народные эпические поэмы, наряду с народной лири­кой и отдельными религиозными жанрами (житиями и кантиленами в честь святых), оставались единственными произведениями, созданными на фран­цузском языке. Они существовали исключительно в устной форме. Функции письменного языка в Западной Европе выполняла в эти века исключительно латынь. Однако в XII веке во Франции появляется первый письменный жанр на французском языке — роман. Он многое заимствует у народного эпоса, в первую очередь идеал храброго воина, понятия рыцарской доблести и чести. Однако рыцарский роман воплощает сословные представления феодалов и рыцарей, тогда как в эпических поэмах проявляются более широкие демокра­тические взгляды, хотя главные герои и занимают высшие ступени социальной иерархии.

Жанр

«Песнь о Роланде» — классический образец французского героического эпоса. Жанр эпической поэмы — устный аналог лето­писей. В ней хранится важнейшая инфор­мация об истории героя, рода, государства. И сказители, и слушатели были убеждены, что все случилось именно так, как о том рассказано в песне, — в отличие от авторов романа, которые сознательно прибегали к вымыслу. Эпические песни объединялись в циклы. «Песнь о Роланде» можно отнести сразу к двум — циклу Карла Великого (и его потомков Каролингов) и циклу о восставших (неверных) баронах. Народную героическую поэму называют жеста (chanson de geste), что на французском означает «песнь о деяниях».

О чем

Карл Великий отвоевал у мавров всю Испа­нию, кроме Сарагосы. Царь Марси­лий решает обманным путем заставить его уйти во Францию и обещает кре­ститься. Карл держит совет с баронами: кого отправить с ответным посоль­ством к маврам. Вызы­вается племянник Карла Роланд, но Карл не соглашается, и Роланд предлагает своего отчима Ганелона. Тот принимает это в штыки и клянется отомстить пасынку. Выполняя волю Карла, Ганелон отправляется к Марсилию и, передав ему наказ импера­тора, договаривается о том, что мавры нападут на арьергард франков, где будет ехать Роланд. В Ронсевальском ущелье Роланд видит полчища мавров. Его друг, разумный Оливье, уговаривает Ролан­да протрубить в рог, чтобы Карл вернулся с войском и спас отряд из лучших воинов Франции. Однако Роланд отказывается вовремя это сделать, чтобы не опозорить свой род и свое доброе имя, и тем самым обрекает на гибель весь арьергард и себя. Отомстив маврам, Карл с помощью судебного поединка доказывает вину Ганелона и казнит его.

Яркий герой

Роланд — наиболее сложный образ поэмы. В ней он назван племянником Карла, хотя в хрониках странным образом не упомина­ется. Существует гипотеза, что он был плодом инцеста — сыном Карла и его сестры Гислы. Это подтверждается умолчанием того, кто же был матерью Роланда. Если учесть, что в архаическом сознании правители и герои равносильны богам и обязаны нарушать табу, предписанные людям, понятно, почему Роланд занял ведущее место в народной поэме. Он изображен как бесстрашный и могучий герой, любимец Карла, его верный вассал. Но образ его глубоко трагичен. Не желая проявить трусость и поступиться своей честью — что немыслимо для воина-героя, он становится причиной гибели цвета франкского войска: двенадцати пэров, архиепископа Турпина и своего лучшего друга Оливье. Сохранить высо­кий статус героя Роланд может лишь своей гибелью. Хотя на нем нет ни еди­ной раны, он умирает, ложась лицом к врагам, с которыми он боролся до самого конца. Его знаменитые атрибуты — рог Олифант и меч Дюрандаль.

Источники

Это самый ранний образец французского героического эпоса, которым мы располагаем, о его источниках нам ничего не известно.

Последователи

«Песнь о Роланде» послужила источником для создания итальянской рыцар­ской поэмы эпохи Возрождения — «Влюбленного Роланда» Маттео Боярдо и «Неистового Роланда» Лудовико Ариосто. В ХХ веке ею вдохновлялись Марина Цветаева (стихотворение «Роландов рог») и италь­янский прозаик Итало Кальвино (трилогия «Наши предки»).

В массовой культуре

В 1978 году французский режиссер Франк Кассенти снял фильм «Песнь о Ролан­де», в котором труппа бродячих актеров XII века разыгрывает сцены из поэмы, попадая в разные истории. В сериале Клайва Доннера «Карл Вели­кий» (1993–1994) присутствует эпизод с Ронсевальским сражением, в котором участвует Роланд.

Новизна

В «Песни о Роланде» впервые представлены образы идеального правителя и верного вассала, концепт единой «милой Франции», идея победы христианской веры над сарацинами.

Цитата

Разумен Оливье, Роланд отважен,
И доблестью один другому равен.
Коль сели на коня, надели панцирь —
Они скорей умрут, чем дрогнут в схватке.
Их речи горды, их сердца бесстрашны.  Пер. Ю. Корнеева.

Где читать

Существует три перевода «Песни о Роланде» на русский язык, каждый из них имеет свои достоинства и недостатки, наиболее доступен первый:

Песнь о Роланде. Пер. Ю. Корнеева.
Песнь о Роланде. Пер. Ф. де ла Барта.
Песнь о Роланде. Пер. Б. Ярхо.

Что читать еще

Если понравилось, читайте песни из цикла о Гильоме Оранжском — верном вассале Карла Великого и воителе за веру (помещен­ном Данте в рай за эти достоинства), на русский язык переведены шесть поэм, посвященных ему, а также наиболее выдающиеся образцы зрелого средневе­кового эпоса Испании («Песнь о моем Сиде») и Германии («Песнь о Нибе­лунгах»), типологически схожие с «Песнью о Роланде».

Когда

Староиспанская «Песнь о моем Сиде» дошла в единственной рукописи XIV века; в манускрипте есть пропуски — первый лист и два листа в середине. Кодекс (Vitr.7–17) находится в плохом состоянии: с XVI века его не раз подвергали воздействию химических реактивов, пытаясь прояснить непонят­ные места. До 80-х годов XX века считалось, что год, обозначенный в финале поэмы, указывает на время создания копии — «mill y C.C.  хL.v años», а интер­вал между цифрами вызван затертостью третьей С и поэтому дату следует читать как MCCCXLV (1307 год; 1345 год по испанской системе летоисчисле­ния). Использование последних технических новшеств показало, что пробел в рукописи был с самого начала: он вызван дефектом пергамена. Теперь поэму датируют 1207 го­дом, хотя неясно, является ли эта дата годом создания текста или только одной из его редакций. Возможно, «оригинальный текст» или ран­няя устная версия песни возникли в середине XII века. Поэма была обнару­жена в 1775 году в испанском монастыре Санта-Клара-де-Бивар и впервые опубликована в «Собрании кастильской поэзии до XV века» в 1779 году.

Язык

«Песнь о моем Сиде» написана на староис­панском языке, или, как его называли в то время, romance (романский). Язык этот еще в XII веке был преимуществен­но устным и почти не знал письменной фиксации. Сохранившийся текст отражает языковую норму рубежа XII–XIII веков. Обычно издатели песни, отойдя от точного графиче­ского воспроизведения памятника, приводят его внешний вид в соответствии с орфогра­фической системой ХIII века (так называе­мой альфонсовой).

Автор

«Песнь о моем Сиде» анонимна, однако проблема авторства остается открытой. Ее решение зависит от того, считать ли поэму плодом устного сказительского искусства или письменным произведением автора. В первом случае считается, что автор безымянен, а известный нам текст пред­ставляет собой лишь одно из звеньев в устной традиции бытования песни, однажды записанной с голоса хуглара (так в Кастилии называли странствующих музыкантов-исполнителей; два последних стиха принадлежат хуглару). Во втором случае ищут того, кто мог бы быть автором поэмы, или уточняют, как она была написана. Предпола­гают даже, что авторов могло быть несколько (два, а то и три): так разнятся между собой две части песни. Есть версия, что автором поэмы следует считать некоего Пера Аббата, упомянутого в строке 3732, который, возможно, был клириком и законником из Бургоса. Однако в песни сказано, что Пер Аббат был тем, «кто записал эту книгу» («quien escrivió este libro»), что позволяет считать его простым перепис­чиком, а не создателем текста.

Исторический контекст

Деяния исторического Родриго Диаса де Би­вара, или Вивара, (ок. 1043 — 1099) по прозвищу Сид (араб. Sidi) протекали на фоне набирающей силу Реконки­сты — отвоевания земель у мавров. Решающую роль в этих событиях сыграло выдвижение Кастилии, ее объединение с Леоном, а также распад Кордовского халифата. В 1085 году Альфонсо VI отвоевал Толедо, будущую столицу Испании. Сам Родриго Диас принадлежал к леонской знати и служил вассалом кастиль­ских королей: сначала Санчо II, а после его смерти — Альфонсо VI. Известно, что исторический прототип Родриго одно время воевал на службе у мавританских эмиров Сарагосы, много враждовал с барселонскими графами и кастильской знатью. «Песнь о моем Сиде» начинается в родных местах героя — в Биваре и Бургосе, да и вся география поэмы отражает реальные мавританские походы Сида в земли Сарагосы и Валенсии. Исторична и главная победа — отвоевание Валенсии у берберских племен альморавидов, пришедших на помощь эмирам Испании. Арабский историк Ибн Бассам так описал Сида в своей хронике: «Человек этот, бич своего времени, по любви своей к славе, мудрой твердости характера и героической доблести был одним из чудес Аллаха».

Литературный контекст

До конца XII века письменная литература в христианской Испании остается преиму­щественно латинской. Это религиозная поэзия, поэмы о военных событиях (например, «Песнь о взятии Альмерии», 1148), хроники («Нахерская хроника», «Компостельская исто­рия»). На латынь переводятся ученые и назида­тельные арабские тексты (например, «Наставление учаще­муся» Петра Альфонса, начало XII века). Первый памятник на староиспан­ском — фрагмент мистериаль­ного «Действа о царях-волхвах» (2-я поло­вина XII века). В XIII веке текстов на кастиль­ском появляется все больше. Распро­страня­ется и записы­вается устное искусство хугларов (mester de juglaría), поющих песни о деяниях древних героев. Рядом возникает ученая поэзия (mester de clerecía) на боже­ственные темы («Чудеса Девы Марии» и поэмы о святых Гонсало де Берсео; «Спор тела и души») и светские произве­дения («Книга об Александре», «Книга об Аполлонии»). В соседнюю Галисию из Прованса приходит мода на куртуаз­ную поэзию трубадуров. Под их влия­нием главным языком светской и религиозной лирики на долгие три века станет галисийско-португальский (песнопения к Деве Марии Альфонсо Х).

Жанр

«Песнь о моем Сиде» столь отлична от своих эпических предшественников и окружаю­щего ее мифологического и героического эпоса (как романского, так и общеевропей­ского), что многие ученые отказывались считать ее эпической песнью. Поэма казалась слишком историчной, герой — слишком обычным человеком. Как только не определяли поэму о Сиде — от «романи­ческой и эпизированной биографии» до «риф­мованной хроники» и «новой эпопеи». И все же основой целостности песни является традиционная для эпоса тема восстановления чести героя. Она разворачи­вается при помощи целого ряда характерных эпических мотивов: ссоры властителя и героя, ухода героя в чужое пространство, междоусобной распри, военных подвигов во имя славы и чести героя, запрета, предательства героя. Эпичность песни подтверждает также формульный стиль и чередование в поэме одних и тех же сцен: выезд на дорогу, прощания и встречи героя, предсказания, битвы с врагом, осады крепостей, поединки, дары.

О чем

Поэма начинается прощанием дворянина Сида и его дружины с родным домом. Клевета недругов вынуждает его уйти из кастильской земли. Разгне­ванный король Альфонсо шлет наказ герою покинуть Кастилию с запретом оказывать ему любую помощь. Оставив семью в монастыре и со­брав неболь­шую дружину, герой направля­ется в мавританские земли, где и совершает воинские подвиги, захватывая крепости мавров и богатую добычу. В поэме сказано, что «три года длятся его набеги», растут добыча и слава Сида. Вершина деяний Сида — взятие Валенсии и примирение с королем; в знак своего расположения тот выдает дочерей Сида за могущественных инфантов Каррионских. Если Сид смел и храбр, то инфанты оказываются трусли­выми и малодушными: прячутся под лавки ото льва, бегут во время битвы. Желая отомстить Сидовым воинам за насмешки, зятья наносят Родриго тяжкое бесчестье: по дороге в Каррион они избивают жен, бросают их в диком лесу и забирают все дары. Сид созывает кортесы (местные сословно-представи­тельные собрания) и требует у короля суда над обидчиками и отмщения в судебных поединках. Вассалы Сида одерживают победы, а новые браки дочерей с королями Наварры и Арагона укрепляют славу героя.

Яркий герой

Как и подобает герою эпоса, Сид Кампеадор (Ратоборец) смел, мужественен, отличается недюжинной силой (победил в бою 15 вои­нов) и беспримерной храбростью (усмиряет льва одним своим видом). Он владеет именным оружием (мечи Тисона и Колада) и знаменитым конем Бабьекой. В отличие от традиционных героев эпики Сид лишен волшебных и исключительных свойств, как Одиссей или Кухулин, Зигфрид или Арджу­на; он не юн и горяч, но подчеркнуто «обычен», зрел и разумен. Главная его забота — военная добыча, которую он делит со своими дружинниками и отправляет в дар королю. Сид заботится о семье, помогает своим соратникам; он великодушен к врагам и непримирим к предателям. Главная характеристика героя — «доб­рый вассал», его рыцарская преданность королю непоколе­бима. Главное внешнее отличие героя — прекрасная длинная борода, символ чести и славы героя. С возрастанием побед Сида растет и его борода. Судьба благоволит герою, его постоянные эпитеты в поэме — «в добрый час рожденный», «в добрый час мечом опоясанный».

Источники

Истоки возникновения эпических сказаний о Сиде Кампеадоре связаны, по-видимому, с устными легендами, возникшими еще при жизни и сразу после смерти героя (в частности, вокруг места погребения Родриго Диаса и его жены Химены в мона­стыре Сан-Педро-де-Карденья). Несколько раньше поэмы о Сиде были написаны латинская «Песнь о Ратоборце» (1190) и латинское жизне­описание «История Родерика» (1185–1190). Их взаимоотношения с «Пес­ней о моем Сиде» до конца не прояс­нены. Возможно, на латинские тексты повлияла более древняя версия известной нам поэмы. Основное влияние было опосредованным: в Испании XII века широко распространяются песни о дея­ниях фран­ков — жесты (chanson de geste), их заносят по паломниче­скому пути в Сантьяго-де-Компостела бродячие жонглеры. Жесты о Роланде и Карле Великом, о Гильоме Оранжском и мятежных баронах, возникшие в конце XI века, несомненно, повлияли на зарождение и распространение староис­пан­ских cantares de gesta о героях древней испанской истории (об инфан­тах Лара, о последнем короле готов Родриго и др.).

Последователи

Поэма, прославившая подвиги и имя героя, положила начало созданию леген­ды, которая в последующие два-три века приобретает вид обширного сказания о полной героических деяний жизни Сида. Складывание этого сказа­ния прохо­дит в два этапа. Первый ознаменован присоединением целого сюжет­ного цикла — предания о кастильском короле Санчо II, осаде Саморы и предатель­ской гибели короля от рук убийцы (исторический Родриго де Бивар был верным вассалом Санчо II). Второй этап связан с формиро­ванием сказания о «героической юности» Сида (с конца XIII века); оно нашло свое отражение в поздней поэме XV века «Рифмованная хроника о Сиде» (переложе­нии более ранней эпической песни «Юношеские подвиги Родриго»). Героиче­ская биография Сида продолжит жить в устных романсах конца XIV — начала XVI века.

Именно романсы о юном и дерзком Родриго, о любви к прекрасной Химене и убийстве ее отца определили дальнейшую литера­турную судьбу героя. Уже в пьесе испанского драматурга XVII века Гильена де Кастро «Юность Сида» на первый план выходит любовный конфликт. Пьеса Гильена де Кастро вдохновила Пьера Корнеля на создание его знаменитой трагикомедии «Сид» (1636).

В массовой культуре

Английский поэт Роберт Саути издал «Хронику о Сиде» (1808), переложение испанских романсов о Сиде, положив начало европейской известности героя. В 1885 году по сюжету трагикомедии Пьера Корнеля французский композитор Массне написал оперу «Сид».

Герою испанского эпоса посвящено немало возвышенных строк — в драме (Рохас Соррилья), в поэзии (Виктор Гюго, Леконт де Лиль, Эредиа, Антонио Мачадо, Эзра Паунд, Рубен Дарио).

Сид — герой фильма Энтони Манна «Эль Сид» (1961) с Чарлтоном Хестоном и Софи Лорен. Снят о Сиде и полнометражный мультфильм «Легенда о рыцаре» («El Cid: La leyenda», 2003).

Военные подвиги Сида, его слава мятежного рыцаря и победи­теля мавров сделали его непременным участником компьютерных игр (Age of Empires II: The Conquerors, Medieval: Total War, Medieval II: Total War).

В начале ХХ века испанский композитор-вагнерианец Мануэль Манрике де Лара написал оперную трилогию об испанском герое («Jimena y Rodrigo», «El cerco de Zamora» и «Mio Cid»).

