Чтение на 15 минут: комментарий к поэме Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слезы»

Обувь на платформе, приставучие песни композитора Шаинского, длинные волосы и эмиграция в Израиль. В «Объединенном гуманитарном издательстве» вышла книга филологов Олега Лекманова, Романа Лейбова и Елены Ступаковой «„Господь! Прости Советскому Союзу“. Поэма Тимура Кибирова „Сквозь прощальные слезы“. Опыт чтения». Arzamas публикует отрывок из комментария к пятой главе

Владимир Шаинский выступает перед юными зрителями. 1984 год © С. Жабин / Объединенное гуманитарное издательство

Что ж, давай, мой Шаинский веселый.
Впрочем, ну тебя на фиг! Молчи!

Как и предшествующие главы «Сквозь прощальные слезы», V глава начинается с призыва спеть, однако он уже во втором стихе сменяется на противополож­ный — «Молчи!». Так в главе возникает тема отказа от песни, знаменующая конец советской эпохи. Кроме этого драматического объяснения, призыв не петь, обращенный к композитору Владимиру Яковлевичу Шаинскому (1925–2017), может быть объяснен ситуативно и комически. Все, кому приходилось слышать, как Шаинский исполняет свои песни (а он делал это охотно и часто), хорошо помнят чудовищный тембр его голоса, удачно сочетающийся с бедностью вокального диапазона. Еще важнее, вероятно, то, что бесчисленные детские и взрослые песни, написанные на музыку Шаин­ского, обладают свойством, выразительно описанным композитором Николаем Каретниковым: «Дети завели новую, только что купленную пластинку. Зазвучало нечто вроде:

Ля-ди-ду-ди,
Лучших нет котлет!
Ля-ди-ду-ди,
Быстро на обед!

Жизнь была кончена. Мелодия закладывалась в голову с одного раза, как обойма в пистолет, и прилипала к памяти подобно небезызвестному банному листу. Она звучала во мне с утра до вечера без перерывов, независимо от моих желаний»  Н. Н. Каретников. Темы с вариациями. М., 1990.. Сравним с признанием в стихотворении Ки­би­рова «Меж тем отцвели хризантемы, а так­же…» (1995): «Мурлычу Шаинского я…»  Т. Ю. Кибиров. Стихи о любви. М., 2009.. Далее Каретников обращается уже непосредственно к Шаинскому: «…ты не прики­дываешься каким-то там „новатором“, как прочие, а выбираешь то, что сразу влезает в детское ухо без малейших задержек. Это труднейшая работа. Слышно, как ты специально избегаешь новых интонаций. И ты никогда не применяешь таких, которые уже во времена наших бабушек не были бы употреблены миллион раз»  Н. Н. Каретников. Темы с вариациями. М., 1990.. Соединение сюжета одряхления советской власти и репутации Шаинского как детского композитора подразумевает метафору «впадания в детство», чрезвычайно актуальную для эпохи правления стреми­тельно постаревшего Л. И. Брежнева, а следом за ним — Ю. В. Андро­пова и особенно К. У. Черненко.

Все закончено. В частности, школа.
Шейк на танцах платформой стучит.

Уже первый комментируемый стих задает наложение частного, биографиче­ского плана на большой, исторический: заканчивается как история Советского Союза, так и один из этапов взросления автора поэмы, выпускника школы Тимура Запоева  Настоящая фамилия поэта — Запоев, тогда как Кибиров — псевдоним. (Прим. редакции Arzamas). Здесь Кибировым продолжена сквозная для поэмы и осо­бенно важная для этой главы тема — пути советского государства, которое, по замечанию антрополога Алексея Юрчака, «было навсегда, пока не кончи­лось». Начало первого стиха задает основную тональность последней главы (оно будет потом несколько раз повторено без уточнений, как непреложный факт: «все ведь кончено»).

