Чтение на 15 минут: комментарий к поэме Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слезы»
Обувь на платформе, приставучие песни композитора Шаинского, длинные волосы и эмиграция в Израиль. В «Объединенном гуманитарном издательстве» вышла книга филологов Олега Лекманова, Романа Лейбова и Елены Ступаковой «„Господь! Прости Советскому Союзу“. Поэма Тимура Кибирова „Сквозь прощальные слезы“. Опыт чтения». Arzamas публикует отрывок из комментария к пятой главе
Что ж, давай, мой Шаинский веселый.
Впрочем, ну тебя на фиг! Молчи!
Как и предшествующие главы «Сквозь прощальные слезы», V глава начинается с призыва спеть, однако он уже во втором стихе сменяется на противоположный — «Молчи!». Так в главе возникает тема отказа от песни, знаменующая конец советской эпохи. Кроме этого драматического объяснения, призыв не петь, обращенный к композитору Владимиру Яковлевичу Шаинскому (1925–2017), может быть объяснен ситуативно и комически. Все, кому приходилось слышать, как Шаинский исполняет свои песни (а он делал это охотно и часто), хорошо помнят чудовищный тембр его голоса, удачно сочетающийся с бедностью вокального диапазона. Еще важнее, вероятно, то, что бесчисленные детские и взрослые песни, написанные на музыку Шаинского, обладают свойством, выразительно описанным композитором Николаем Каретниковым: «Дети завели новую, только что купленную пластинку. Зазвучало нечто вроде:
Ля-ди-ду-ди,
Лучших нет котлет!
Ля-ди-ду-ди,
Быстро на обед!
Жизнь была кончена. Мелодия закладывалась в голову с одного раза, как обойма в пистолет, и прилипала к памяти подобно небезызвестному банному листу. Она звучала во мне с утра до вечера без перерывов, независимо от моих желаний» Н. Н. Каретников. Темы с вариациями. М., 1990.. Сравним с признанием в стихотворении Кибирова «Меж тем отцвели хризантемы, а также…» (1995): «Мурлычу Шаинского я…» Т. Ю. Кибиров. Стихи о любви. М., 2009.. Далее Каретников обращается уже непосредственно к Шаинскому: «…ты не прикидываешься
Все закончено. В частности, школа.
Шейк на танцах платформой стучит.
Уже первый комментируемый стих задает наложение частного, биографического плана на большой, исторический: заканчивается как история Советского Союза, так и один из этапов взросления автора поэмы, выпускника школы Тимура Запоева Настоящая фамилия поэта — Запоев, тогда как Кибиров — псевдоним. (Прим. редакции Arzamas). Здесь Кибировым продолжена сквозная для поэмы и особенно важная для этой главы тема — пути советского государства, которое, по замечанию антрополога Алексея Юрчака, «было навсегда, пока не кончилось». Начало первого стиха задает основную тональность последней главы (оно будет потом несколько раз повторено без уточнений, как непреложный факт: «все ведь кончено»).
Как и в IV главе, где маркерами эпохи стали популярные танцы (твист, чарльстон, летка-енка и ча-ча-ча), во втором комментируемом стихе Кибиров в качестве приметы времени упоминает популярный в СССР с конца
Музыкант и продюсер Максим Капитановский вспоминает: «В семидесятые годы, кроме популярных среди молодежи твиста и некоего упрощенного рок-н-ролла, танцевали еще и более продвинутые джайв, джерк, „гоу-гоу“. Но все же королем танцплощадок был шейк. Существовали три разновидности шейка: 1. Собственно шейк (попеременное двойное касание пола носком то левой, то правой ноги). 2. Медленный шейк (любой небыстрый танец с обжиманием партнерши). Так прямо и говорили: „Ребята, сыграйте медленный шейк!“ 3. Шейк „с гвоздями“ (то же, что и № 1, но гораздо более экспрессивный, желательно в пьяном виде, с подключением каблуков и выламыванием паркетных досок из пола)» М. Капитановский. Во всем виноваты «Битлз». М., 2006.. Сравним также примечательное соединение «школьных» мотивов с шейком в еще не оконченном романе Кибирова «Генерал и его семья»: «Вот танцы — дело другое, на школьных вечерах, которые в тиксинской школе устраивались гораздо чаще, чем на материке, она уже с седьмого класса была признанной (одними с восторгом, другими скрепя сердце) королевой бала. Хоть вальс, хоть фокстрот, хоть твист, хоть новомодный, завезенный солдатиками-москвичами шейк!» Т. Кибиров. Генерал и его семья // Знамя. № 1. 2017.