Новизна

«Песнь о моем Сиде» — первый памятник испанской словесности и староис­пан­ского языка. Запись и популярность эпоса о Сиде Кампеадоре во многом определили интерес испанской историографии и литературы к старым эпическим сюжетам. Сказания о Сиде, графе Фернане Гонсалесе, инфантах Лары, графине-предательнице, последнем готском короле Родриго многие века будут передаваться в историях, романсах и устных преданиях. Поэт Роберт Саути считал поэму о Сиде лучшим, что было создано европей­цами после Гомера. Мужественный, разумный и исполненный достоинства Родриго де Бивар, верный вассал и воин, передал будущим героям испанских рыцарских романов — от рыцаря Сифара до Амадиса Гальского, включая и самого Дон Кихота, — все свои идеальные качества. А тема бесчестья и справедливого возмездия знатным обидчикам вышла за пределы эпики и стала одной из главных в испанской драматургии золотого века (Лопе де Вега, Гильен де Кастро, Кальдерон).

Цитата

За стены мой Сид вассалов выводит,
На Кастильской дороге искусно строит,
Стражу надежную ставит к воротам.
На Бабьеке мой Сид восседает гордо,
Сверкает конь его сбруей наборной.
Христиане из города знамя выносят.
Без трех десятков их сорок сотен,
В пять десятков тысяч у мавров войско.  Пер. Ю. Корнеева.

Где читать

Поэма о Сиде впервые стала известна русскому читателю в неполном прозаи­ческом переложении с французского (1897). Первый полный поэтический перевод был сделан в 1930-х годах Борисом Ярхо. Отрывки из него были опуб­ликованы с правкой Розалии Шор в 1938 году. В таком отредактированном виде перевод уже полностью был взят для издания в серии «Литературные памятники» («Песнь о Сиде». М., 1959). Здесь он снова подвергся редакции — Юрия Корнеева и Александра Смирнова. Все редакторы убирали избыточную архаизацию языка, упорядочивали ритмическую систему — четырехдольник, меняли написание имен. Позже Юрий Корнеев сделал новый перевод для серии «Библиотека всемирной литературы». Более точный и стилистически более близкий памятнику, перевод Юрия Корнеева вместе с тем грешит искажением реалий (например, «шпага» вместо «меча»), нарушением формульной системы, эпических констант и в целом, как кажется, уступает в художественных достоинствах переводу Бориса Ярхо.

Что читать еще

Составить полное представление о средне­вековом романском героическом эпосе невозможно без знакомства со старо­француз­скими «Песнью о Роланде» и циклом поэм о Гильоме Оранжском (например, «Отрочество Гильома», «Коронование Людовика» и др.).

Эпических героев продолжат воспевать древние испанские романсы XV–XVI ве­ков. Считается, что испанский романс начал свою историю именно с эпических сюжетов; среди его героев — Родриго, последний готский король, ставший причиной вторжения мавров в Испанию; инфанты Лара, предательски убитые своим дядей; Бернардо дель Карпио, победивший франков в Ронсеваль­ском ущелье; граф Фернан Гонсалес, отстоявший независимость Кастилии.

Историю Сида рассказывают средневековые хроники («История Родерика») и, наконец, барочный и классицистический театр Испании и Франции XVII века. Самая знаменитая пьеса о Родриго Кампеадоре — трагикомедия Пьера Корнеля «Сид».

Когда

Роман о любви Тристана и Изольды — это не один, а множество текстов, они создавались в Западной Европе с середины XII по начало XVI века и были основаны на кельтском сказании. Хотя роман — жанр изначально письменный, дошедшие до нас рукописи датируются не ранее чем концом ХIII века. Многие из них фрагментарны. В конце XIX века французский ученый Жозеф Бедье на основе нескольких версий составил сюжетный прототип «Романа о Тристане».

Язык

Самые первые образцы «Романа о Тристане» были созданы на французском и немецком языках, есть средневековые испанская, итальянская, норвежская и даже белорусская версии. Ранние романы — стихотворные; начиная с середи­ны XIII века — прозаиче­ские. В отличие от эпоса в романе используется рифма и легко воспринимае­мый короткий размер — восьмисложник.

Автор

Авторов у «Романа о Тристане» было много (благо в эту эпоху понятия плагиата не существовало) — свои версии сюжета создавали французы Тома и Беруль, немцы Готфрид Страсбургский, Эйльхарт фон Оберге, норвежец монах Роберт. Кроме имени мы про них почти ничего не знаем. Классик жанра куртуазно-рыцарского романа Кретьен де Труа утверждал, что написал свой «Роман о Тристане», но он до сих пор не обнаружен. Многие версии — анонимные. Начиная с XIII века Тристан становится героем сводных рыцарских романов: французской «Вульгаты» или «Смерти Артура» Томаса Мэлори, где он участ­вует в поисках святого Грааля.

Исторический контекст

«Роман о Тристане» возникает в эпоху создания и укрепления дворов крупных феодальных сеньоров во Франции, Германии и Австрии. Противопоставляя себя центральной королевской власти, они формируют новую рыцарскую идеологию, основанную не на древней национальной истории, как это было в эпосе, а на ино­культурной мифологии. Правители крупных феодов возводят свой род либо к античным героям (Брутусу, Энею), либо к кельтским полуле­ген­дарным правителям (королю Артуру). Главный соперник французского короля герцог Генрих Плантагенет, например, создает свой политический миф, опираясь на интернациональную команду просвещенных ученых, законоведов, литераторов. Крестовые походы на Восток, предпринятые в XII–XIII веках, расширяют кругозор европейцев; более развитая арабская культура и наука способствуют бурному развитию интеллектуальной жизни Западной Европы. В «Романе о Тристане» отразился куртуазный кодекс поведения, интерес к утонченным чувствам, проблема соотношения любви и социальной иерархии.

Литературный контекст

XII–XIII века — расцвет средневековой культуры. Именно тогда совершается переход от романского стиля к готике, формируется зрелая система жанров словесности. Складываются классические образцы народного эпоса. На латин­ском языке сочиняют лирику ваганты, вдохновляясь Овидием. При крупных феодальных дворах начинает развиваться утонченная культура, частью которой становится поклонение образу Прекрасной Дамы. Куртуазная лирика из Прованса (тогда часть Священной Римской империи) распространяется во Францию, а затем и в остальные страны Западной Европы. В XII веке также рождается рыцарский роман. Развивается городская словесность, для которой характерны комизм, пародия, сатира: фаблио, шванки, так называемый звериный эпос (см. «Роман о Лисе»). Продолжают развиваться религиозные жанры (жития, религиозная драма). «Роман о Тристане» вбирает в себя черты многих из них: идеал рыцаря-воина — из эпоса, ценность любви в формирова­нии героя — из лирики, роль чуда в биографии влюбленных — из жития, комические сцены, где герои спасаются хитростью, — из фаблио.

Жанр

«Роман о Тристане» — один из первых рыцарских (или куртуазных) романов в истории литературы. А сам рыцарский роман — первый письменный жанр в Западной Европе, создаваемый не на латыни, а на народном языке, который мы бы назвали сейчас французским, а тогда называли романским. Этот язык, roman, стал жанроопределяющим — жанр так и назвали. В рыцар­ском романе выделяются два основных цикла: более ранний, основанный на античных сюжетах, и следующий за ним — бретонский, или артуровский, использующий кельтские предания. «Роман о Тристане» входит во второй. Структура романа включает в себя рыцарские поиски (квест), подвиги и высокую куртуазную любовь как способы бесконечного самосо­вер­шен­ствования и самоиденти­фикации героя.

О чем

Королевич Тристан, осиротевший в младен­честве, случайно попадает ко двору своего дяди, короля Марка. Он совершает ради него подвиги, избавляя его королевство от постыдной дани и добывая ему невесту — ирландскую прин­цессу Изольду Белокурую. Но Тристан и Изольда по ошибке выпивают напиток любви и становятся тайными любовниками. Они мечутся между неодоли­мой любовью и долгом по отношению к королю, который долго не хочет замечать их измены. Эти сложные отношения приводят к изгнанию и череде разлук и встреч главных героев, к измене Тристана возлюбленной с другой Изоль­дой — Белорукой. После свадьбы герой убеждается, что не в состоянии полю­бить другую. Понимая, что не может жить без «настоя­щей» Изольды, Тристан посылает за ней своего слугу. По их уговору, если она согласится приехать, то на корабле будут белые паруса. Мучимая ревностью, жена Тристана, подслушав разговор, обманывает его, сообщая, что корабль идет с черными парусами. Тристан, отчаявшись, умирает, за ним умирает и приплывшая к нему Изольда Белокурая.

Яркий герой

Тристан — самый сложный психологически и противоречивый персонаж. С одной стороны — королевич, бесстрашный воин, прекрасный охотник, идеальный любовник, он куртуазен, прекрасно поет, умеет перевоплощаться до неузнаваемости, любит своего дядю, хранит тайну любви и честь возлюб­ленной, страдает от разлуки с ней… С другой — маргинал, лишенный социаль­ного статуса, сопоставимый с нищими и прокаженными, он постоянно лжет дяде, ревнует Изольду и, наконец, изменяет ей, перестает совершать подвиги (что немыс­лимо для рыцаря). Вынужденный постоянно менять обличья, однажды он выдает себя даже за безумца, чтобы проникнуть ко двору Марка, откуда он навсегда изгнан, — Тристан как бы теряет свою идентичность. Един­ственное, что сохраняет ее и оправды­вает героя, — это его великая любовь к Изольде Белокурой. Авторы романа стремятся вернуть симпатию к герою, нарушающему христианскую заповедь. Так, Беруль говорит, что он не разбился в смертельном прыжке со скалы, так как «спастись помог Тристану милосердный Бог».

Источники

Сюжет романа восходит к кельтским преда­ниям о любви героя-воина к жене короля (саги «Изгнание сыновей Уснеха», «Преследование Диармайда и Грайне»). Истоки образа Тристана есть в валлийских легендах, собранных в XI–XII веках в так называемых «Триадах», где он назван Друстаном. Огла­совка «Тристан» возникла из созвучия имени с французским triste, «грустный», ибо он рожден был в печали. На концепцию любви в романе повлияла любов­ная (куртуазная) лирика провансаль­ских трубадуров и французских труверов, а также «Роман об Энее», где впервые в романном жанре представлены любовные переживания героев, а также архаические представления о роковой силе судьбы, пришедшие из кельтского и французского фольклора.

Последователи

О невероятной популярности «Романа о Тристане» свидетельствует один из его авторов, Тома: «Я слышал, как многие рассказывают по-своему историю о Тристане». Мария Французская пишет о Тристане и Изольде в ином куртуаз­ном жанре: ее лэ «О жимолости» (2-я половина XII века) описывает их тайное свидание в лесу. В полемике с концепцией любви «Романа о Тристане» создает свой роман «Клижес» Кретьен де Труа. Его главная героиня, в отличие от Изоль­ды, руковод­ствуется принципом «кому душа — тому и тело». На «Ро­ман о Тристане» немедленно возникли пародии: в «Романе о Лисе» (XII–XIII ве­ка) обманщик Лис становится комическим двойником Тристана, в повести «Окас­сен и Николетта» (XIII век) герои, сталкивающиеся с препятствиями в любви, меняются ролями, и функции Тристана выполняет Николетта, а Окас­сен пассивен и изнежен, как дама. Явные аллюзии на «Роман о Тристане» содержатся в новаторском произведении Жуанота Мартуреля «Тирант Белый» (1490), где история о Тристане и Изольде служит одной из романных моделей.

В массовой культуре

Легенду очень любили в XIX веке немецкие романтики. Август фон Платен написал стихотворение «Тристан», Карл Риттер — одноименную драму. Рихард Вагнер сочинил оперу «Тристан и Изольда» (1865).

В 1943 году во Франции был снят фильм «Вечное возвращение» по сценарию Жана Кокто с Жаном Маре в главной роли. В нем история Тристана и Изольды перенесена в современ­ность. В 1998 году вышел итальянский мини-сериал режиссера Фабрицио Косты — близкая к тексту экранизация компиляции Жозефа Бедье. В 2005 году американец Кевин Рейнольдс по мотивам легенды (но со значительными отступ­лениями) снял фильм с Джеймсом Франко и Софией Майлс в заглавных ролях.

Тристана и Изольду любили изображать прерафаэлиты на холстах и витражах, а Сальвадор Дали создал две картины и 21 литографию на сюжет романа о Тристане и Изольде.

Новизна

«Роман о Тристане» — первый в истории литературы роман об адюльтере. В нем с особой тонкостью передан сложный комплекс переживаний, которые вызвала любовь в душах Тристана, Изольды Белокурой, короля Марка и Изоль­ды Белорукой. Любовь предстает как стихийная сила, которой невозможно сопротивляться, она воплощает неотвратимую судьбу, поэтому конфликт между чувством и нормами феодальной и христианской морали разрешим только в смерти. Это трагическое мироощущение «Романа о Тристане», редко встречающееся в средневековых произведениях, видимо, и позволило ему пережить свою эпоху.

Цитата

«Они оба опьянены напитком, доставшимся им по ошибке оруженосца. Из-за этого напитка суждено им вытерпеть много горя и страданий и без конца стремиться друг к другу, испытывая неодолимое томление и жгучую страсть. Отныне все помыслы Тристана обращены к Изольде, и ее влечет к нему с такой же безудержной силой. Обоих сжигает любовь, с которой они не в силах совладать».  Пер. С. Неделяевой-Степонавичене.

Где читать

«Легенда о Тристане и Изольде» (здесь наиболее полная подборка средне­вековых произведений о Тристане и Изольде на русском языке).

Жозеф Бедье. «Тристан и Изольда». Пер. А. Веселовского.

Что читать еще

Если понравилось, можно почитать все то, что перечислено в пункте «Последователи», а также роман Кретьена де Труа «Ланселот, или Рыцарь телеги», где пред­ставлен еще один знаменитый вариант романа об адюльтере: место Тристана и Изольды занимают Геньевра, жена короля Артура, и ее верный возлюб­ленный Ланселот.

Когда

Впервые история о Ланселоте описана в стихотворном романе Кретьена де Труа «Рыцарь телеги», написанном между 1176 и 1181 годом.

Язык

Старофран­цузский.

Автор

Автором большей части «Рыцаря телеги» был Кретьен де Труа — поэт и рома­нист, писавший при дворе Марии Шампанской, а затем поступивший на служ­бу к графу Фландрскому. Видимо, со сменой покровителя и связано то, что закончил роман не он, а клирик Годфруа де Ланьи, оказавшийся в окружении у Марии.

Исторический контекст

«Рыцарь телеги», как и «Роман о Тристане», создается в пору укрепления круп­ных феодальных дворов во Франции, при которых культивируется новая рыцар­­ская идеология, связанная с интересом к инокультурной мифологии и с куртуазным кодексом поведения. Имперские устремле­ния сеньоров, таких как Плантагенеты, графы Нормандские, Фландрские и др., приводят к форми­ро­ванию наднациональных идеалов рыцарского братства, чести. К 70-м годам XII века среди прочих выделяется и двор графов Шампанских, во главе кото­рого стоят Генрих Щедрый и его жена Мария, дочь короля Франции Людовика VII и Алиеноры Аквитанской. Мария покрови­тельствует искусствам и куртуаз­ным поэтам, в том числе труверу Гасу Брюле, романисту Готье Аррасскому, хронисту Жоффруа де Виллардуэну. В прологе к «Рыцарю телеги» Кретьен сообщает, что именно «владычица Шампани внушила ему сюжет и замысел» романа.

Литературный контекст

К середине XII века складывается система основных средневековых жанров (см. раздел «Литературный контекст» «Романа о Тристане»). Важное место в ней занимает куртуазная литература. Она основана на представлении о том, что возвышенная любовь к Прекрасной Даме является стимулом к бесконечному воин­скому и нравствен­ному совершен­ствованию рыцаря. Она представлена лирикой (канцо­нами, сирвентами, песнями о Крестовых походах, пастуреллами и пр.) и повествова­тельными жанрами (лэ, романами, аллегорическими поэмами). Часто их писа­ли одни и те же люди: авторы романов могли быть и лирическими поэтами (труверами). Этика куртуазной любви (тайна отношений, поклонение даме и удовлетво­рение любых ее желаний, верность и т. д.) была сформулиро­вана в 1180-х годах в латинском трактате «О любви», который написал некто Андрей Капеллан из окруже­ния Марии Шампанской. Там же описаны «суды любви» с участием августейших дам, где восхвалялись идеальные влюбленные и осужда­лись нарушители куртуазии. Интересы авторов и их материал постепенно менялись: если в 1150-е годы при дворе Плантагенетов в романах использовались античные сюжеты (об Энее, Александре Македонском и др.), то позднее при Шампанском и Фландрском дворах стали осваиваться кельт­ские мифы. Они были изложены в «Романе о Бруте» Васа (1155). Кретьен де Труа стал первым автором собственно куртуазных романов, представившим истории о конкретных рыцарях Круглого стола, в том числе об Ивейне, Гавейне, Персевале и Ланселоте.

Жанр

«Роман о Ланселоте» — один из первых рыцар­ских, или куртуазных, романов, которые возникают во Франции (см. раздел «Жанр» «Романа о Тристане). Этот жанр расска­зывает о биографии главного героя, которая реализуется как поиск и обретение собственной идентич­ности благодаря идеализированной любви к Прекрасной Даме, ради которой надо не только совершать воинские подвиги (подобно героям эпическим), но и преодо­левать духовные и психологические испытания. Так, ключевое для романа противоречие между любовью и рыцар­ским долгом, между желаниями рыцаря и дамы усложняет задачу Ланселота по поиску королевы и получения от нее любовной награды. Одним из харак­тер­ных признаков куртуазного романа является квест (рыцарские поиски).