Как и в IV главе, где маркерами эпохи стали популярные танцы (твист, чарльстон, летка-енка и ча-ча-ча), во втором комментируемом стихе Кибиров в качестве приметы времени упоминает популярный в СССР с конца 1960-х годов танец шейк (от англ. shake — «трястись»). Широкую известность танец и музыка в стиле шейк, потеснившие модный в Советском Союзе твист, приобрели после проникновения в страну магнито­фон­ных записей с исполне­нием песни Чена Ромеро «Hippy Hippy Shake» (1959) группой «Битлз» (эта запись была сделана еще в 1962 году в Гамбурге).

Музыкант и продюсер Максим Капитанов­ский вспоминает: «В семидесятые годы, кроме популярных среди молодежи твиста и некоего упрощенного рок-н-ролла, танцевали еще и более продвинутые джайв, джерк, „гоу-гоу“. Но все же королем танцплощадок был шейк. Существовали три разновидности шейка: 1. Собственно шейк (попеременное двойное касание пола носком то левой, то правой ноги). 2. Медленный шейк (любой небыстрый танец с обжиманием партнерши). Так прямо и говорили: „Ребята, сыграйте медленный шейк!“ 3. Шейк „с гвоздями“ (то же, что и № 1, но гораздо более экспрессивный, желательно в пьяном виде, с подключением каблуков и выламыванием паркетных досок из пола)»  М. Капитановский. Во всем виноваты «Битлз». М., 2006.. Сравним также примечательное соединение «школьных» мотивов с шейком в еще не оконченном романе Кибирова «Генерал и его семья»: «Вот танцы — дело другое, на школьных вечерах, которые в тиксинской школе устраивались гораздо чаще, чем на материке, она уже с седьмого класса была признанной (одними с восторгом, другими скрепя сердце) королевой бала. Хоть вальс, хоть фокстрот, хоть твист, хоть новомодный, завезенный солдатиками-москвичами шейк!»  Т. Кибиров. Генерал и его семья // Знамя. № 1. 2017. 

Обувь на высокой платформе (то есть заметно утолщенной подошве), как женская, так и мужская, вошла в моду в 1970-х годах как дань ретростилю 1940-х годов. Популярной она стала в первую очередь благодаря музыкальным звездам стиля диско. Страсть советских граждан к обуви на платформе, достать которую в магазинах было сложно, иногда выливалась в необыч­ные практики, о которых советский модельер Александр Игманд вспоминает так: «У меня был один знакомый… который из обыкно­вен­ных туфель делал платформы. Он разрезал покрышки для машин, вырезал по контуру обуви и пришивал к ботинкам. В народе такие туфли на зывались танками—они были на шинах толщиной пять-шесть сантиметров».  А. Игманд. «Я одевал Брежнева…» М., 2008.

БАМ, БАМ, БАМ! Слышишь, время запело?

Хотя строительство Байкало-Амурской железнодорожной магистрали началось еще в 1932 году (в основном — силами заключенных ГУЛАГа), тогда она была сооружена не целиком. Публично реанимирована эта аббревиатура была лишь в 1967 году, когда вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о восстановлении проектно-изыскательных работ на строительстве. В апреле 1974 года БАМ был объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой, а постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 8 июля 1974 года «О строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали» были выделены необходимые средства.

Это строительство послушно воспела официальная культура: ему, например, были посвящены одна из последних песен патриарха советской музыки Дмитрия Покрасса «Марш БАМ» (1975) и две песни вокально-инструмен­тального ансамбля «Самоцветы», в составе которого до сих пор выступает мать певца Владимира Преснякова Елена Петровна (последнее ко времени написа­ния этих строк выступление состоялось 21 апреля 2019 года на концерте, приуроченном к 45-летию БАМа, на стадионе «РЖД Арена» в Москве). Одним из первых, еще до начала широкой пропагандистской кампании, но уже после принятия решения о возобновлении строительства магистрали, в 1970 году, музыкой к песне о БАМе отметился Владимир Шаинский («Идут по БАМу поезда» на слова Роберта Рождественского). В комментируемом стихе Кибиров отсылает читателя в первую очередь к «Песне о БАМе» (1975, музыка Оскара Фельцмана, слова все того же Рождественского):

Байкало-Амурская магистраль!