Обувь на высокой платформе (то есть заметно утолщенной подошве), как женская, так и мужская, вошла в моду в 1970-х годах как дань ретростилю 1940-х годов. Популярной она стала в первую очередь благодаря музыкальным звездам стиля диско. Страсть советских граждан к обуви на платформе, достать которую в магазинах было сложно, иногда выливалась в необычные практики, о которых советский модельер Александр Игманд вспоминает так: «У меня был один знакомый… который из обыкновенных туфель делал платформы. Он разрезал покрышки для машин, вырезал по контуру обуви и пришивал к ботинкам. В народе такие туфли на зывались танками—они были на шинах толщиной пять-шесть сантиметров». А. Игманд. «Я одевал Брежнева…» М., 2008.
БАМ, БАМ, БАМ! Слышишь, время запело?
Хотя строительство Байкало-Амурской железнодорожной магистрали началось еще в 1932 году (в основном — силами заключенных ГУЛАГа), тогда она была сооружена не целиком. Публично реанимирована эта аббревиатура была лишь в 1967 году, когда вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о восстановлении проектно-изыскательных работ на строительстве. В апреле 1974 года БАМ был объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой, а постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 8 июля 1974 года «О строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали» были выделены необходимые средства.
Это строительство послушно воспела официальная культура: ему, например, были посвящены одна из последних песен патриарха советской музыки Дмитрия Покрасса «Марш БАМ» (1975) и две песни вокально-инструментального ансамбля «Самоцветы», в составе которого до сих пор выступает мать певца Владимира Преснякова Елена Петровна (последнее ко времени написания этих строк выступление состоялось 21 апреля 2019 года на концерте, приуроченном к 45-летию БАМа, на стадионе «РЖД Арена» в Москве). Одним из первых, еще до начала широкой пропагандистской кампании, но уже после принятия решения о возобновлении строительства магистрали, в 1970 году, музыкой к песне о БАМе отметился Владимир Шаинский («Идут по БАМу поезда» на слова Роберта Рождественского). В комментируемом стихе Кибиров отсылает читателя в первую очередь к «Песне о БАМе» (1975, музыка Оскара Фельцмана, слова все того же Рождественского):
Байкало-Амурская магистраль!
Солнце в небе светит мудро,
Молодеет древний край.
От Байкала до Амура
Мы проложим магистраль.
Встретим зябкие рассветы,
Встретим долгую пургу.
В биографию планеты
Впишем мы свою строку.
Припев (2 раза):
Слышишь, время гудит — БАМ,
На просторах крутых — БАМ,
И большая тайга покоряется нам.
Слышишь, время гудит — БАМ,
На просторах крутых — БАМ, —
Этот колокол наших сердец молодых! Цит. по: Песни наших дней. М., 1986.
Обессмысливающий многократный повтор слова «БАМ» может отсылать и к припеву упомянутого выше «Марша БАМ» Дмитрия Покрасса и Михаила Вершинина (1975):
БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
Эхом откликнутся рельсы!
БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
Это счастливые рейсы!
БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
Это веление жизни!
БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
Лучший подарок Отчизне!
В отличие от строительства Братской ГЭС и освоения целины сооружение БАМа во второй половине 1970-х — начале 1980-х годов у населения СССР не вызвало никакого реального энтузиазма. Вполне в духе эпохи кампания вокруг стройки порождала в основном цинические шутки, чему немало способствовала внутренняя форма сокращения. Сравним с незамысловатым анекдотом тех времен: «Что будет, если Брежнев стукнется головой о рельс? — БАМ!!!»
БАМ да БАМ, ОСВ, миру — мир!
Выше мы уже сталкивались с приемом перебирания Кибировым аббревиатур, в комментируемом стихе к ним присоединяется лозунг. Этот повтор подчеркивает обессмысливающую тавтологичность 1970-х годов. ОСВ — подписанные главами СССР (Брежневым) и США (президентами Ричардом Никсоном и Джимми Картером) два договора об ограничении стратегических вооружений (отсюда и аббревиатура), которые обозначили хронологические рамки «разрядки международной напряженности» (первый договор — 1972 год, второй — 1979 год, верхняя граница — начало афганской войны).