О чем

В «Рыцаре телеги» на пиру у короля Артура злодей Мелеаган берет в заложни­цы королеву Геньевру. Ее едут вызволять многие рыцари, в том числе Гавейн и влюбленный в Геньевру Ланселот. Их испытывает карлик, предлагая в обмен на сведения о королеве сесть в телегу, где возят самых страшных преступников. В отличие от Гавейна, Ланселот это делает, поступясь своей честью. Отныне он становится «рыцарем телеги». Пройдя массу испытаний (в том числе и на вер­ность даме), он попадает к Меле­агану, побеждает его на поединке, вдохновляе­мый Геньеврой, наконец получает от нее в награду ночь любви, но попадает к Мелеагану в плен. Он все же успевает к турниру при дворе Артура и проигры­вает его по приказанию королевы. В завершение Ланселот убивает на поединке Мелеагана. В позднейших версиях сюжет был дополнен (см. раздел «Последователи»).

Яркий герой

Ланселот — самый сложный и интересный образ в романе. Он без конца под­вер­гается испытаниям — физическим (преодоление моста Меча, заточение в волшебной башне, сражения с противниками) и морально-психологическим, с которыми справиться гораздо сложнее, ведь жестоко испытывает его любовь сама Геньевра. Ланселот не просто навсегда преданный своей даме рыцарь — он способен к крайнему самоотречению: садясь в телегу, он теряет самое главное, что есть у рыцаря, — свою честь; вынужденный сражаться, отвер­нувшись от противника, чтобы не терять из виду королеву, он выглядит комично; способный победить всех, он по прихоти королевы и к ее восторгу становится проигравшим. Парадоксальное совершенствование Ланселота заключается в том, что он приходит к полному и добровольному отказу от своей воли. Он противопоставлен трезво мыслящему Гавейну. В продолже­ниях романа Кретьена нарушающая христианские нормы любовь Ланселота не дает ему права стать наследником Грааля. Этой чести удостоен его сын Галахад.

Источники

Источником сведений о короле Артуре, Геньевре и его рыцарях была латинская хроника Гальфрида Монмутского «История бриттов» (ок. 1136) и ее поэтиче­ский перевод-переложение на англо-нормандский диалект.

В «Романе о Бруте» нормандского поэта Васа возникает образ Круглого стола, давший название всему циклу романов. Он является символом всеобщего рыцарского братства и позволяет определить короля Артура как «первого среди равных». Сюжет о похищении королевы восходит к древним мифологи­ческим мотивам, например мифу об Орфее и Эвридике, который был хорошо известен в Средневековье по особо популярным в XII веке «Метаморфозам» Овидия. В валлийском житии святого Гильды (начало XII века) рассказывается, как святой помог Артуру освободить похищенную королем Мелвом королеву Гвеннувар. Кроме того, в «Рыцаре телеги» есть много отсылок к «Роману о Тристане» (любовь-адюльтер, ночное свидание влюбленных с уликами из-за кровавых ран героев, обманные клятвы).

Последователи

В 1235–1240 годах создается прозаическая версия романа о Ланселоте, которая займет центральное место в сложившемся затем цикле романов о поисках Грааля, так называемой «Вульгате». В ней добавлен рассказ о детстве Лансело­та, о воспитании его феей Озера, о рождении его сына Галахада от Элейны, принявшей облик Геньевры, чтобы соблазнить его. Он также становится одним из искателей Грааля.

«Рыцарь телеги» и особенно «Вульгата» вызвали перера­бот­ки и подражания в немецкой литературе («Корона» Генриха фон дем Тюрлина, начало XIII века) и англий­ской (анонимные аллитерационные поэмы «Смерть Артура» XIV века, прозаическая «Смерть Артура» Томаса Мэлори, напечатанная в 1485 году). В последнем стихотворном французском рыцарском романе «Ригомер» (XIII век) Ланселот — главный помощник в приклю­чениях Гавейна. Героиня «Божественной комедии» Франческа да Римини указывает на роман о Ланселоте как на источник «любовной науки» в ее чувстве к Паоло.

Ланселот — один из героев в пастише Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (одно из ранних описаний путешествия во времени в литературе). Герой Твена, янки, из XIX века попадает ко двору короля Артура и его рыцарям, вмешиваясь в их жизнь.

В живописи изображать Ланселота и Геньевру любили прерафаэлиты, а во французских игральных картах с Ланселотом ассоциировался валет треф.

В массовой культуре

Ланселот является героем многих фильмов и мюзиклов, основанных на арту­ров­ском цикле. Самый ранний сериал — «Приключения сэра Галахада» (1949, США); фильм — «Рыцари Круглого стола» (1953, США); самый ранний мюзикл — «Камелот» (игрался на Бродвее в 1960–1963 годах, в 1967 году по нему был снят фильм).

В 1975 году британская комическая труппа «Монти Пайтон» выпустила абсурдистский фильм о священном Граале, который не раз входил в списки лучших комедий всех времен; Ланселота там сыграл Джон Клиз.

В 1988 году был создан советский фильм «Новые приключения янки при дворе короля Артура» по Марку Твену с Александром Кайдановским в роли Ланселота (экранизации комедии Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» начали появляться еще раньше — в 1920-х).

Новизна

«Рыцарь телеги» — первый роман, в котором любовь рыцаря представлена как готовность полностью раствориться в желаниях Прекрасной Дамы. Ланселот — символ безупречного влюбленного, который соблюдает все требования куртуазного поведения и в то же время воплощает живое, всепоглощающее чувство любви. В «Вульгате» и «Смерти Артура» образ Ланселота связывается с трагической историей Грааля и королевства Артура.

Цитата

С великой болью по мосту
Он шел вперед, при этом раня
Ступни и голени, и длани.
Вела Любовь и направляла,
Его страданья умаляла,
Он сладость обретал в мученьях,
Полз на руках и на коленях
И встал на берег наконец.  Пер. Н. Забабуровой и А. Триандафилиди.

Где читать

«Ланселот, или Рыцарь телеги». Пер. Н. Забабуровой и А. Триандафилиди.

«Смерть Артура». Пер. И. Бернштейн.

Что читать еще

Если понравилось, читать остальные романы Кретьена де Труа (см. раздел «Жанр»), они все переведены на русский, а также «Роман о Тристане», в котором расска­зывается о любви героя к Изольде, жене его дяди, короля Марка.

Когда

Время написания «Парцифаля» устанавливается приблизительно по некоторым деталям в тексте. Например, в седьмой книге упоминается осада Эрфурта, при которой кони осаждающих вытоптали близлежащие виноградники, и то, что они «до сих пор» (то есть на момент создания романа) не принесли урожай. Известно, что осада проходила в 1203–1204 годах, а на восстановление вино­град­ника уходит минимум восемь лет, то есть жители города не производили своего вина до 1211–1212 годов. На основании этих и некоторых других данных считается, что роман был создан ориентировочно в 1204–1212 годах.

О популярности средневекового текста судят по количеству дошедших рукописей. «Парцифаль» — абсолютный лидер среди немецких произведений Средних веков, роман дошел до наших дней в 87 списках.

Язык

Роман написан на средневерхненемецком языке (Mittelhochdeutsch). Это язык высокого Средневековья: именно он был языком светской литературы в 1050–1350-х годах. Он относится к верхненемецким диалектам немецкого языка; эти диалекты занимают большую часть Германии и распространены на территории Австрии, Швейцарии, Италии, Люксембурга, Лихтенштейна и других соседних государств. Именно они легли в основу современного немецкого литературного языка, который иначе называют нововерхненемецким.

Автор

«Парцифаль» написал Вольфрам фон Эшенбах. Сведений о нем сохранилось немного. Вольфрам фон Эшенбах родился около 1170 года в Эшенбахе (Бавария) и принадлежал к мелкому рыцарству. Возможно, он участвовал в одном из Крестовых походов. Писал при разных дворах. Умер около 1220 года. Остальную информацию о писателе раньше восстанавливали, опираясь на то, что он рассказывает о себе в произведениях, — однако верить этому можно не всегда. Например, он неоднократно упоминает свою необразованность. Однако текст «Парцифаля» содержит такое количество явных и скрытых отсылок и к художественной литературе, и к научным трактатам, что стано­вится очевидным: его автор был для своего времени прекрасно образован. Возможно, таким образом Вольфрам хотел отмежеваться от традиций латин­ской учености или из скромности умалить свои достоинства. Соответственно, и другие сведения, которые автор рассказывает о себе, тоже не стоит считать автобиографическими. Из них складывается отдельный герой произведения — Автор.

Исторический контекст

На начало XII века приходится расцвет Священной Римской империи. В эти годы она простиралась от Сицилии на юге до Северного и Балтийского морей на севере — по выражению поэта Вальтера фон дер Фогельвейде, «от Эльбы до Рейна… и снова до Венгрии».

Императоров выбирали князья, папа римский благословлял избранника. К на­чалу XII века претендентами на императорский престол были Гоген­штауфены и Вельфы. Их вражда, борьба за признание папой определяли политику того времени. Связывая Парцифаля с домом Анжу, Вольфрам принимает сторону Вельфов, к которым принадлежал и его покровитель, Генрих Тюрингский (он же Герман).

Другая примета времени — Крестовые походы, в них участвовали и немцы. В немецких землях мелкие рыцари появляются в XI веке, в XII веке форми­руется куртуазная среда. Тон задает окружение императора: при дворе импе­ратора Фридриха Барбароссы разрабатывается кодекс рыцарской чести, этикет, ритуалы. «Парцифаль» написан в начале XIII века, к этому моменту рыцарская культура уже сложилась. Автор изображает куртуазную жизнь во всем ее разнообразии, размышляет о ее морали.

Литературный контекст

В Германии XII–XIII веков под влиянием французской куртуазной культуры появляется немецкоязычная светская литература. Немецких поэтов называют миннезингерами — «певцами любви», а их поэзию — миннезангом. Самые яркие представители миннезанга — Вальтер фон дер Фогельвейде, Генрих фон Фельдеке, Вольфрам фон Эшенбах. Они продолжают традиции лирики тру­бадуров и воспевают Прекрасную Даму и свое служение ей, в отдельных стихах обращаются к социальным и политическим темам. Тогда же на немецком языке появляются рыцарские романы: из-под пера Гартмана фон Ауэ выходят «Бедный Генрих», «Ивейн», Готфрид Страсбургский перелагает «Тристана и Изольду». Многие из немецких романистов перерабатывают французские образцы на немецком языке («Парцифаль» в их числе), но делают это доста­точно вольно, поэтому их «переложения» рассматриваются как самостоятель­ные тексты. Отдельные романы представляют собой полностью оригинальные произведения («Бедный Генрих» Гартмана фон Ауэ, «Титурель» Вольфрама фон Эшенбаха).

Жанр

«Парцифаль» относится к рыцарским романам, повествующим об окружении короля Артура, странствиях рыцарей Круглого стола и поисках Грааля. Тради­ции этого эпического стихотворного жанра сформировались во фран­цузской средневековой литературе. Название жанра «роман» указывает, что произве­дение написано не на латыни, а на народном («романском») языке. С другой стороны, романы противопоставляются героическому эпосу, описывающему исторические события.

В «классических» рыцарских романах — «Эреке и Эниде», «Ивейне, или Рыцаре со львом» — действие завязывается при дворе короля Артура, а приключения героя призваны подтвердить его мужество или оградить мир рыцарей и их дам от грозящей беды. «Парцифаль» целиком посвящен судьбе и становлению главного героя: роман открывается странствиями его отца, Гамурета, а закан­чи­вается описанием коронации Парцифаля и придворных торжеств.

О чем

Юноша Парцифаль растет в лесной глуши, но однажды встречает рыцарей и решает стать одним из них. Он покидает мать и прибывает к королю Артуру. Победив Красного рыцаря, Парцифаль облачается в его доспехи и отправляется в путь. Он освобождает осажденную страну и берет в жены королеву Кондви­рамур. Через некоторое время Парцифаль оказывается в Мунсальвеше, замке, где хранится Грааль. Следуя куртуазному кодексу, он не спрашивает больного короля Грааля о причине его страданий. За это Парцифаль наказан. На утро замок оказывается пуст, а рыцаря начинают преследовать несчастья, повергаю­щие его в уныние и неверие. Он странствует пять лет, пока приютивший его на Страстную пятницу отшельник не разъясняет причины его бедствий. Герой раскаивается и продолжает свой путь. Встреченный им равный противник оказывается его братом. Вместе они добираются до двора короля Артура. Там рыцари узнают, что Парцифаль прощен. Он отправляется в Мунсальвеш, исцеляет короля своим вопросом и сам становится королем Грааля.

Яркий герой

Главный герой Парцифаль является по материнской линии наследником короля Грааля, хотя ничего об этом не подозревает. Таким образом, именно ему предстоит сменить больного короля Анфортаса и стать следующим хранителем священного Грааля. Но ни он, ни современный читатель не знают этого (совсем иначе повествование открывалось средневековому слушателю, уже до знакомства с романом наслышанному о Парцифале, рыцаре Грааля). Перед нами развертывается одна авантюра за другой, в ходе которых герой из мальчика, ничего не знающего о куртуазном мире, становится образцовым рыцарем, королем и супругом прекрасной Кондвирамур. Но кризис раскрывает духовную незрелость Парцифаля. Безупречный и, как казалось, во всем преуспевший рыцарь оказывается убийцей своего двоюродного брата и — невольно — матери. Усвоенного героем урока «вежества» недостаточно, ему приходится искать новый идеал. Воссоединиться с Кондвирамур и стать королем Грааля Парцифаль сможет лишь тогда, когда обретет веру.

Источники

Сам автор указывает два источника: сочинения Кретьена де Труа и Киота. До нас дошел неоконченный роман Кретьена «Персеваль, или Повесть о Граале». О Киоте известно лишь со слов Вольфрама фон Эшенбаха: это провансалец, якобы разыскавший в Толедо арабские источники и изложивший на их основе историю Парцифаля. В наши дни Киота считают литературной мистификацией. Вольфрам придумал предысторию романа, чтобы подчерк­нуть значение Грааля: о нем пишут даже арабы. Другой предполагаемый источник «Парцифаля» — старофранцузский «Роман о Граале» Робера де Борона, рассказывающий о братстве его хранителей.

Созданный в эпоху расцвета куртуазной литературы, «Парцифаль» опирается на богатую литературную традицию. В роман оказываются вплетены карна­вальные традиции (появление Парцифаля при дворе в шутовском костюме), религиозный диспут (разговор отшельника с Парцифалем; интересно, что обычно такой диалог ведут с язычником), а история дамы Сигуны, оплакиваю­щей павшего в бою возлюбленного, содержит элементы жития.

Последователи

«Парцифаль» можно назвать энциклопедией немецкой жизни XIII века. В рома­не нашли отражение самые разные стороны куртуазного общества того времени. Часто нравы рыцарского круга подвергаются скрытой или явной критике: например, автор осуждает бесконечные рыцарские поединки. Сход­ную критику рыцарских обычаев можно найти у последователей Вольфрама. В их числе Садовник Вернер и его повесть «Крестьянин Гельмбрехт» (ок. 1250).

О «Парцифале» говорят и как о первом немецком романе становления (нем. Entwicklungsroman — см. в разделе «Что читать еще»). Эшенбах необыкновенно подробно для своего времени описывает изменения, происходящие и с глав­ным героем, и с другими персонажами.

Еще одна заслуга автора «Парцифаля» — в подробной проработке женских образов. Часто женские персонажи в средневековой литературе изображаются довольно схематично. Здесь же писатель прорисовывает довольно разные типажи героинь, причем обращает внимание на их духовное развитие. В даль­нейшем это получит развитие и в романах, и в городской литературе.

В массовой культуре

Популярный в Средние века, роман оказывается забыт в Новое время. Вновь к нему обращаются уже романтики. Поклонниками «Парцифаля» были братья Гримм, использовавшие в своих сказках и мотивы романа, и даже целые цитаты. Так, три капли крови на снегу, созерцание которых погрузило Парци­фаля в беспробудный сон («Перед ним возник / Кондвирамур любимой лик. / И в памяти все ожило: / Как снег, ее лицо бело, / Как кровь, красны ее ланиты!..»), знакомы нам с детства по «Белоснежке»: «Шила королева. Шила она, загляделась на снег и уколола иглою палец, и упало три капли крови на снег. <…> И родила королева вскоре дочку, и была она бела, как снег, как кровь, румяна и такая черноволосая, как черное дерево, — и прозвали ее потому Белоснежкой».

В опере Рихарда Вагнера «Парсифаль» (премьера состоялась в 1882 году) сюжет романа получает религиозную интерпретацию.

В наше время Парцифаль фигурирует в пересказах легенд о рыцарях Круглого стола. Парцифаль и другие рыцари — персонажи фильмов «Рыцари Круглого стола» (1953) и «Парсифаль Галльский» (1978), а фильм «Монти Пайтон и священ­ный Грааль» (1975) пародирует поиски Грааля.

Новизна

В романе, созданном в период расцвета куртуазной культуры, много внимания уделяется размышлениям о рыцарстве, образе жизни и морали рыцарей. В про­логе автор пишет: «Иные люди, как сороки: / Равно белы и чернобоки, / И в ду­шах этих божьих чад / Перемешались рай и ад». И действительно, в «Парци­фале» едва ли можно найти идеальных героев: блестящий рыцарь Гамурет легко меняет своих избранниц, благочестивая Герцелойда растит сына в неве­жестве, сенешаль Кей груб, сам король Артур нерешителен.

