Следование моде
Моды 1790-х годов с их высокими талиями, ничего не скрывающими полупрозрачными тканями и сложносочиненными головными уборами с непременным плюмажем послужили основой для многих карикатур. Однако этот лист иронизирует не только над модой, но и над модницами из разных социальных слоев. «Сент-Джеймс задает тон», — гласит подпись под левой, высокой и стройной фигурой, и мы сразу понимаем, что это аристократка из респектабельного Вест-Энда, района на западе Лондона, где была сконцентрирована вся светская и политическая жизнь столицы, не просто модница, но воплощение bon ton — хорошего тона, законодательница стиля не только в одежде, но и в жизни. Ниже подпись: «Душа без тела». Так карикатурист резюмировал образ, создаваемый неоклассическими костюмами, в которых талия располагалась сразу под грудью, а тело словно исчезало. Слово «душа» также апеллирует к важнейшему для эпохи образу Психеи (в переводе — «Душа», или, в интерпретации Богдановича, «Душенька» Ипполит Богданович (1743–1808) — поэт, переводчик, автор повести в стихах «Душенька» — переложения романа Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона».). Вот как описывал новые моды известный мемуарист, член Арзамасского общества Филипп Филиппович Вигель:
«На молодых женщинах и девицах все было бы так чисто, просто и свежо… они были в полупрозрачных платьях, кои плотно обхватывали гибкий стан и верно обрисовывали прелестные формы; поистине казалось, что легкокрылые Психеи порхают на паркете. Но каково же было пожилым и дородным?»
Облик одетой в совершенно аналогичные одежды дамы справа дает ответ на этот вопрос. Подпись «Чипсайд подражает моде, тело без души» говорит о том, что перед нами жительница торгового района в лондонском Сити, разбогатевшая купчиха, подражающая аристократической моде, но неспособная понять суть хорошего тона. Таким образом, карикатура комментирует не только моду, но — косвенно — и противостояние родовитого дворянства и незнатных нуворишей. Кажется, Гилрей больше симпатизирует аристократам. Впрочем, обе фигуры комичны
7 писательских домов, которые еще можно успеть увидеть
Дом из «Доктора Живаго», усадьба, где Лев Толстой написал «Воскресение», и другая исчезающая архитектура