Развитой мой, реальный и зрелый,
Все три эпитета, ритуально прилагавшиеся в 1970–1980-е годы к существительному «социализм», более или менее синонимичны. Подобная тавтологичность была характерна для выхолощенного и одновременно избыточного идеологического языка брежневской эпохи А. Юрчак. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. М., 2014. C. Humphrey. «Janus-Faced Signs» — the Political Language of a Soviet Minority Before Glasnost’ // Social Anthropology and the Politics of Language. New York, 1989.. Основным термином, закрепленным в выступлениях Брежнева, был «развитой социализм» («зрелый» выступал как синоним «развитого»): «Социализм развитой — закономерная ступень социально-экономической зрелости социалистического строя» Краткий политический словарь. М., 1978.. Термин «реальный социализм» был предназначен более для международной аудитории, разработкой концепции занимался лично Борис Николаевич Пономарев, руководивший Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями капиталистических стран. Из его брошюры, посвященной этому понятию, можно узнать, что оно — «плод самой жизни. И означает оно констатацию исторического факта. <…> Реальный социализм потому так и называется, что он существует на практике в течение десятилетий, а не только в теории, в книгах, как его представляют некоторые „друзья“ социализма» Б. Пономарев. Реальный социализм и его международное значение. М., 1982..
В своем «Послании к Ленке» (1990) Кибиров приложил три эпитета из комментируемого нами стиха к ненавистному ему в это время типу мировоззрения: «Здесь, где царит романтизм развитой, и реальный, и зрелый…» Т. Кибиров. Сантименты. Восемь книг. Белгород, 1994.
БАМ мой, БАМ, Коопторг да ОВИР.
В комментируемом стихе продолжается нагромождение советских аббревиатур, причем две последние могут быть сопоставлены по принципу контраста. Коопторг — сокращение от «кооперативная торговля»; согласно Большой советской энциклопедии, коопторги обслуживали преимущественно сельское население, обеспечивая его «городской» продукцией Большая советская энциклопедия. Т. 13. М., 1973.. Однако в годы так называемого застоя магазины коопторга были широко распространены и в городах: ассортимент дефицитных продуктов был в них чуть шире, чем в государственных, а цены — чуть ниже, чем на рынках.
ОВИР (Отдел виз и регистрации при МВД) прочно ассоциировался в сознании советских граждан с эмиграцией: здесь выправлялись загранпаспорта и выездные визы для лиц, уезжающих из страны на время (таких было не очень много) или навсегда, чаще всего — в Израиль (что стало широко распространенной практикой именно в годы «разрядки», когда советские власти пошли на компромисс в вопросе еврейской эмиграции). В стихотворении Кибирова «Любовь, комсомол и весна» (1987) читаем: «И янки не желают ни в какую / гоу хоум! И еврей неблагодарный / в ОВИР стремглав несется» Т. Ю. Кибиров. Сантименты. Восемь книг. Белгород, 1994.. В воспоминаниях Льва Лосева рассказывается об Иосифе Бродском, который в «предотъездные времена» «напевал на мотив из репертуара Эдит Пиаф» Л. В. Лосев. Меандр. Мемуарная проза. М., 2010.:
Подам, подам, подам,
Подам документы в ОВИР.
К мадам, мадам, мадам
уеду я Голде Меир.
Ах, мой хаер, заветный мой хаер, как тебя деканат обкорнал!
В поэме «Солнцедар» Кибиров пишет о своем поколении: «…и желание не соответствовать ГОСТу / хоть чуть-чуть, хоть прической своей!» Т. Кибиров. Стихи о любви. М., 2009.. Хаером/хаиром (нарочито искаженное англ. hair) на русском молодежном сленге назывались длинные волосы. Для многих продвинутых представителей поколения Кибирова это жаргонное словечко было связано и с названием самого знаменитого рок-мюзикла, рассказывавшего о жизни хиппи, — «Волосы» (попытки консервативно настроенных обывателей подстричь хиппи и сопротивление этим попыткам — одна из важных тем мюзикла).
В советских высших учебных заведениях в описываемый период делали вид, что строго наблюдают за «моральным обликом» учащихся, однако за физическим обликом было надзирать гораздо проще, поэтому объектами преследования обычно становились студенты, чья внешность и/или одежда заметно отклонялись от тогдашних советских стандартов. Длинные волосы у молодых людей были в этом отношении идеальным предметом: носитель хаера мог быть обвинен как по идеологической, так и по санитарной линиям. Таким студентам представители деканата предлагали немедленно «привести себя в порядок» под угрозой административных кар. В более либеральных местах на длинные волосы закрывали глаза (однако если в этих вузах наличествовали военные кафедры, то на втором курсе сохранить хаер все равно не удавалось). Между прочим, сам Кибиров в интервью вспоминает о деканате филологического факультета того института, в котором он учился, скорее с сочувствием: «Я поступил в Московский областной педагогический институт. Но поскольку я решил, что таким образом свою программу выполнил, то не только пренебрегал
Вы можете получить электронную версию книги, поддержав фонд AdVita.