Мир рыцарей Круглого стола в романе не только не идеален, но и не лишен коми­ческого. Парцифаль впервые появляется при дворе одетый шутом; пле­мян­ника короля, отважного рыцаря Гавана, от разъяренной толпы спасает королева, метающая в нападающих шахматные фигуры.

Необычен для жанра рыцарского романа и образ Автора, вступающего в диалог с читателем в лирических отступлениях. Автор спорит о литературе, жалуется на нелегкую судьбу, намекает на свои любовные похождения и повсюду сопровождает своего читателя.

Цитата

Тяжелой шахматной доской
(Что оказалась под рукой)
Разгневанная королева
Направо лупит и налево…
О, гляньте! Чудо, в самом деле!
То не каменья полетели
На тех, кто злобен чересчур,
А глыбы шахматных фигур:
Ладьи, и ферязи, и пешки…
Противник отступает в спешке!
От стен отхлынула толпа.
Носы, а то и черепа
У многих перебиты…
Нет никакой защиты!..
Так от погибели и зла
Дева рыцаря спасла,
Так, проявив любовь и жалость,
По-рыцарски она сражалась,
Так подтвердилось вновь и вновь,
Что чудеса творит Любовь…  Пер. Л. Гинзбурга.

Где читать

Вольфрам фон Эшенбах. «Парцифаль». Сокр. пер. Л. Гинзбурга.

Что читать еще

Классика французского куртуазного романа — «Ивейн, или Рыцарь со львом» Кретьена де Труа. На русский язык переведен и «Бедный Генрих» Гартмана фон Ауэ, соединяющий в себе черты рыцарского романа и легенды. Существует несколько изданий любимого в Средневековье сюжета о Тристане и Изольде: «Легенда о Тристане и Изольде» и «Роман о Тристане и Изольде». Почитать немецкие и французские стихи, воспевающие Прекрасную Даму, можно в сбор­нике «Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов». В повести «Крестьянин Гельмбрехт» Садовника Вернера высмеивается крестьянин, решивший стать рыцарем, писатель пародирует куртуазный роман. Гансу Якубу Кристофу Гриммельсгаузену принадлежит барочный роман «Симпли­цис­симус», рассказывающий о приключениях героя во время Тридцатилетней войны, этот плутовской роман продолжает традиции в том числе и немецкого рыцарского романа. Также к романам становления, пусть и XX века, относятся «Волшебная гора» Томаса Манна и «Сиддхартха» Германа Гессе.

Когда

Трубадуры слагали свои песни примерно с 1100 по 1300 год, хотя можно продлить их историю еще на несколько десятилетий. «Книги песен», донесшие до нас их наследие, на 100–150 лет моложе первых трубадуров и совпадают по времени с жизнью последних из них. Существуют еще и жизнеописания трубадуров — разнородные повествования в прозе о жизни и легендарных моментах их биографии. Но эти жизнеописания — не прямые свидетельства. Они основываются во многом на песнях трубадуров и сами по себе являются литературным жанром; реальность в жизнеописаниях может искажаться, а красивые легенды нередко заслоняют в глазах читателей сами песни трубадуров.

Язык

Староокситанский (он же окский, старопровансальский, язык «ок» — то есть язык, на котором так звучит слово «да»), это язык коренного населения юга Франции. Входит в романскую группу языков.

Авторы

Слово «трубадур» по наиболее распространенной этимологии возводят к слову tropatorem, которое означает «сочинитель тропов», то есть рифмованных латинских стихов о праздниках и святых, певшихся во время богослужений и постепенно вышедших за стены храмов. Предполагается, что, наряду с латинскими песня­ми, с IX века стали сочинять песни на романских языках — и это корень лирики трубадуров.

Трубадур — сочинитель песен (а не стихов) на народном языке (а не на латы­ни). Эти песни он фиксирует письменно, а затем либо доверяет их исполнять жонглеру (певцу, нередко странствующему), либо исполняет сам.

Владения первого из известных нам трубадуров, Гильома IX Аквитанского (1071–1127), были обширнее владений французского короля; его внучка — покровительница трубадуров Алиенора Аквитанская, будущая французская, а затем и английская королева, жена Генриха Плантагенета и мать Ричарда Львиное Сердце. Однако не все трубадуры были так же знатны. Например, жизнеописание Маркабрюна представляет его безвестным подкидышем, а Бернарта де Вентадорна — сыном истопника (впрочем, возможно этим текстам нельзя доверять полностью). Благородное рождение само по себе не гарантирует благородства и куртуазности — а скромное происхождение не мешает слагать куртуазные песни, спорить о словесности, судить о благородстве, воспевать утонченную и чистую любовь.

Известно около 450 имен трубадуров, причем иногда мы знаем только имена, но тексты до нас не дошли. Среди наиболее значимых сочинителей, наследие которых известно последующим поколениям, — Гильом IX Аквитанский, Серкамон, Маркабрюн, Джауфре Рюдель, Пейре Овернский, Гаусельм Файдит, Арнаут де Марейль, Раймбаут де Вакейрас, Бертран де Борн, Бернарт Марти, Бернарт де Вентадорн, Гираут де Борнель, Гильом де Кабестань, Пейре Видаль, Арнаут Даниэль, Аймерик де Пегильян, Фолькет Марсельский, Раймон де Мираваль, Сордель (Сорделло), Юк де Сент Сирк, Сервери Жиронский, Аймерик де Бельной, Гираут Рикьер, Матфре Эрменгау и другие.

Исторический контекст

Первые поколения трубадуров происходят из Лимузена и Аквитании; затем их культура распространяется на весь окситанский ареал. При этом песни по-окситански слагали и в изначально иноязычных культурах — каталонской, ломбардской, венецианской. В XII столетии значительную роль в развитии культуры трубадуров начал играть Прованс, номинально входивший в Священ­ную Римскую империю германской нации. Лангедок будет дольше всего хранить традиции трубадурского искусства. В период наивысшего расцвета окситанской поэзии земли ее языкового ареала оказываются ареной непрерыв­ной борьбы за власть и территорию. В этой борьбе постепенно взяла верх французская корона.

Трубадуры могли участвовать в Крестовых походах; чем больше расстояние до дома и дамы, тем проще воспевать «любовь издалека».

В эстетике трубадуров часто ищут влияние «ереси катаров»: в отличие от канонического христианства она учит, что зло — самостоятельное начало, противопоставленное Богу. Соответственно, все материальное, плотское было для катаров злом, а все духовное — благом. Феномен куртуазной поэзии, в которой любовь и влечение к даме в пределе должны переродиться в духов­ное очищение, может в какой-то мере объясняться двойственностью катар­ского взгляда на мир. Впрочем, большинство трубадуров были не катарами, а правоверными католиками. Тем не менее именно борьба папского престола против катаров положила конец миру, вскормившему трубадуров: в 1209 году был объявлен Крестовый поход против альбигойской (или катарской) ереси, средоточием которой считался Лангедок и город Альби; в этой резне и массо­вых кострах и погибла постепенно культура, породившая окситанскую поэзию.

Культурный контекст

Средневековый замок из оборонительного сооружения превращается в отдель­ный мир, живущий по своим духовным и материальным законам. Жизнь в нем становится богаче и эстетичнее: сеньор и другие обитатели открывают понятие досуга, который должен заполняться не только аристократическими развлече­ниями вроде охоты, но и, например, музыкой с танцами.

Фигура дамы в этих условиях приобретает самостоятельную ценность; в замке появляется женская половина для хозяйки, ее гостей и служанок, куда допуска­ются лишь немногие из мужчин — священник, жонглер и кое-кто из слуг. Жизне­описания трубадуров потом будут рассказывать о певце, тайно подгля­ды­вающем за дамой в спальном покое.

Лирика трубадуров принадлежит замку и двору. Отсюда их ключевое поня­тие — куртуазность, то есть кодекс поведения аристократа раннего Средневе­ковья. Куртуазности трудно дать единое определение: это и модель рыцарской учтивости, и утонченная игра, и система ценностей, регулирующая жизнь благородного сословия. Куртуазный кодекс требует умения держать себя в обществе, владеть словом так же хорошо, как и оружием, не грешить против своей чести, но еще менее — против чести дам, быть щедрым, хранить вер­ность слову… Самое же главное — уметь ценить утонченный досуг, который порождает любовь, и уметь воспеть ее.

Трубадур говорит от имени феодального клана, который противопоставляет себя миру городской культуры, поэтому нередка тема падения нравов в обществе, поданная дидактично или даже резко. Отсюда же и злободнев­ность, чисто политическая направленность целого ряда их сочинений.

Но несмотря на это, трубадуры в глазах последующих поколений остались лишь певцами любви. В их лирике заложено зерно идеи, которая через столетия найдет свое высшее отражение в культуре Ренессанса: благородство сердца может стать наравне с благородством по рождению и даже выше или ценнее его. Если трубадур слагает куртуазные песни и испытывает истинную любовь, то его называют куртуазным.

Лирические сочинения трубадуров рождаются как песни в полном смысле этого слова. В отличие от латинских текстов песни на народном языке изна­чально предназначены для исполнения перед слушателями, а еще и для танца. Исполнять их, разумеется, должны люди, специально для этого приглашенные или допущенные, которых называют жонглерами, — это далеко не самые привилегированные слои общества. Тем не менее первый из извест­ных нам трубадуров, герцог Аквитанский Гильом IX, как уверяет его жизнеописание, умел сам и хорошо сочинять, и петь.

Жанры

Канцона — буквально «песня», высшее воплощение «великого куртуазного пения», посвященная любви.

Сирвента — вариант канцоны, но чаще на военно-политическую тему, нередко выдержанная в сатирическом тоне.

Плач — также вариант канцоны, реквием по сеньору или возлюбленной.

Дескорт — струк­турно и содержательно противопоставляется канцоне, состоит из строф разного размера и описывает необузданную страсть.

Альба — рассветная песнь, поется другом, который должен предупредить влюбленных о том, что скоро рассветет и им нужно будет расстаться.

Пасторель — жанр, построенный вокруг сюжета о рыцаре, соблазняющем простую пастушку.

Серена — жалоба влюбленного.

Тенсона — поэтический спор на заранее заданную тему — от любовных до по­ли­­тических; иногда у тенсоны действительно два автора и их имена известны; иногда диалог, вполне возможно, фиктивен и создан одним и тем же трубадуром; в конце тенсоны можно апеллировать к арбитру — сеньору или даме.

Партимен (джок-партит) — отдельный вариант спора, который начинает один участник, предлагая партнеру защищать на выбор одну из позиций и обязуясь защищать другую, которую тот сочтет неверной.

Песнь о Крестовом походе — гибридный жанр, вдохновляемый одновременно тематикой борьбы за правое дело и любовно-лирическим началом.

О чем

Самые знаменитые песни трубадура — любовные — адресованы избранной им даме, которую он называет «донна» (от латинского «госпожа») или даже «мой господин», подчеркивая свое парадоксальное вассальное служение ей (в реальном мире женщина, наоборот, обязана хранить вассальную верность отцу, мужу, брату — словом, мужчине-покровителю). Даму и трубадура разде­ляют непреодолимые препятствия: это может быть замужний статус дамы, ее высокое положение в сословной иерархии, большое расстояние между ними и другие препоны, которые часто комбинируются. Любовное желание застав­ляет трубадура непрерывно страдать и надеяться — в этом он находит радость. Даже если дама откликается на его чувство, встречам влюбленных будут постоянно мешать «ревнивец» (законный муж, отец или брат) и «жесто­кие лжецы» (завистники, не выносящие совершенной любви). Постоянное напря­же­ние душевных и физических сил рождает песню, поэтому любить и петь для трубадура — одно и то же. Утоленное желание умрет, и песня смолк­нет, поэтому куртуазная лирика тяготеет к незавершенности любовного порыва, балансированию между взаимоисключающими чувствами: трубадур постоянно колеблется меж отрадой и грустью, надеждой и страхом отказа. Чувственные порывы должны в идеале привести к духовному подъему и очище­нию. Так руководит поэтом fin’amor — утонченная, изысканная любовь, которую уже в XIX веке назовут куртуазной любовью. В этой любви есть место свободному выбору (трубадур избирает лучшую из лучших) и разумному началу — так куртуазная любовь противопоставляется неправиль­ной, вызывающей помут­нение мыслей и чувств. Трубадуры полностью реализуют оба потенциала своей лирики — и духовный, и чувственный, а последующие поколения остаются в недоумении: так что же из их поэзии надо считать отражением пережитого опыта, а что — поэтической услов­ностью? Где граница между реальным переживанием и утонченной игрой?

Примерно с середины XIII века тематика fin’amor подменяется религиозной, хотя уникальная лексика куртуазной любви при этом сохраняется. Отсюда две точки зрения на причину заката лирики трубадуров: может быть, в пламени Альбигойских войн погибла культурная среда, питавшая окситанскую поэзию, а может, постоянное желание сублимировать любовное начало в чистую духовность закономерно привело к тому, что место Дамы заняла Богоматерь и песни трубадуров стали чисто религиозной лирикой — а это уже другая история.

Яркий герой

Главный персонаж куртуазной вселенной, конечно, Дама. Ее имя нельзя называть, поэтому ей дают так называемый сеньяль — условное поэтическое прозвание, часто в мужском роде. Ее совершенство и красота описываются в терминах, представляющихся современному читателю абсолютно абстракт­ными, не отсылающими ни к какой реальной женщине. В Даме охотно описывают то, что никогда не видели или видели мельком, в полутьме. Очень часто говорят о белизне — у Дамы тело белое, как снег на Рождество, нежное и полное. Иногда трубадур оговаривается, что это только его мечты — вероят­но, чересчур смелые. Иногда же, напротив, уточняет, что не может быть счастлив, если не обнимает Даму обнаженной в тесном покое. Белое у Дамы не только тело, но и руки и даже, например, зубы. Эту деталь среди прочих разрабатывает Бертран де Борн, когда сочиняет шутливую песню о составной Даме, для которой он позаимствует у одной прекрасные глаза, у другой — румяные щеки, у третьей — умение вести куртуазную беседу, а у иных — белые руки (и зубы), стройный стан, а к тому же щедрость и целый клад куртуазных достоинств. Внешность Дамы совершенна, но ее обаяние связано не только с физической красотой. Ее глаза не просто прекрасны — в них есть особая одухотворенность, и от их взгляда обычный день кажется Рождеством.

Источники

Во-первых — Библия. Современный читатель обычно ассоциирует христиан­ское Средневековье с аскезой, запретами, подавлением любого проявления чувственности, но, вопреки этому, средневековая любовная лирика во многом опирается на Песнь Песней, которая даже эротической теме дает своеобразную индульгенцию.

Во-вторых — Овидий: трубадуры не только делают конкретные отсылки к римскому поэту, но и разрабатывают любовный кодекс в свете его «Науки любви» и «Лекарства от любви». С Овидием иногда соглашаются в определен­ных аспектах, часто спорят в отношении морали и нередко оригинально комбинируют части его сочинений, чтобы дать им свое собственное толкование.

В-третьих — народные песни. На рубеже XIX–XX веков многие серьезные специалисты доказывали, что лирика трубадуров родилась из народных песен с их танцевальным началом, драматизмом сюжета и постоянным обыгрыва­нием мотивов неразделенной любви, разлуки, несчастного замужества.

В-четвертых — арабо-андалузская поэзия. Некоторые исследователи даже пытались доказать, что арабская словесность — основной источник окситан­ской лирики (особенно первого трубадура — Гильома Аквитанского), однако это не общепринятое мнение. Сеньяль, помогающий не называть настоящее имя возлюбленной, похож на соответствующий прием арабской поэзии, где адресатку будут звать «моя соседка». Строфы некоторых песен близко напоминают мувашшах и заджаль — арабские поэтические жанры из мусуль­ман­ской Испании. В мувашшахе встречался необычный контраст возвышен­ного поэтического языка и грубого разговорного просторечия (на котором мог быть написан финал мувашшаха — харджа). Само понятие куртуазности некоторые исследователи возводят к понятию «адаб», сформировавшемуся в арабской культуре эпохи Аббасидов IX–X веков. Мотив неутоленного желания, рождающего одновременно радость и страдание, может восходить к мотиву так называемой девственной любви, который наиболее воплотился в сюжете о Лейли и Маджнуне, исключительно популярном на Ближнем и Среднем Востоке.

Последователи

Когда культурный центр тяжести перемещается с юга современной Франции на север, куртуазные песни начинают звучать на старофранцузском языке. Их поют труверы, своеобразные наследники трубадуров. Они на свой лад разра­батывают теорию куртуазной любви: внимательно перечитывают Овидия, создают многочисленные трактаты об «искусстве любить как долж­но», стремятся оформить куртуазную доктрину в законченную систему. В немецких землях любовную лирику пишут миннезингеры — и тоже опира­ются на трубадуров. Немецкая поэзия, посвященная Святой Деве, имеет явные параллели с куртуазными песнями.

Первая часть «Романа о Розе» представляет собой попытку системно изложить куртуазный кодекс в форме романа. (Вторая часть, написанная другим автором, носит отчетливо антикуртуазный характер и полемизирует с первой.)