Солнце в небе светит мудро,
Молодеет древний край.
От Байкала до Амура
Мы проложим магистраль.

Встретим зябкие рассветы,
Встретим долгую пургу.
В биографию планеты
Впишем мы свою строку.

Припев (2 раза):
Слышишь, время гудит — БАМ,
На просторах крутых — БАМ,
И большая тайга покоряется нам.
Слышишь, время гудит — БАМ,
На просторах крутых — БАМ, —
Этот колокол наших сердец молодых!  Цит. по: Песни наших дней. М., 1986.

Обессмысливающий многократный повтор слова «БАМ» может отсылать и к припеву упомянутого выше «Марша БАМ» Дмитрия Покрасса и Михаила Вершинина (1975):

БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
Эхом откликнутся рельсы!
БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! 
Это счастливые рейсы!

БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
Это веление жизни!
БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
Лучший подарок Отчизне!

В отличие от строительства Братской ГЭС и освоения целины сооружение БАМа во второй половине 1970-х — начале 1980-х годов у населения СССР не вызвало никакого реального энтузиазма. Вполне в духе эпохи кампания вокруг стройки порождала в основном цинические шутки, чему немало способствовала внутренняя форма сокращения. Сравним с незамысловатым анекдотом тех времен: «Что будет, если Брежнев стукнется головой о рельс? — БАМ!!!»

БАМ да БАМ, ОСВ, миру — мир!

Выше мы уже сталкивались с приемом перебирания Кибировым аббревиатур, в комментируемом стихе к ним присоеди­няется лозунг. Этот повтор подчер­кивает обессмысливающую тавтологичность 1970-х годов. ОСВ — подписанные главами СССР (Брежневым) и США (президентами Ричардом Никсоном и Джимми Картером) два договора об ограничении стратегических вооруже­ний (отсюда и аббревиатура), которые обозначили хронологические рамки «разрядки международной напряженности» (первый договор — 1972 год, второй — 1979 год, верхняя граница — начало афганской войны).

Развитой мой, реальный и зрелый,

Все три эпитета, ритуально прилагавшиеся в 1970–1980-е годы к существи­тельному «социализм», более или менее синонимичны. Подобная тавтологич­ность была характерна для выхолощенного и одновременно избыточного идеологического языка брежневской эпохи  А. Юрчак. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. М., 2014. C. Humphrey. «Janus-Faced Signs» — the Political Language of a Soviet Minority Before Glasnost’ // Social Anthropology and the Politics of Language. New York, 1989.. Основным термином, закреп­ленным в выступле­ниях Брежнева, был «развитой социализм» («зрелый» выступал как синоним «развитого»): «Социализм развитой — закономерная ступень социально-экономической зрелости социалис­тического строя»  Краткий политический словарь. М., 1978.. Термин «реальный социализм» был предназначен более для международной аудитории, разработкой концепции занимался лично Борис Николаевич Пономарев, руководив­ший Отделом ЦК КПСС по связям с комму­нистическими и рабочими партиями капиталистических стран. Из его брошюры, посвящен­ной этому понятию, можно узнать, что оно — «плод самой жизни. И означает оно констатацию исторического факта. <…> Реальный социализм потому так и назы­вается, что он существует на практике в течение десятилетий, а не только в теории, в книгах, как его представляют некоторые „друзья“ социализма»  Б. Пономарев. Реальный социализм и его международное значение. М., 1982..

