Женщины «Евгения Онегина»

Фрагмент из кинофильма Романа Тихомирова «Евгений Онегин» (1958). Роль Татьяны играет Ариадна Шенгелая (поет Галина Вишневская), Светлана Немоляева играет Ольгу (поет Лариса Авдеева)

В текст «Евгения Онегина» Пушкин поселил отстраненного комментатора, который не совпадает ни с одним из действующих лиц романа, — он наблю­дает, поясняет, рассказывает. Эту раздвоенность повествования подхватил и Чайковский, сочиняя своего «Евгения Онегина» и по-своему расставляя акценты в сюжете.

Музыке высшего света из четвертой и шестой картин — изящному вальсу и грохочущему полонезу — противостоит музыка домашняя и деревенская. Визитной карточкой усадебного быта в пасторальном мире Лариных ста­новится дуэт «Слыхали ль вы?» — оперная стилизация бытового романса. О тихой грусти в деревенском антураже размышляют женские персонажи — под пение сестер Лариных их мать рассказывает старой няне о Ричардсоне и Грандисоне. Это единствен­ный момент в «Евгении Онегине», когда в одной точке встречаются все женские персонажи, а романс становится и синонимом домашней женской стихии, и саундтреком к жизни в деревенской глуши.

Женскому миру романса оказывается близок один мужской персонаж оперы — Владимир Ленский. Во втором действии он исполняет знаменитую арию «Куда, куда, куда вы удалились?». Кроме того, что эта ария легко вписывается в ка­тегорию романса, у нее немало общего с надломленной и сентиментальной партией Татьяны. Ария Ленского, заслоняя романсовый дуэт сестер Лариных, с подачи критика Асафьева пода­рила музыковедам ключевой элемент русско­го романса — так называемую «сексту  Секста — музыкальный интервал, обозначаю­щий расстояние между первой и шестой нотами гаммы, а также просто шестая нота гаммы. Ленского» (ее надо ловить в строчке «Паду ли я, стрелой пронзенный» на слове «паду»).

Другие выпуски
Романс дня
микрорубрики
Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года
Архив
Антропология, Литература

7 писательских домов, которые еще можно успеть увидеть

Дом из «Доктора Живаго», усадьба, где Лев Толстой написал «Воскресение», и другая исчезающая архитектура