Итальянские поэты «сладостного нового стиля» (стильновисты), изобретенного Данте Алигь­ери, Гвидо Гвиницелли, Гвидо Кавальканти и Чино да Пистойей, утверждали что поэзия рождается под влиянием глубоко личного любовного чувства и свободна от любых поэтических условностей: о песне, которая должна идти от сердца, говорили и выдающиеся трубадуры. Образ Дамы у стильновистов приобретает ангельские черты. Данте в трактатах и «Коме­дии» упоминает многих трубадуров. Так, в чистилище Данте встречает Арнаута Даниэля: трубадур рассказывает о себе в терминах куртуазной любовной лирики, однако они переосмыслены: радость, ожидающая трубадура, — не радость соединения с возлюбленной, а радость спасения.

Петрарка назвал свой поэтический сборник «Canzoniere» («Книга песен») — так же, как назывались манускрипты, в которых переписывались песни трубадуров. Красота «мадонны Лауры» при жизни неотразимо влекла Петрар­ку, а после ее смерти образ возлюбленной неотвязно преследовал поэта, тщетно стремившегося к уединению; так любовь к Лауре и привязанность к земной славе входят в противоречие с христианской верой поэта.

В массовой культуре

Интерес к трубадурам начинает постепенно пробуждаться в конце XVIII века, а по-настоящему их открывают заново в наполеоновскую эпоху; трубадурами вдохновляются Браунинг, Гейне, Рембо (каждый по-своему). В 1895 году Эдмон Ростан сочинил драму «Далекая принцесса» (она же «Принцесса Греза»), вдохновленную жизнеописанием Джауфре Рюделя. На сюжет драмы Михаил Врубель создал мозаику «Принцесса Греза», которая украшает фасад москов­ской гостиницы «Метрополь» (оригинал — в Третьяков­ке).

Александр Блок задумывал драму «Роза и крест» как сценарий балета или либ­ретто оперы из жиз­ни провансальских трубадуров. В пьесу вставлен частичный блоковский перевод сирвенты Бертрана де Борна «Люблю я дыханье прекрас­ной весны…».

Эзра Паунд проецирует на современную поэзию принципы трубадуров: слова пишутся, чтобы их пели, — и, исполняя свои сочинения, сопровождает их мелоди­ческими и ритмическими эффектами, даже игрой на ударных инструментах.

В романе Лиона Фейхтвангера «Испанская баллада (Еврейка из Толедо)» 1954 года упоминаются романы королевы Алиеноры Аквитанской с Бернартом де Вентадорном и Бертраном де Борном. Постаревший Бертран де Борн появляется в заключительной части романа и крестоносцем присоединяется к кастильскому королю Альфонсо. Фейхтвангер вставляет в роман самые известные его сирвенты и фрагмент плача, причем одно свое сочинение Бертран в романе читает королю (хотя должен был бы спеть или приказать спеть), чтобы доказать, что война для рыцаря слаще любви к женщине. Старый трубадур предстает неутомимым подстрекателем к войне. Он получает рану в неудачной войне с мусульманами, и ему отнимают кисть руки. Во время ампутации он диктует своему оруженосцу «Сирвент о перчатке». Для короля Альфонсо расстаться с Бертраном, удаляющимся в монастырь, — значит расстаться с безрассудными мечтами о рыцарских подвигах.

В 2000 году Умберто Эко придал черты трубадура Джауфре Рюделя герою своего романа «Баудолино» Абдулу: любовь к далекой принцессе с сияющим ликом родилась у героя под воздействием гашиша.

Новизна

Трубадуры — первые лирики европейского Средневековья, творившие на народ­ном языке. При этом их куртуазная культура вырабатывала сложную систему понятий, ни одно из которых не поддается ни однозначному толкованию, ни тем более адекватному переводу; то, что они сумели передать их на народном языке, а не на, например, латыни, — настоящее чудо (еще не одно столетие народные языки в целом будут испытывать трудности с выработкой абстрактного словаря!). Трубадуры первыми из сочинителей на народном языке задумываются о его совершенствовании, поиске новых средств выражения, тем самым выводя народную словесность на качественно иной уровень. Данте среди своих учителей в первую очередь называет трубадуров.

Таким же парадоксом становится сама система образов в лирике трубадуров. Эта система одновременно плоть от плоти феодальной иерархии и ее перевер­тыш: организующий центр куртуазного универсума — Дама, донна, которую мужчина-трубадур называет «мой господин» и которой он служит, как вассал. Тем самым полностью опрокидывается сложившаяся схема, в которой женщи­на сама обязана служить мужчине, как вассал — сеньору. Так же парадоксально и то, что вполне земная, чувственная любовь к Даме не противопоставляется христианской системе ценностей, а сплавляется с ней. Душа трубадура в пределе должна очиститься от земного и путем любовных страданий достичь духовного совершенства. Лирика постоянно балансирует между осознанием живой реальности (двора щедрого и привечающего трубадуров и жонглеров принца, при котором отведено отдельное жилище Прекрасным Дамам) и тоской по недоступному, утраченному куртуазному раю, который только реконструируется в песнях трубадуров. Наконец, еще один новаторский парадокс — мир, построенный на ценностях и утехах владетельных сеньоров, парадоксально выражает себя устами не только высшей знати, но и мелкопо­мест­ных рыцарей, клириков и простолюдинов.

Цитата

Бертран де Борн
Из «Составной Дамы»

Бель-Сеньор, ваш дом, ваш вид,
Ваш прием меня потряс.
О, когда б желать, как вас
Даму Составную!
И без зова
Сердце к Вам лететь готово:
Чем иных побед обман,
Лучше в ваш попасть капкан…
Что ж не кончит Дама ссору,
Противостоя напору?  Пер. А. Наймана.

Где читать

Бернарт де Вентадорн. «Песни». Пер. В. Дынник.
Т. Алисова , К. Плужникова. «Старопровансальский язык и поэзия трубадуров».
Прекрасная Дама: Из средневековой лирики: антология. Сост. А. Парин.

Что читать еще

Поэзию Данте и Петрарки; перевод Василия Жуковского баллады Фридриха Шиллера «Рыцарь Тогенбург»; пушкинское стихотворение «Жил на свете рыцарь бедный…»; стихи Блока о Прекрасной Даме и его драму «Роза и крест».

Когда

«Роман о Лисе» состоит из 27 небольших поэм — их еще называют ветвями, — каждая из которых повествует о том или ином эпизоде из жизни заглавного героя — Лиса. Самая ранняя ветвь относится к 1170-м годам; вскоре, в конце XII века, ветви стали объединять в одно целое. Истории о Лисе продолжали сочинять во Франции на протяжении всего XIII века; тем же XIII веком дати­руется и первая дошедшая до нас письменная фиксация.

Язык

Старофранцузский.

Автор

Большинство поэм («ветвей»), составляющих «Роман о Лисе», анонимные. Нам известны лишь автор II и V ветвей Пьер де Сен-Клу и автор XII ветви Ришар де Лизон (оба жили во второй половине XII века), а также автор IX ветви священник де ла Круа-ан-Бри (живший в начале XIII века). Кроме имен, мы про них ничего не знаем.

Исторический контекст

«Роман о Лисе» возник в то время, когда феодальное общество уже в целом сложилось — обозначились и отношения между его членами, и их характерные свойства. В отличие от более примитивной предшествующей триады «воины — духовенство — крестьяне», в XII веке появляется разветвленная система рыцар­ской иерархии, а также города с разнообразными ремесленниками, школярами, богатыми и бедными горожанами и так далее. Одновременно, хотя раздроб­лен­ность сильна, в XII–XIII веках в средневековой Франции уже складывается идея о необходимости сильной королевской власти. В это же время формиру­ется и идеология Крестовых походов. Все эти социальные явления найдут отражение в «Романе о Лисе».

Литературный контекст

К середине XII века складывается система основных средневековых жанров (см. раздел «Литературный контекст» «Тристана» и «Ланселота»), в том числе жанров городской литературы. Они по преимуществу комические, в них проявляет себя народная смеховая культура, особенность которой — в особом, двойственном характере смеха, одновременно снижающего и возвышающего, утверждающего через отрицание. Соответственно, внутри смеховой культуры были созданы пародии на все официальные религиозные и художественные жанры. Сакральную пародию создавали странствующие поэты и певцы — ваганты («Всепьянейшая литургия», «Ослиная месса» и другие). Яркими образцами пародии на эпос, исповедь, куртуазный роман явились «Роман о Лисе» и «Окассен и Николетта». Однако они не дискредитировали пародируемый жанр, а свидетельствовали об особой его популярности.

Жанр

«Роман о Лисе» на самом деле не роман, а животный эпос: так называют пародии на эпические поэмы, в которых место традиционных персонажей — богов, героев, да и просто людей, — занимают говорящие животные с людскими характерами. Разные рассказы о проделках Лиса объединены общими персонажами, пародийно-сатирической интонацией, более или менее единой стилистикой повествования и обладают принципиально открытым (незаконченным) сюжетом: каждый раз Лис может начать свои приключения заново.

О чем

«Роман о Лисе» состоит из 27 семи ветвей (частей) — каждая со своим сюже­том. Вот общая основа: в царстве зверей, устроенном по образу человеческого общества, есть сюзерен — лев Нобль, бароны — волк Изенгрим, лис Ренар, медведь Бирюк; их жены — львица Фьера, волчица Грызента; подданные короля — петух Шантеклер, курица Крапа, барсук Гринбер, осел Бодуэн, кот Тибер и даже папский легат — верблюд. Постоянным возмутителем спокойствия является Ренар, без конца устраивающий проделки. В первой ветви рассказывается, как звери пришли ко двору с жалобами на него. Король осаждает замок Лиса, но тот, привязав зверей к деревьям за хвосты, развлекается на глазах у всех с Фьерой. Его изгоняют из королевства, Лис тайком возвращается, падает в чан красильщика, перекрашивается и, прикиды­ваясь британским жонглером, опять оказывается при дворе. Главный антаго­нист Лиса — глуповатый волк Изенгрим, которого Ренар всегда побеждает хитростью: упав в колодец, Лис, чтобы выбраться, заманивает туда Изенгрима, уверяя, что там — рай; он крутит шашни с волчицей Грызентой и пр. Лис даже покушается на королевский трон, объявив, что Нобль погиб в Крестовом походе.

Яркий герой

Самый яркий герой, конечно, Лис. Он — само воплощение обмана, супер­трикстер  Трикстер — амплуа, восходящее к архаиче­ским мифам; так называют персонажа, кото­рый участвует в приключениях, но является не героем в традиционном смысле, а паро­дией на героя: он шут, озорник, мошенник, не подчиняющийся принятым правилам поведения.. Роман сюжетно не может завершиться никогда, поскольку Ренар выходит сухим из воды в самых опасных ситуациях — он не может умереть по определению. Ему нет равных по выдумке, изворотливости. Его проделки невероятно смешны. Но в то же время он жесток, подл, для него не существует никаких моральных законов, понятий чести или долга. В Лисе доминирует животная природа, инстинкт самосохранения. В этом смысле он не похож на благородного сеньора. Однако и остальные звери представлены не в лучшем свете, поэтому козни Лиса воспринимаются как оправданные, так как помо­гают высмеять пороки — как личные, так и сословные. Кроме того, Лис высту­пает в качестве комического двойника Тристана (см. «Роман о Тристане») или неверного барона из эпического цикла о восставших баронах, нарушающих верность королю (см. «Песнь о Роланде»).

Источники

«Роман о Лисе» опирается на множество других произведений, где тоже действуют животные. Вот некоторые из них:

Басни Эзопа — в средневековой Европе они были известны в латинской обработке Федра (I век н. э.) и его последующих переработках, так называемых изопетах (от искаженного «Эзоп»).

«Война мышей и лягушек» — древнегреческий комический эпос, пародия на «Илиаду».

Античные научные трактаты о животных (в том числе Аристотеля), которые вошли в так называемые физиологи (первый — «Александрийский», II–III века н. э.) или бестиарии, где дается аллегорическая и дидактическая трактовка всех животных. Они воплощают либо Христа, либо дьявола. Кого символизирует лис — догадаться нетрудно.

Латинская поэма «Изенгрим» Ниварда Гентского (ок. 1148 года), тоже о хитром лисе, в которой объединились басенная и народная традиции.

Восточные произведения, например «Панчатантра», сборник аллегорических рассказов о животных III–IV веков н. э. на санскрите. Он, видимо, проник в Евро­­пу через арабский, а затем латинский перевод. Кроме того, на «Роман о Лисе» повлияли также фаблио — короткие новеллы в стихах, одновременно смешные и поучительные, где главные герои тоже действуют хитростью и наход­чиво­стью; часть сюжетов фаблио совпадает с сюжетами про Лиса.

Последователи

Французский «Роман о Лисе» послужил основой для создания средневековых версий: немецкой (первая — Генриха Лицемера, 1180 год) и фламандской (XIII век). В 1793 году Гете на их основе создал поэму «Рейнеке-лис». Многие истории о Лисе перешли из нее в русскую устную традицию и стали восприни­маться как русские народные сказки.

В массовой культуре

В 1937 году вышел мультфильм Владислава Старевича «Роман о Лисе», кото­рый, однако, был основан на версии сюжета, созданной Гете. В 2005 году в Люксембурге выпустили мультфильм «Лис Ренар» режиссера Тьерри Шиля уже на основе оригинального «Романа о Лисе», а в 2014 году был снят русский мультфильм «Роман о Лисе» (режиссер Наталья Суринович).

Версия Гете послужила также основой для американского документального фильма «Черная Лиса. Правдивая история об Адольфе Гитлере», получившего в 1963 году премию «Оскар». Авторы фильма разбирают, как стали возможны приход к власти Гитлера и его преступления, используя аллегории из «Рейнеке-лиса».

Новизна

В «Романе о Лисе» возникли и укрепились несколько традиций: объединение отдельных аллегорических историй в цикл, рисующий широкую панораму всего современного общества, пародирование высоких жанров литературы на народном языке. Благодаря «Роману о Лисе» басенная традиция Античности в художественном виде распространилась среди широкой публики в Средние века и в позднейшие эпохи.

Цитата

А Лис в ту пору на дела
Из замка выбрался втихую.
Картину видит он такую,
Осину обежав и клен,
И дуб, и ясень: всюду сон —
И заплетать давай под храп
Все множество хвостов и лап,
Чтоб каждый был к хвосту привязан.
Придумщик дьявольских проказ он!  Пер. А. Наймана.

Где читать

«Роман о Лисе». Пер. А. Наймана.
Нивард Гентский. «Изенгрим» (отрывки). Пер. М. Гаспарова.
«Рейнеке-лис». Пер. Л. Гинзбурга.

Что читать еще

Если понравилось — читать «Окассена и Николетту», пародию на «Роман о Тристане», а также средневековые фаблио и фарсы, где прославляются герои-плуты («Об адвокате Патлене», «Новый Патлен»).

Когда

Первая часть, написанная Гильомом де Лоррисом, создана, вероятно, около 1230 года. Вторая часть, написанная Жаном де Мёном, — в период от 1269 до 1278 года.

Язык

Старофранцузский.

Авторы

Автор первой части стал известен только благодаря тому, что автор второй части назвал его имя — Гильом де Лоррис (из Лорриса), который, по его словам, умер за 40 лет до того, как была начата вторая часть (неясно, точная ли это датировка, или просто 40 — символическое число для средне­вековой культуры). Ни в одном другом средневековом тексте имя Гильома де Лорриса не встречается.

Автор второй части — парижский клирик Жан де Мён (Жан Шопинель — «Вы­пивоха» и Жан Клопинель — «Хромой», как он себя называет в романе), родом из города Мён-сюр-Луар. Роман позволяет предположить, что он учился на факультете искусств. Известно, что де Мён жил в парижском предместье Сен-Жак после 1292 года и, судя по всему, умер не позже 1305 года. Слава «Романа о Розе» началась именно со второй части. Сам Жан де Мён в письме королю Филиппу Красивому представился именно как автор «Романа о Розе», хотя при этом посылал перевод «Утешения философией» Боэция с латыни на французский. Кроме этого, он переводил «Историю моих бедствий» Абеляра и его переписку с Элоизой.

Исторический контекст

XIII век — время создания нищенствующих орденов, среди которых особенно известны доминиканцы и францисканцы. Жан де Мён уделяет теме нищен­ствующего монашества серьезное внимание.

Время создания обеих частей романа выпадает большей частью на царство­вание во Франции Людовика Святого. При нем границы королевства расширя­ются до Пиренеев и средиземноморского побережья. Король проводит рефор­мы: например, вводит в судах презумпцию невиновности, запрещает ордалию и кровную месть и дарует подданным право апеллировать к суду короля, если они не удовлетворены судебными решениями. Так возникает образ «доброго короля Людовика» и рассказы о короле, сидящем под дубом и вершащем суд.

В королевстве начинают чеканить единую монету. При Людовике Святом развивается Парижский университет — один из старейших в Европе; король участвует в основании Сорбоннской коллегии. Культура Жана де Мёна — это культура клирика, обучавшегося в Парижском университете.

Людовик перестраивает Париж. Религиозный король выкупает в разных уголках мира за громадные суммы реликвии Страстей Христовых: особенно известен выкуп тернового венца, для которого в Париже строится Сент-Шапель. Под командованием Людовика проходят Седьмой и Восьмой кресто­вые походы. Во время седьмого король попадает в плен, и «крестовый поход пастушков» отправляется его спасать. Во время восьмого король умирает в Тунисе.

Литературный контекст

С XII века начинается так называемое овидианское возрождение — мощный всплеск интереса к поэзии Овидия и ее активное изучение. Во французской литературе к этому времени возник, развился и достиг расцвета жанр рыцар­ского романа — сочинения на народном языке, слагавшегося изначально в стихах; в течение XIII века появляются рыцарские романы в прозе. В аристо­кратической культуре бал правит куртуазность (тип аристократиче­ского поведения, утонченная игра, основанная на «переворачивании» тради­ционных для феодального общества отношений между сеньором и дамой: куртуазный сеньор служит даме как вассал. Он пытается добиться ее любви, непрестанно балансируя между отчаянием и надеждой). Куртуазная лирика, созданная провансальскими трубадурами, была «унаследована» труверами, слагавшими песни на (старо)французском языке — в их поэзии усиливается «овидианский» элемент. Пройдя несколько витков развития, куртуазная поэзия «устакани­вается». Аллегория, пользовавшаяся в латинской литературе Средневековья большой популярностью, проникает в словесность на народном языке к концу XII века. С XII века возобновляются переводы Аристотеля на латынь, к ним добавляются и переводы комментариев Аверроэса (с арабского). Для развитого Средневековья Философ — это Аристотель, а Толкователь — это Аверроэс. В первой половине XIII века Аристотелева философия, определенным образом христианизированная и «смешанная» с платонизмом, подвергается еще одной, более системной «обработке» Фомы Аквинского. В 1215 году оформляется официальный статус Парижского университета: он станет центром развития зрелой схоластики. В 1260-е годы популярность Аристотеля на факультете искусств Парижского университета возрастает настолько, что преподаватели перестают обращать внимание на несоответствие ряда преподаваемых идей католическому учению — в итоге в 1270-е годы в ситуацию дважды вмешива­ется парижский епископ, запрещая озвучивать в университете многие философские положения.

В литературе на народном языке начинается расцвет так называемой городской литературы. Ее склонность к пародийности, своеобразный дидактизм, «мизогинная» направленность найдут преломление во второй части «Романа о Розе».

Жанр

Это аллегорический роман: его герои — аллегории, в духе «Психомахии» Пруден­ция, раннехристианской поэмы, где за человеческую душу сражаются олицетво­ренные добродетели и пороки. Иногда «Роман о Розе» называется аллегорическим эпосом, а учитывая стихотворную форму средневекового романа, можно встретить даже наименование «поэма».

О чем

Юному рассказчику снится сад, обнесенный стеной. На ней высечены отвра­тительные изображения: Злоба, Вероломство, Низость, Стяжательство, Скупость, Зависть, Печаль, Старость, Ханжество, Нищета, Низость. Они противопоставлены танцующим внутри и прекрасным, как ангелы, персо­нажам: хозяину сада Отдохновенью, а также Радости, Куртуазности, Амуру, Нежному Взору, Красе, Богатству, Щедрости, Искренности и Юности — именно такие персонажи-аллегории и будут действовать на протяжении всей поэмы. Героя впускает в сад прекрасная Беззаботность. Бог любви пускает в героя свои стрелы в тот момент, когда он замечает прекрасный розовый бутон. Герой присягает на верность Амуру, а даме Разум служить не хочет. Он пытается приблизиться к Розе, получая помощь от одних персонажей-аллегорий и встречая противодействие со стороны других. Во второй части Амур пытается освободить одного из помощников главного героя — по имени Прекрасный Привет — из замка Ревности, где тот заточен. Развитие сюжета постоянно прерывается крайне пространными монологами персонажей. Например, Природа исповедуется своему духовнику Гению (воплощающему Порождение и Воспроизведение), раскаиваясь в том, что сотворила человека, погрязшего в пороках (в том числе содомии) и грешащего против законов Амура. Наконец, замок взят, влюбленный герой срывает Розу (в несомненно сексуальном смысле) и просыпается.

Яркий герой

Наиболее яркая литературная судьба, пожалуй, у госпожи Природы (Натуры), «служанки, коннетабля и викария Бога», неустанно трудящейся в своей кузнице над творением новых людей. Этот образ унаследован и из поздней Античности, и из так называемой шартрской философии XII века  Средневековая школа XI–XII веков, ориенти­ро­вавшаяся на Платона, неоплатоников и Аристотеля, и из ари­стотелизма, получившего большое распространение в XIII веке в универси­тетах. Природа в этой традиции рассматривается прежде всего как противница Смерти, ибо, пока Смерть охотится на людей, Природа неустанно творит новые формы. При этом она уточняет, что наделить человека разумом ей не по силам, это может сделать только Бог. Так же и в воплощении Христа она не прини­мала участия, так как не в ее власти позволить человеку родиться от Девы. С другой стороны, Природа противопоставляется Искусству. Искусство униженно склоняется перед Природой в своем подражании ей. Помимо этого, в романе возникает образ Фортуны, царящей в подлунном мире: ей противо­поставляется Разум. Но проблематика второй части «Романа о Розе» намечает и линию противостояния Фортуне Природы. Эту тему будут активно развивать последующие поколения литераторов позднего Средневековья. Природа — божественная дама, которую Жан де Мён, впрочем, предпочитает не описы­вать — настолько она прекрасна (распространенный средневековый мотив). В устах Природы Вселенная предстает гармонично живущим миром, а человек — микрокосмом, Вселенной в миниатюре.

Источники

На «Роман о Розе» повлияло бесчисленное количество текстов, которые трудно поставить в какую-то иерархию: «Тимей» Платона в переводе Калкидия с его же комментариями, сочинения Аристотеля, Плотина, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Боэция, Блаженного Августина, «Наука любви» и «Метаморфозы» Овидия; сатиры Ювенала, комедии Теренция, «Психомахия» Пруденция, «О бра­ко­сочетании Филологии и Меркурия» Марциана Капеллы, «Поиск святого Грааля», продолжения повести о Граале, поэзия труверов (Тибо IV Шампанский, Блондель де Нель, кастелян де Куси), «О любви» Андрея Капел­лана, «Космография» Бернарда Сильвестриса, «Жалоба Природы» и «Антиклав­диан» Алана Лилльского, «Турнир Антихриста» Гюона де Мери, «Сон о преис­подней» Рауля де Удана, «Замок любви» Роберта Гроссетеста.

Гильом де Лоррис ссылается на Макробия, Жан де Мён чаще всего на «Туллия» (то есть Цицерона), Вергилия, Аристотеля, Овидия, Тита Ливия.

Последователи

Влияние «Романа о Розе» в свое время было огромно. С появлением части Жана де Мёна он становится бестселлером зрелого и позднего Средневековья. При этом на уровне сюжета наиболее влиятельной оказывается первая часть, а на проблематическом уровне — вторая. Учитывая, что Жан де Мён в извест­ном смысле полемизирует с Гильомом де Лоррисом, их роман «питал» поле­мику между куртуазной  Куртуазность — тип аристократического поведения, по выражению философа и исто­рика Йохана Хёйзинги, «утонченная игра», находящая постоянное отражение в лирике, а затем и в рыцарских романах. Основана на «переворачивании» традици­онных для феодального общества отношений между сеньором и дамой: куртуазный сеньор служит даме как вассал. Он пытается добить­ся ее любви, непрестанно балансируя между отчаянием и надеждой. и антикуртуазной («мизогинной») концепцией любви. В XV веке разгорается знаменитый спор о «Романе о Розе»: в полемике затрагиваются вопросы свободы и статуса литератора, границ литератур­ного языка и так далее. Эта полемика в известном смысле заложена в самом тексте второй части романа: например, когда Разум рассуждает о произволь­ности слов в связи с мужской анатомией, не прибегая к эвфемизмам.

В XIV веке роман был переложен в 232 сонета на тосканском наречии неким Дуранте, которого долго отождествляли с автором «Божественной комедии». Данте в своих сочинениях не упоминает романа, но явно с ним знаком. В сюжете «Тезеиды» Боккаччо иногда усматривают прямое влияние «Романа о Розе». Среди многочисленных переводов романа на народные языки — незакончен­ный среднеанглийский перевод, в котором, с большой долей вероятности, принимал участие Джеффри Чосер. Огромное количество авторов использует сюжет о саде Отдохновенья, фонтане Нарцисса, клятве верности Амуру, цар­стве благой Природы… Франсуа Вийон цитирует «Роман о Розе» и явно модели­рует по нему «Жалобы пригожей Оружейницы» (или «прекрас­ной Шлемни­цы»). В самом конце XV века один из «великих риториков» (см. раздел «Литературный контекст» Вийона») Жан Молине в духе времени создает прозаический «морализо­ванный» «Роман о Розе». В 1527 году Клеман Маро «осовременивает» и переиздает «Роман о Розе», так как он продолжает оставаться популярным, но при трехсотлетней хронологической дистанции начинает вызывать языковые трудности.

В массовой культуре

Действие романа Александра Дюма «Три мушкетера» начинается в родном городе Жана де Мёна, который в русском переводе назван Менгом: «В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родил­ся автор «Романа о Розе», было объято таким волнением, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ларошель».

В фильме «Под песнь колес» Абеля Ганса (1923) просматривается влияние магистрального сюжета «Романа о Розе»: сюжет строится вокруг любви машиниста Сизифа, его сына Элии и господина де Эрсана к Норме — «Розе рельсов» (это было первоначальное название фильма).

В знаменитом «Гражданине Кейне» Орсона Уэллса (1941) иногда усматри­вают некое влияние «Романа о Розе»: поэтика закрытого сада; любовь, заклю­ченная в замок, которую охраняет все, что чуждо искренности и простоте; надпись на санках «розовый бутон» как метафора юности и беззаботности; нарциссизм Кейна, оказывающийся гибельным для любви (похоже на «гибель­ный источ­ник Нарцисса»); поиск смысла слов «розовый бутон», который никто из героев фильма так и не поймет; наконец, игривые уверения режиссера, что прототип Кейна, Уильям Херст, якобы называл розой сокровенные органы своей жены.

Новизна

Гильом де Лоррис уникален тем, что предлагает сюжет для рыцарского романа, но персонажами в нем становятся не рыцари и дамы, а аллегории. При этом сама проблематика романа очень близка к куртуазной лирике. Может быть, даже сама незавершенность части романа объясняется не только и не столько смертью автора, сколько тем, что у такого сюжета не может быть завершения. Ведь вся куртуазная лирика строится на дилемме: любовь стремится обладать любимым предметом, но утоленная любовь умирает. Поэтому в поэзии момент утоления постоянно отсрочен. При этом читателю несколько раз обещают раскрыть тайный смысл романа, но он так и остается неизвестен.

Жан де Мён — клирик с университетским образованием, и он предлагает герою/читателю знания в качестве противоядия от мучений куртуазной любви. Оригинальность Жана де Мёна прежде всего в том, что он «отталкивается» от изначальной канвы романа, оборачивая трактовку сюжета на дидакти­ческий, иронический, философский лад. Вторая часть романа в основном состоит из речей персонажей. В них заключено огромное количество отсылок к актуальным проблемам эпохи: философский детерминизм, полемика вокруг нищенствующих орденов, алхимия… Роман, изначально систематизировавший куртуазную этику, обретает выраженный антикуртуазный и «женоненавистни­ческий» тон. Но здесь же и ставится проблема сословности, анонсирующая Ренессанс: благородство сердца выше благородства по рождению.

На время написания второй части романа приходится триумф схоластики, знаменующий разрыв между словесностью и науками, словесностью и философией. Однако Жан де Мён, будущий переводчик Боэция, утверждая свой статус клирика, «кто философьей увлечен», защищает одновременно и статус поэта. Для него поэзия, мудрость и наука идут рука об руку.

Цитата

Я куст за талию схватил, —
Как ивы ветвь, он гибок был!
С бутоном стебель — в руку взял
И потрясать тихонько стал.
Хотел я стебель раскачать,
Чтоб мне бутон затем сорвать.
Другие ж стебли я развел —
Их отодвинуть нужным счел:
Их повредить я опасался,
Случайно поломать боялся.
Один — пришлось мне надломить
И стебля кожу повредить:
Иначе я б и не сумел
Достичь того, чего хотел.
Я все сильней его качал,
И потому не замечал,
Что несколько семян упало —
Под розовым кустом лежало.
Он обронил случайно их,
Когда я в лепестки проник:
Хотел исследовать и дно я —
Бутона место потайное!
Когда же я достал до дна, —
Перемешались семена.
Бутон по форме изменился:
Расширился и удлинился.
Признаюсь: в том вина моя,
Ошибку допустил тут я.
Но не печалюсь я напрасно:
Я знаю, что Прием Прекрасный
Проступок этот мне простил —
В вину его мне не вменил.
Ведь он мне сам согласье дал
На все, что нужным я считал.  Пер. И. Смирновой.

Где читать

Гильом де Лоррис, Жан де Мён. «Роман о Розе». Пер. И. Смирновой.
Гильом де Лоррис, Жан де Мён. «Роман о Розе». Пер. Н. Забабуровой.

Что читать еще

В литературе позднего Средневековья «Роман о Розе» присутствует едва ли не повсеместно, но «вычленить» что-либо очень похожее затруднительно — тем более в русских переводах. «Имя розы» Умберто Эко в чем-то перекли­кается с «Романом о Розе»: на фоне динамичного сюжета (правда, детектив­ного, а не любовного) разворачивается полемика на животрепещущие темы, нередко уводящая читателя далеко от основной линии, сумма книжных знаний играет знаковую роль в развязке, тесно увязанной с философией Аристотеля.

Когда

Согласно наиболее распространенной гипотезе, Данте начал работать над «Коме­дией» в 1307 году и продолжал писать ее вплоть до смерти в 1321 году.

Авторского варианта текста не сохранилось, но имеются многочисленные списки, в том числе очень ранние, относящиеся к XIV веку. Сравнивая их, филологи предлагают разные реконструкции «аутентичного» дантовского текста. Первое печатное издание «Комедии» увидело свет в 1472 году.

Язык

Комедия написана на литературной форме флорентийского вольгаре, народ­ного языка Флоренции (термин volgare восходит к латинскому vulgus — «народ»), развившегося из народной латыни. Благодаря Данте, а затем Петрарке и Боккаччо именно флорентийский вольгаре лег в основу общеиталь­янского литературного языка, поэтому человек, владеющий современным итальянским, может читать и отчасти понимать «Комедию». Решение писать серьезное произведение (да еще на религиозную тематику) на народном языке, а не на латыни, — революционное для его времени — было обосновано Данте в его трактате «О народном красноречии» (1303–1305), где поэт развил теорию volgare illustre, облагороженной литературной формы народного языка. Стоит отметить, что дантовский язык богат латинизмами, диалектизмами и неологизмами, созданными поэтом.

Автор

Данте Алигьери (1265–1321) — выходец из флорентийской семьи средней руки. Документов о его жизни сохранилось не так много, но Данте оставил доста­точно автобиографической информации в своих произведениях, а поколения филологов сумели дополнить и где-то скорректировать эти сведения.

Данте с молодости занимался литературой: входил в круг известного поэта Гвидо Кавальканти (станет одним из персонажей «Комедии») и заработал известность любовной поэзией, удачно женился на представительнице влиятельного флорентийского семейства Джемме Донати. После тридцати­летия начал активно участвовать в политике и даже был избран приором (высшая выборная должность в городе, член совета из семи человек). За взле­том быстро последовало падение: изгнание из города вместе с партией гвельфов (см. ниже раздел «Исторический контекст»), смертный приговор и долгие годы скитаний по разным городам Италии (в это время Данте и написал «Комедию»). Данте умер в Равенне, у него было по крайней мере трое детей, двое из которых стали одними из первых комментаторов «Комедии».

Исторический контекст

Флоренция XIII–XIV веков, как и ряд других важных городов Северной и Цент­ральной Италии, представляла собой город-коммуну, то есть объединение горожан против гнета сеньоров и за самоуправление. Это был один из самых крупных, богатых и передовых городов средневековой Европы. Влияние Флоренции определял банковский сектор: банки города имели разветвленную сеть филиалов по всей Европе и ссужали пап и императоров. Банковское могущество опиралось на золотой флорин — его начали чеканить в 1252 году, и он быстро стал основной денежной единицей международной торговли.

В ту эпоху Италия переживала глубокий политический кризис: происходила так называемая борьба гвельфов и гибеллинов — соперничество за влияние между сторонниками римского папы и сторонниками немецких императоров соответственно; Данте поддерживал гвельфов (конкретнее, белых гвельфов — тех, кто был не против сотрудничества с гибеллинами). Одновременно это была эпоха быстрой социальной трансформации: старая земельная аристократия пришла в упадок, новый класс богатых горожан пришел ей на смену. Данте видел во всех этих переменах отражение глубокого духовного кризиса и морального падения и, подобно библейским пророкам, хотел указать спасительный путь из современного ему хаоса.

Литературный контекст

Хотя Данте заслуженно считается отцом итальянской литературы и языка, «Комедия» вовсе не родилась из ничего — индивидуальное усилие дантовского гения опирается на богатую традицию, не только итальянскую, но и романскую и, конечно, античную.

Первые литературные опыты на народных языках Италии стали появляться в начале XIII века. Первая литературная школа развивается на Сицилии, при дворе просвещенного императора Фридриха II, под прямым влиянием любовной лирики провансальских трубадуров. К середине столетия культур­ный центр смещается в Центральную и Северную Италию, в первую очередь в Тоскану. Молодой Данте испытывает непосредственное влияние болонца Гвидо Гвиницелли и флорентийца Гвидо Кавальканти: эти поэты развивают традицию провансальской куртуазной лирики в философском ключе размыш­ле­ний о природе любовного чувства. Эти тенденции принято называть «сладостным новым стилем», в рамках которого делает свои первые шаги и Данте.