В своем «Послании к Ленке» (1990) Кибиров приложил три эпитета из комментируемого нами стиха к ненавистному ему в это время типу мировоззрения: «Здесь, где царит романтизм развитой, и реальный, и зрелый…»  Т. Кибиров. Сантименты. Восемь книг. Белгород, 1994.

БАМ мой, БАМ, Коопторг да ОВИР.

В комментируемом стихе продолжается нагромождение советских аббре­виатур, причем две последние могут быть сопостав­лены по принципу контраста. Коопторг — сокращение от «кооперативная торговля»; согласно Большой советской энциклопедии, коопторги обслуживали преимущественно сельское население, обеспечи­вая его «городской» продукцией  Большая советская энциклопедия. Т. 13. М., 1973.. Однако в годы так называемого застоя магазины коопторга были широко распространены и в городах: ассортимент дефицитных продуктов был в них чуть шире, чем в государственных, а цены — чуть ниже, чем на рынках.

Коопторг. Кадр из фильма «Деревенский детектив». Режиссер Иван Лукинский. 1969 год © Киностудия им. М. Горького

ОВИР (Отдел виз и регистрации при МВД) прочно ассоциировался в сознании советских граждан с эмиграцией: здесь выправлялись загранпаспорта и выезд­ные визы для лиц, уезжающих из страны на время (таких было не очень много) или навсегда, чаще всего — в Израиль (что стало широко распростра­нен­ной практикой именно в годы «разрядки», когда советские власти пошли на ком­промисс в вопросе еврейской эмиграции). В стихотворении Кибирова «Любовь, ком­сомол и весна» (1987) читаем: «И янки не же­лают ни в какую / гоу хоум! И еврей неблаго­дарный / в ОВИР стремглав несется»  Т. Ю. Кибиров. Сантименты. Восемь книг. Белгород, 1994.. В воспоминаниях Льва Лосева рассказы­вается об Иосифе Бродском, который в «предотъездные времена» «напевал на мотив из репертуара Эдит Пиаф»  Л. В. Лосев. Меандр. Мемуарная проза. М., 2010.:

Подам, подам, подам,
Подам документы в ОВИР.
К мадам, мадам, мадам
уеду я Голде Меир.

Ах, мой хаер, заветный мой хаер, как тебя деканат обкорнал!

В поэме «Солнцедар» Кибиров пишет о своем поколении: «…и желание не соответствовать ГОСТу / хоть чуть-чуть, хоть прической своей!»  Т. Кибиров. Стихи о любви. М., 2009.. Хаером/хаиром (нарочито искаженное англ. hair) на русском молодеж­ном сленге назывались длинные волосы. Для многих продвинутых представителей поколения Кибирова это жаргонное словечко было связано и с названием самого знамени­того рок-мюзикла, рассказывавшего о жизни хиппи, — «Воло­сы» (попытки консервативно настроенных обывателей подстричь хиппи и сопротивление этим попыткам — одна из важных тем мюзикла).

В советских высших учебных заведениях в описываемый период делали вид, что строго наблюдают за «моральным обликом» учащихся, однако за физи­ческим обликом было надзирать гораздо проще, поэтому объектами преследования обычно станови­лись студенты, чья внешность и/или одежда заметно отклонялись от тогдашних советских стандартов. Длинные волосы у молодых людей были в этом отношении идеальным предметом: носитель хаера мог быть обвинен как по идеологической, так и по санитарной линиям. Таким студентам представители деканата предлагали немедленно «привести себя в порядок» под угрозой административных кар. В более либеральных местах на длинные волосы закрывали глаза (однако если в этих вузах наличествовали военные кафедры, то на втором курсе сохранить хаер все равно не удавалось). Между прочим, сам Кибиров в интервью вспоминает о деканате филологического факультета того института, в котором он учился, скорее с сочувствием: «Я поступил в Московский областной педагогический институт. Но поскольку я решил, что таким образом свою программу выполнил, то не только пренебрегал какими-то занятиями, но и вообще в институт не ходил. