Жатва
Автор Мария Сарабьянова
1 / 2
Смерть сына сонамитянки. Фреска церкви Ильи-пророка в Ярославле. 1680–1681 годыLemtal Sergei / Shutterstock
2 / 2
Смерть сына сонамитянки. Гравюра из Библии Пискатора. XVII векWikimedia Commons
Одним из популярных изданий в России второй половины XVII века была Библия Пискатора, составленная из гравюр с картин голландских и фламандских художников, впервые изданных Класом Янсоном Фишером — по-латински Пискатором — в Амстердаме в 1614 году. Русские художники использовали эти гравюры как образцы для создания новых композиций: отсутствовавшие в древнерусской иконографии сцены можно было скопировать с европейской гравюры.
Переполненная персонажами, декоративными и бытовыми деталями роспись храма Ильи-пророка в Ярославле на первый взгляд кажется почти сплошной, «ковровой». Буйство цвета и форм сдерживается строго ограниченными регистрами, каждый из которых опоясывает стены храма и «читается» как отдельный рассказ. В основном объеме их пять: евангельские притчи и чудеса, деяния апостолов, житие пророка Илии и житие его ученика Елисея. Некоторым из этих сцен можно найти прямые параллели в Библии Пискатора. В цикле чудес пророка Елисея одно из центральных мест занимает сюжет о бездетной сонамитянке, которой был дарован сын. Согласно Четвертой книге Царств, подросший ребенок «…в один день пошел к отцу своему, к жнецам. И сказал отцу своему: голова моя! голова моя болит!» (4:18–19). Вскоре ребенок умер, но Елисей его воскресил.
Представленная здесь сцена из ярославской росписи более известна как «Жатва», так как большую ее часть занимает сцена уборки урожая, сразу напоминающая распространенную в средневековом искусстве аллегорию одного из месяцев. Если сравнить «Смерть сына сонамитянки» с тем же сюжетом из Библии Пискатора, видно, что русский мастер пользовался гравюрой как образцом для построения композиции. Однако гравюры служили только иконографическими прототипами, тогда как стиль продолжал средневековые традиции. В ярославской фреске отсутствует перспектива: фигуры, изображенные на гравюре в отдалении, на фреске совпадают по масштабу с фигурами на переднем плане, а спальня, виднеющаяся в проеме, оказывается на фреске как бы на втором этаже.