Жанр

Данте два раза называет свое произведение комедией («Ад», XVI, 128; «Ад», XXI, 2). Поэт употребляет это слово в непривычном для нас смысле: в Средние века комедией называлось сочинение с грустным началом и благополучным кон­цом, написанное низким стилем. Но и с такими уточнениями считать «коме­дию» исчерпывающим жанровым определением нельзя: движение от плохого к хорошему свойственно не только комедиям, а дантовский стиль меняется: в «Чистилище» и «Рае» регистр закономерно повышается. Очень вероятно, что, говоря о «Комедии», Данте имел в виду только «Ад». В «Рае» (XXIII, 62; XXV, 1) Данте дает нам новое указание — на этот раз речь идет о «священной поэме», в создании которой поучаствовали «небо и земля» (Данте намекает на боговдохновенный характер своего сочинения). Речь, таким образом, идет о жанре эпической поэмы, восходящем к классической древности: к «Илиаде» и «Одиссее» Гомера, «Энеиде» Вергилия, «Фарсалии» Лукана, «Фиваиде» Стация — кстати, все эти поэты упоминаются в «Комедии». Очевидна также преемственность по отношению к популярному средневековому жанру видений — повествованиям о путешествиях в загробный мир.

О чем

Данте в сопровождении проводников совершает путешествие в загробный мир, чтобы очиститься от грехов, обрести веру и внутреннюю гармонию и затем возвестить увиденную правду людям: он спускается в ад и через чистилище возносится к раю, где лицезреет Бога. Данте подробно описывает географию загробного мира и повествует о многочисленных встречах с душами умерших: эти встречи и разговоры о земной жизни имеют выраженный аллегорико-дидактический характер, они указывают христианину, как жить, отводя его от греха и приближая к благочестию.

Яркий герой

Франческа да Римини — исторический персонаж, современница Данте, дочь знатного феодала Гвидо де Полента и жена кондотьера Джанчотто Малатесты, убитая мужем за измену с его младшим братом Паоло. Данте встречает Фран­ческу в аду, во втором круге (в нем томятся повинные в грехе прелюбо­дея­ния). История Франчески и ее возлюбленного Паоло стала одним из самых знаменитых примеров трагической любви в мировой культуре — в частности, благодаря тому, как ее описывает Данте. Поэт изобразил их любовниками-читателями: взаимное чувство Паоло и Франчески разгорается, когда они вместе читают историю рыцаря Ланселота и его любви к жене короля Артура. Когда Александр Блок будет жаловаться, что «прошли времена Паоло и Фран­чески», он имеет в виду не только то, что объект его интереса не стала целовать его за чтением, но и шире — что в XX веке литература, поэзия перестает быть главным проводником живого любовного чувства.

Источники

Комедия — удивительное зеркало культуры своего времени: в ней оригиналь­ным образом синтезируется средневековая латинская ученость (включающая как классических, так и средневековых латинских авторов) и ростки новой романской поэтической культуры.

В энциклопедическом разнообразии дантовских источников обычно выделя­ется и обсуждается три группы:

— произведения классической древности, в первую очередь эпические поэмы (не случайно автор «Энеиды» Вергилий выступает дантовским проводником) и философия;

— корпус библейских текстов (в первую очередь Апокалипсис и Второе послание к Коринфянам);

— средневековая христианская литература (жанр видений) и философия.

Исследователи предполагают, что Данте мог быть знаком с «Романом о Розе» — знаменитым произведением средневековой литературы XIII века, написанным на старофранцузском языке, в котором в аллегорической форме изложена теория куртуазной любви: оба произведения написаны на просто­народном языке (вольгаре), а не на латыни, пространны, основаны на аллего­рии и говорят о возвышенной любви.

Последователи

«Комедия» оказалась последним великим произведением итальянского Средне­вековья. Сразу завоевав огромную популярность (о ней говорит обилие рукописных копий и быстрое появление первых комментариев к «Комедии»), «священная поэма» вызвала только серию весьма посредственных подражаний, не оставивших следа в истории литературы, не дав жизнь ничему близкому по величию. Огромно влияние Данте на итальянский литературный язык, которому он дал путевку в жизнь, выведя из тени латыни. Здесь особенно показателен пример другого великого итальянца, поклонника Данте и даже его первого биографа — Джованни Боккаччо. Автор «Декамерона» родился, когда Данте еще был жив, он обожал «Комедию» и был первым биографом ее автора, но дистанция между христианской аллегорией «Комедии» и гуманистическим и светским оптимизмом «Декамерона» огромна.

В массовой культуре

В 2013 году вышел роман Дэна Брауна «Инферно» — продолжение знаменитого «Кода да Винчи». Его сюжет частично основан на «Аде». В 2016 году по книге был снят фильм с Томом Хэнксом в главной роли.

Существует компьютерная игра Dante’s Inferno (слешер с элементами ролевой игры).

Новизна

До «Комедии» народный итальянский язык годился только для традиционной любовной лирики; Данте первым раздвинул эти узкие тематические рамки и нашел итальянскому языку новое применение: теперь это поэтический инструмент, стилистически гибкий и чрезвычайно выразительный, подходя­щий для любой темы. Кроме того, Данте первым смог облечь наследие христи­анской культуры в поэтическую форму. Благодаря ему идея, что ад состоит из кругов, по которым грешники распределены в зависимости от тяжести их деяний, стала общеизвестной. Наконец, Данте оставил читателям яркую и запоминающуюся картину грехов и добродетелей.

Цитата

«Ад», 26-я песнь, 112–120, Одиссей напутствует своих товарищей:

«О братья, — так сказал я, — на закат
Пришедшие дорогой многотрудной!
Тот малый срок, пока еще не спят

Земные чувства, их остаток скудный
Отдайте постиженью новизны,
Чтоб, солнцу вслед, увидеть мир безлюдный!

Подумайте о том, чьи вы сыны:
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанью рождены».  Пер. М. Лозинского.

Где читать

Данте Алигьери. «Божественная комедия». Пер. М. Лозинского.

С параллельным итальянским текстом — здесь.

Что читать еще

«Одиссея» Гомера, «Энеида» Вергилия, «Потерянный рай» Мильтона, «Улисс» Джойса.

Когда

«Кентерберийские рассказы» — неоконченное произведение, над которым автор Джеффри Чосер, по-видимому, работал до самой смерти (1400). Точного времени, когда поэт приступил к его созданию, мы не знаем, но считается, что это произошло во второй половине 1380-х годов. В сборник также вошли рассказы, которые Чосер мог написать ранее, например «Рассказ Рыцаря».

Текст «Кентерберийских рассказов» состоит из ряда фрагментов, порядок следования которых иногда вызывает споры. Тем не менее общепринятым считается деление текста на десять фрагментов, первый из которых начинается «Общим прологом», а последний заканчивается «Отречением Чосера».

Прижизненные рукописи «Кентерберийских рассказов» до нас не дошли, зато сохранились 55 манускриптов разного качества отделки плюс еще 18 крупных фрагментов, девять мелких и два первопечатных экземпляра, датируемые XV веком. Самыми надежными считаются рукопись Хенгурта (Национальная библиотека Уэльса) и Элзмирская рукопись (Хантингтонская библиотека города Сан-Марино, США).

Язык

В средневековой Англии сосуществовали сразу три языка: латынь — язык Церкви и преимущественно религиозных сочинений; французский — язык высшей аристократии, государственных документов и придворной поэзии; английский — язык простонародья, зажиточных бюргеров, низшего слоя дворянства и аллитерационной поэзии (то есть стиха, в котором главный ритмический прием — это повтор согласных звуков перед ударным гласным; чаще всего эти созвучия подчеркивали самые значимые слова).

При Чосере отношения между ними стали меняться — английский начал выдвигаться на первое место. Чосер владел всеми тремя языками, но как поэт был верен английскому (лондонскому диалекту). В молодости он увлекался французской куртуазной поэзией и именно ее метрику перенес на родную почву, став одним из первых, кто с успехом заменил аллитерацию силлаботоникой (то есть стихом, основанным на регулярном чередовании ударных и безударных слогов).

Чосер — современник перехода среднеанглийского языка (Middle English) к ранненовоанглийскому (Early Modern English). В результате этого перехода отпало произношение безударного -e на конце многих слов, которое Чосер регулярно включал в счет слогов (так, слово tale, или «рассказ», сегодня произносится в один слог, а Чосер произносил в два). Для ближайших потом­ков поэта его стихи перестали звучать метрически правильно, но благо­даря его примеру поэты XVI века приспособили новое произношение к правилам силлаботоники.

Автор

Чосер родился в начале 1340-х годов в семье лондонского виноторговца, близкого ко двору Эдуарда III. Вскоре он и сам попал на придворную службу, где со временем удачно женился. В 1368 году Чосер числился среди сквайров двора, но выше этого звания уже не поднялся и, не имея других доходов, всю жизнь вынужден был служить. Судя по всему, поэзии он уделял время, остававшееся от других занятий.

Чосер застал трех английских королей — самого Эдуарда III (ум. 1377), его внука Ричарда II (1377–1399) и Генриха IV Ланкастера (1399–1413), который сверг Ричарда с трона. Все трое были милостивы к Чосеру, который также пользовался покровительством могущественного Джона Гонта, сына Эдуарда III и отца Генриха IV.

Чосер часто выезжал за границу с дипломатическими поручениями, в том числе дважды — в Италию. Его творчество принято делить на три периода: первый (до 1372 года), отмеченный подражанием французским поэтам, второй — «итальянский» (до 1380-х годов), третий — посвященный созданию самых значительных произведений, прежде всего «Кентерберийских рассказов».

Исторический контекст

Еще до рождения Чосера началась Столетняя война (1337–1453), и в молодости поэт успел побывать в плену у французов. Несмотря на ряд ярких побед в начале — при Креси (1346), Пуатье (1356), англичане не добились быстрого перевеса, и война затянулась. Она истощала силы обоих государств, но дала толчок к возникновению английской национальной идентичности.

В 1377 году трон занял малолетний Ричард, который в середине 1380-х годов вступил в конфликт с группой влиятельных аристократов, на чьей стороне находился его дядя Джон Гонт. Видимо, чтобы не быть втянутым в этот раздор, Чосер на время удалился от двора. К 1389 году король взял верх, но десять лет спустя сын Гонта, Генрих Болингброк, отнял у Ричарда корону.

В середине XIV века в Европе начался затяжной экономический и демографи­ческий спад, который продлился полтора столетия. В Англии участились неурожаи и мятежи, а в 1381 году вспыхнуло крестьянское восстание под руководством Уота Тайлера, едва не лишившее власти короля Ричарда. Во всех этих перипетиях Чосер неизменно занимал сторону короны.

Литературный контекст

Рядом с Чосером работали крупные эпические поэты, оставившие значитель­ный след в английской литературе. Уильям Ленгленд (ок. 1330 — 1387), автор аллегорической поэмы-видения «Петр Пахарь», и анонимный автор или авторы видения «Жемчужина» и рыцарского романа «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь» (ок. 1375–1400) сочиняли, пользуясь аллитерационным стихом. Друг Чосера, Джон Гауэр (ок. 1330 — 1408), автор сборника рассказов о любви «Признания влюбленного», как и Чосер, осваивал силлаботонику.

Французская аллегорическая поэма «Роман о Розе» Гильома де Лорриса (ум. ок. 1238) и Жана де Мёна (ок. 1250 — 1305) была написана еще в XIII веке, но на английский ее перевел именно Чосер. Чосер же перевел и латинское «Утешение философией» Боэция (ок. 480 — 524), главный источник средневе­ковых представлений о власти Фортуны.

Наконец, в Италии Чосер познакомился с «Божественной комедией» Данте (1265–1321), произведениями Боккаччо (1313–1375) и, возможно, поэзией Петрарки (1304–1374). Впрочем, мировоззрение раннего итальянского Ренессанса осталось ему чуждым.

Жанр

«Кентерберийские рассказы» состоят из 24 повествовательных сочинений (некоторые остались неоконченными). Их принято относить к четырем жанровым традициям: куртуазной (подражания рыцарскому роману и пародии на него), комической (сатиры и фаблио — так назывались стихотворные насмеш­ливые, часто непристойные истории-анекдоты), дидактической (басни и exempla — то есть сборники «примеров» коротких историй поучительного содержания, в которых раскрывается смысл библейских эпизодов или дается нравственное наставление) и патетической (жития святых, чудо Богородицы и тому подобное).

Но подлинную жанровую уникальность и невиданную прежде композицион­ную целостность этому сборнику отдельных рассказов сообщает рамочная конструкция — «Общий пролог» и связанные с ним интерлюдии между историями. В «Общем прологе» речь идет о путешествии группы паломников к святым мощам в Кентербери. Чтобы не скучать по пути, они решают рассказывать друг другу занимательные истории. Соответственно, читатель знакомится как с самими историями, так и с каждым из рассказчиков и перипетиями их отношений.

Согласно изначальному плану, 30 рассказчиков должны были рассказать по две истории на пути в Кентербери и по две — на обратном пути в Лондон. Чосер успел воплотить лишь пятую часть из задуманного.

О чем

Сюжеты всех историй, вошедших в «Кентерберийские рассказы», связаны фигурами паломников, о которых говорится в «Общем прологе» и прологах к отдельным рассказам. Согласно появившейся в начале XX века драмати­ческой теории, «Кентерберийские рассказы» были написаны именно ради изображения паломников — широкого среза английского общества конца XIV века.

Сегодня так считать не принято. Паломники не отражают весь современный им английский социум и не наделены глубокими характерами — каждый из них является образцовым воплощением определенной «профессии», то есть социальной роли. Забавные сценки, возникающие между ними, служат Чосеру не более чем интерлюдиями для подготовки читателя к очередному рассказу.

Так, в «Рассказе Рыцаря» речь идет о двух благородных друзьях (к тому же братьях), которых любовь к одной даме превратила во врагов. В «Рассказе Мельника» — о веселых похождениях школяра и причетника, влюбленных в жену старого плотника; в нем имеются обманутый муж, поцелуй в задницу и раскаленная кочерга, приложенная к тому же месту. Наставительный «Рас­сказ Продавца индульгенций» повествует о трех беспутных приятелях, встре­тивших старика, указавшего им на клад; жадность заставила их перебить друг друга. «Рассказ Студента» — трогательная история о терпеливой Гризельде, которую знатный маркграф сперва сделал своей женой, а затем, желая испы­тать, подверг множеству незаслуженных оскорблений; безропотно выдержав все, Гризельда тем самым доказала свою верность.

Яркие герои

Единственные сквозные персонажи «Кентерберийских рассказов» — соб­ственно паломники. Лишь трое из них описаны подробно: Продавец индуль­генций, Слуга каноника и Батская ткачиха.

Образ Батской ткачихи полюбился уже первым читателям Чосера и, пожалуй, остается самым ярким и сегодня. Собственно, ткачество — не главное занятие Жены из Бата (The Wife of Bath): Батской ткачихой она стала в русском переводе Ивана Кашкина. По роду своих занятий она прежде всего жена — женщина, пять раз бывшая замужем, познавшая все тонкости брака и владею­щая всеми уловками, необходимыми для того, чтобы получить власть над мужем.

В «Общем прологе» она показана женщиной одновременно обаятельной и компанейской, в «Прологе Батской ткачихи» — словоохотливой, остроумной, жизнелюбивой и опытной в искусстве подчинять себе мужчин. Под стать ей и «Рассказ Батской ткачихи» — о незадачливом рыцаре времен короля Артура, который провинился перед женщинами и вынужден был искать ответ на вопрос, чего больше всего хочет любая из них.

Источники

Из-за многочисленности и разнообразия «Кентерберийских рассказов» вопрос об их литературных источниках непрост. Материалом для многих из них послужили широко распространенные в Средние века антологии религиозных и светских повествований, такие как «Золотая легенда», «Сто новелл древно­сти» и проч.

Традиционный для таких сборников авторский пролог самостоятельным композиционным элементом с собственным сюжетом сделали Джон Гауэр в «Исповеди влюбленного» и Боккаччо в «Декамероне». Чосер пошел по тому же пути, но значительно развил и усложнил его.

У Боккаччо — напрямую или через посредничество других авторов — Чосер мог заимствовать и ряд сюжетов, например, для «Рассказа Рыцаря» («Тезеида»), «Рассказа Мажордома» («Декамерон», IX, 6), «Рассказа Студента» («Декамерон, X, 10), «Рассказа Франклина» («Филоколо», «Декамерон», X, 5), «Рассказа Шки­пера» («Декамерон», VIII, 1), «Рассказа Монаха» («О падении знатных мужей»). Источниками Чосеру также послужили «Роман о Розе», моралите, сочинения античных авторов (Овидий, Тит Ливий), богословские трактаты и т. д.

Последователи

Чосера называют отцом английской поэзии и часто — отцом английской литературы вообще. Благодаря Чосеру лондонский диалект английского языка стал литературной нормой для всей страны, прежде такой нормы не имевшей. Чосер произвел революцию в стихосложении — продемонстрировал возможности английского языка применительно к силлаботонике, разработал пятистопный ямб и так называемую чосеровскую, или королевскую, строфу.

Чосер ввел в литературный обиход множество средневековых и античных сюжетов, которые впоследствии разрабатывали другие писатели, в частности Шекспир. «Рассказ Рыцаря» повлиял на его комедию «Сон в летнюю ночь» и трагикомедию «Два знатных родича» (написанную совместно с Джоном Флетчером), а «Рассказ Монаха» дал представление о национальном понима­нии «трагедии», которое Шекспир развил впоследствии.

Но главное, благодаря «Кентерберийским рассказам» в английскую литературу вошли комизм характеров, контрастное изображение персонажей, сложные характеры персонажей, авторская ирония по отношению к описываемым событиям. За детальную разработку жизнеподобных характеров «Общий пролог» к «Кентерберийским рассказам» иногда даже называют «прологом к английскому роману».

В массовой культуре

В 1851 году художник-прерафаэлит Форд Мэдокс Браун представил свою кар­тину «Чосер при дворе Эдуарда III», известную новаторским изображением игры солнечного света и тени. Правда, сюжет ее вряд ли можно считать историческим, и к тому же «Кентерберийские рассказы» Чосер начал писать после смерти Эдуарда.

В Великобритании отдельные истории из числа «Кентерберийских рассказов» неоднократно были экранизированы — как правило, в виде телесериалов (в 1949, 1956, 1969, 1975, 1998–2000, 2003 годах).

В 1972 году «Кентерберийские рассказы» экранизировал Пазолини. В 2001 году американец Брайен Хелгеланд снял фильм под названием «Рассказ рыцаря» (в российском прокате — «История рыцаря»), в котором одного из персонажей зовут Джеффри Чосер. Правда, к сюжету «Рассказа Рыцаря» из «Кентерберий­ских рассказов» он имеет довольно отдаленное отношение; главного героя в нем сыграл Хит Леджер.

В 2006 году свою версию перевода-пересказа «Кентерберийских рассказов» записал канадский рэпер Баба Бринкмен и даже издал ее в виде книги.

Новизна

Главное достоинство «Кентерберийских рассказов» заключается в их потрясаю­щем стилистическом разнообразии. Предшественники Чосера — Гауэр и Боккач­чо — не изобретали для каждого своего рассказчика персональную поэтическую манеру, а Чосер сумел придать каждому индивидуальный голос и особенную точку зрения. Соответственно, сами рассказы также очень разнообразны в сюжетном, жанровом и стилистическом отношении.

Даже в «Общем прологе» практически нет похожих описаний. Они различа­ются по длине, тону и точке зрения. Одни персонажи описаны с точки зрения того, во что они одеты, другие — того, что они делают, третьи — того, что думают. Постоянно меняется и тон рассказчика (персонажа по имени Чосер), становясь то наивным, то проницательным, то нейтральным, то оценивающим.

Такого языкового остроумия, жанрового разнообразия, стилистической пластичности английская литература до Чосера не знала — и еще долго, вплоть до появления Шекспира и его современников, не могла приблизиться к его уровню литературного мастерства.

Цитата

А вот апостол, это знаю твердо,
Он женщине не заповедал гордо
Быть девственной. Он просто умолчал,
А волю божию наверно знал.
Советовать нам могут воздержанье,
Но ведь совет не то, что приказанье.
Могу его послушать или нет,
И уж сама несу за то ответ.
Когда бы девство всем господь судил,
Тогда б и брак он девам запретил.
Но если нету поля для посева,
Откуда б нарождались сами девы?
Не мудрено, что сам апостол Павел
Запрета против брака не оставил.
В соревнованье девам лишь почет,
А приз — еще посмотрим, кто возьмет.  Из «Пролога Батской ткачихи». Пер. И. Кашкина.

Где читать

«Кентерберийские рассказы» в переводе Ивана Кашкина, Осипа Румера и других переводчиков издавались с сокращениями в серии «Библиотека всемирной литературы» в 1973 году и в полном виде в серии «Литературные памятники» в 2012 году. В интернете с сокращенной версией можно познакомиться, например, здесь.

Что читать еще

Среди других, более ранних поэм Чосера на русский язык переведены еще две — «Книга о королеве» и «Птичий парламент» (пер. С. Александровского). Они не дают картины такого стилистического и жанрового многообразия, как «Кентерберийские рассказы», но тоже отмечены фирменной чосеровской иронией и свидетельствуют о его мастерстве рассказчика.

Составить себе представление о многообразии повествовательной литературы XIII–XIV веков, откуда Чосер черпал сюжеты для своих рассказов, можно по следующим книгам: сборнику сказаний о христианских мучениках и святых Иакова Ворагинского «Золотая легенда» (пер. И. Аникьева, И. Кувшинской; в 2017 году вышел первый том); куртуазно-аллегорической поэме-видению «Роман о Розе» (пер. И. Смирновой); «Декамерону» Бокаччо (пер. А. Веселов­ского), который, как и «Кентер­берийские рассказы», вобрал в себя множество жанровых традиций, от фаблио до трогательной патетики, но излагает материал в стиле, больше соответствую­щем мировоззрению Раннего Ренессанса.

Когда

Год рождения Франсуа Вийона назван им самим — 1431-й. Дата смерти неиз­вест­на, и этот факт — важная составляющая вийоновской легенды. 5 января 1463 года парижский суд отменяет приговор о казни Вийона и приговаривает его к изгнанию из города на 10 лет — после этого следы Вийона теряются. Любые сообщения о последующей судьбе поэта (вроде его бегства в Англию под покровительство короля Эдуарда V, о котором писал Рабле) документами не подтверждаются. Главные свои произведения Вийон написал за предыдущие семь лет: например, «Малое завещание» (оно же «Лэ») — в 1456 году, а «Боль­шое», вероятнее всего, в 1462-м. Помимо этих двух крупных текстов, от Вийона остались 14 баллад, «Похвала Марии Орлеанской», катрен о заде и шее и баллады на жаргоне. Первое серьезное издание сочинений Вийона вышло в 1533 году — его составил поэт Клеман Маро.

Язык

Среднефранцузский. Также Вийон использует так называемый франко-англий­ский жаргон, кухонную латынь, региональные диалекты. Наконец, Вийону традиционно приписывают баллады на жаргоне (имеется в виду воровской жаргон так называемой банды кокильяров), хотя ответа на вопрос о его авторстве, принадлежности воровскому миру и конкретно шайке кокильяров нет до сих пор. Язык этих баллад действительно похож на тайное наречие кокильяров, но не совпадает с ним полностью.

Автор

Личность Вийона парадоксальна для Средневековья: эпоха, в которую имена многих сочинителей вообще не сохранились, подарила мировой культуре поэта с избыточным количеством имен. Его настоящее имя — Франциск де Монкор­бье или Франсуа де Лож. Свою фамилию, Вийон, он взял от воспитавшего его Гильома де Вийона, который, по его словам, был ему «больше отца» и «ласковее мате­ри». Имя тоже содержит секрет; в знаменитом катрене «Я — Франсуа, чему не рад…» имеется в виду и «Я — француз» («Je suis François»). В 1452 году Вийон получил степень магистра на факультете искусств в Сорбонне, но начиная с 1455 года неуклонно маргинализуется. Он дважды бежал из Парижа (один раз после драки, где его соперник был смертельно ранен, второй — после ограбления Наваррского колледжа Сорбонны). В начале 1460-х Вийон трижды попадал в тюрьмы и подвергал­ся пыткам; последний раз — когда оказался не в том месте не в то время. Его приятель ранил нотариуса Ферребука, Вийона схватили, пытали, приговорили к повешению, но затем заменили казнь десятилетним изгнанием из Парижа. Поэт пропал, оставив среди последних известных сочинений «Балладу пове­шен­ных», вошедшую в золотой фонд французской литературы и обеспечив­шую ему репутацию «висельника».

Исторический контекст

Исследователи вписывают жизнь Вийона в длинный период — от смерти в 1305 году Жана де Мёна, автора второй части «Романа о Розе», сильно повлиявшей на Вийона, до публикации первого серьезного издания сочинений поэта в 1533 году. Вийон родился в год казни Жанны д’Арк; Столетняя война будет длиться еще 20 с лишним лет. В 1414–1418 годах церковный собор в Кон­станце кладет конец Великой схизме Западной церкви, избирает папу Мартина V и выносит Яну Гусу приговор как еретику: в 1419 году вспыхивают гуситские войны: «Богемцев ересь знаю», — напишет Вийон в «Балладе примет». В 1424–1425 годах на кладбище Невинноубиенных младенцев в Париже появляется фреска с изображением пляски смерти: это важный материальный знак в сти­хах Вийона. В 1440 году из английского плена будет освобожден поэт и герцог Карл Орлеанский — к нему (и его дочери) будут обращены некоторые стихи Вийона, с ним связана история о поэтическом состязании в Блуа и баллада Вийона «От жажды умираю над ручьем». В 1453 году Константинополь взят турецкими войсками: Восточной Римской империи больше нет. В 1455 году в Дижоне проходит суд на бандитами, известными под именем кокильяров. Вийона в их числе нет, хотя были попытки соотнести его с одним из фигуран­тов дела. В 1458 году умирают король Арагона Альфонс, папа Каликст III и герцог Бретонский Артур III, в 1461 году — французский король Карл VII: все они упомянуты в «Балладе о сеньорах былых времен». Сын Карла VII станет королем Людовиком XI, и по случаю его коронации и приезда в город Мён-сюр-Луар Вийона освобождают из местной тюрьмы.

Литературный контекст

Во времена Вийона «Роман о Розе» все еще влиятельнейшее французское произведение, к нему апеллируют все, и Вийон не исключение.

В XIV веке во французской словесности четко обозначается разрыв с песенной традицией: если раньше стихотворение мыслилось как песня, то теперь форму­лируется мысль о «естественной музыке языка». Высказывается мысль о поэте как человеке «особо созданном», одаренном к сочинительству природой: это уже провозвестие идей Ренессанса.

В XV веке поэт Ален Шартье, важный для Вийона, создает поэму «Немило­сердная красавица», в которой под неожиданным углом подает главную тему куртуазной эпохи: влюбленный страдает, красавица жестока и отказывается дать ему надежду, потому что, по ее сведениям, от любовной болезни еще никто не умирал, однако влюбленный уходит и умирает по-настоящему. Это главная культурная провокация эпохи; придворные дамы сообщили поэту, что за демонстрацию их в таком дурном свете его надо бы повесить или сжечь.

Французские литераторы служат хронистами у государей, а те поощряют переводы — например, Данте и Петрарки. Поэты, пользовавшиеся покрови­тельством короля, ограничены в свободе выражения, поэтому они реализуют себя в виртуозной языковой игре: они так нагнетают похвалы монарху, что это порой начинает звучать иронично. Эти стихотворцы останутся в культуре под именем «великих риториков».

Жанры

Лэ (во французской словесности позднего Средневековья — лирический поэти­ческий жанр, произведения которого обычно состоят из довольно большого количества строф; их количество и структура обычно варьируются, хотя Вийон назвал «Лэ» сочинения из одинаковых строф), баллада, рондо, пародийное завещание, ди (средневековый поэтический жанр, в котором автор говорит от первого лица; имеет крайне расплывчатые контуры, скорее приближается к современному понятию «стихотворение»).

О чем

В «Лэ» (оно же «Малое завещание») поэт сообщает, что решил разрушить тем­ницу любви, разбившей ему сердце, и отправляется в Анже. По обычаю, перед дальней дорогой он раздает свое имущество — пародийные предметы, которых у него на самом деле нет. Его «наследники», над которыми он издевается, — парижане разных сословий: от богатых ростовщиков (которых Вийон иронич­но называет «бедные детки») до нищих бродяг.

В первой части «Большого завещания» Вийон воскрешает тяжелые воспоми­нания: сожалеет об ушедшей молодости, жалуется на бедность, на любовные злоключения, на неумолимость старости и смерти. Текст прерывается балла­дами — о дамах и сеньорах ушедших времен, — которые говорят о скоротеч­ности времени и неотвратимости смерти, уравнивающей всех. Во второй части «Большого завещания» Вийон использует прием из «Малого» и снова горько и иронично раздает несуществующие подарки. Есть и черты настоящего завещания — например, Вийон говорит, в какой колокол нужно звонить на его похоронах.

Яркий герой

Лирическое «я» Вийона не тождественно магистру искусств, ввязывавшемуся в криминальные истории и получившему в итоге смертный приговор. В XX веке Вийона называли «певцом-индивидуалистом», хотя к такой характеристике нужно относиться сдержанно, это интерпретация из совсем другой культурной эпохи: Вийон — фигура, заново открытая романтиками, а затем прекрасно вписавшаяся в парадигму «проклятых поэтов».

Тем не менее Вийон правда одинок; он иронично выстраивает для себя генеа­ло­гии, но единственный подлинный предок для всех — праматерь-земля, в чье лоно все должны рано или поздно вернуться. В «Послании к друзьям» он про­сит их помочь, ведь и свиньи бросаются на помощь, если одна из них завизжит; значит, он не очень высокого мнения о своем социальном окружении. Вийон постоянно оказывается человеком без роду и племени, оставленным без помо­щи узником, скулящим из уголка, «как старый пес».

Источники

Библия, особенно Книга Иова, сочинения Аристотеля, которые Вийон должен был читать на латыни по программе факультета искусств Сорбонны, сочине­ния Вергилия, Макробий, а также «Роман о Розе», творчество Рютбёфа, поэзия Карла Орлеанского, творчество Рене Анжуйского, средневековые фарсы и мистерии.

Последователи

«Вийон необычен уже для своей собственной эпохи: на современную ему поэ­зию он не оказал значительного влияния» (филолог Георгий Косиков). Даже первый изда­тель поэта Клеман Маро отметил, что Вийон ему совсем не близок и он публи­кует стихи лишь из любви к его «приятному духу» и в благодарность за все, чему он смог научиться.

Признание пришло к Вийону позже. Николя Буало в «Поэтическом искусстве» написал, что «Неловкий, грубый стих тех варварских времен / Впервые выровнял и прояснил Вильон». Романтик Теофиль Готье сравнил Вийона с Байроном. Артюр Рембо сочинил «Письмо Карла Орлеанского Людовику XI» с просьбой о помиловании Вийона, которому грозит виселица (1870). Верлен в своих «Триолетах» объявляет о поклонении Вийону, а стихотворение «Моей возлюбленной» строит по модели вийоновской «Баллады примет».

На русский «Балладу о дамах прошлых времен» перевел Гумилев, а Осип Мандельштам сопроводил эту публикацию статьей «Франсуа Виллон»: это атака акмеистов на поэтику символистов.

Музыку на слова баллад Вийона писал Дебюсси, а Бертольт Брехт в «Трехгро­шовой опере» использует стихи Вийона, с чем был связан скандал в критике.

В массовой культуре

В XX веке Вийон стал культом. В 1926 году был написан знаменитый «Роман о Франсуа Вийоне» Франсиса Карко: в нем Вийон, едва отправившись в изгна­ние, угодил в смертельную ловушку, расставленную старым знакомцем. Множество прозаиков домысливают судьбу «первого проклятого поэта». Фантаст Тим Пауэрс в романе «The Stress of Her Regard» выводит Вийона, которому уже почти 400 лет, а прозаик Жан Тёле в романе «Я, Франсуа Вийон» расска­зы­вает историю от первого лица со множеством жестоких и малоаппе­титных подробностей и основывается на поэзии Вийона, чтобы домыслить ту или иную коллизию.

Жорж Брассенс исполнял песню на слова «Баллады о дамах былых времен»; влияние Вийона признает Боб Дилан, а Булат Окуджава назвал свою песню «Молитва Франсуа Вийона», чтобы отвлечь именем поэта внимание советских цензоров от слова «молитва».

Первый фильм о Вийоне вышел еще в 1914 году («The Adventures of François Villon (The Oubliette)», режиссер Чарльз Гиблин). Фильм Фрэнка Ллойда «Если б я был королем» (1938) был номинирован на четыре «Оскара».

Новизна

Вийон не изобрел ни жанры, в которых работал, ни свои любимые темы. Но его особенность — в том, что все эти разнообразные регистры комбинируются внутри одного большого вийоновского текста. Герой этого текста — не один из традиционных героев средневековой словесности (не мученик любви, не греш­­ник, сожалеющий о бурной молодости, не веселый шалопай, не ста­рик, изуродованный временем), который органично чувствует себя внутри культурного канона. В центре здесь — «бедный Вийон», примеряющий на себя эти каноны, как карнавальные личины, чтобы в любой момент сыграть на эффек­те срывания маски. Вийон не чужд миру средневековых зрелищ, и этот эффект приобретает у него невероятный, пронзительный драматизм и динамичность. Вийон — мастер иронии и уклонения от главной темы (например, Вийон, многократно замешанный в уголовных делах, гораздо реже, чем другие поэты, говорит о знаменитой французской виселице Монфокон — чаще она присутствует в его текстах в виде фигуры умолчания). Никто пронзительнее его в XV веке не задерживает внимание на смерти, замершей в своей материальности: его персонажи-повешенные общаются с живыми, а поэт тем временем описывает их неприкаянное качание на виселице, высушенные и почерневшие от солнца тела, исклеванные птицами.

Цитата

Я — Франсуа — чему не рад! —
Увы, ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.  Пер. И. Эренбурга.

Где читать

Франсуа Вийон. Стихи. Сборник. Сост., вступ. статья и комм. Г. Косикова.

Что читать еще

Если стихи Вийона понравились, имеет смысл познакомиться с таким поэтами, как Ален Шартье, Кристина Пизанская, Карл Орлеанский — они близки ему по времени; Шартье и герцог Орлеанский имели для него значение. Вторая часть «Романа о Розе» Жана де Мёна для Вийона такой же бестселлер, как и для всех его современников. Клеман Маро — поэт совершенно иной, но в каком-то смысле ориентировался на Вийона, так что его тоже можно почитать. Можно также послушать песни Брассенса и Лео Ферре на слова Вийона.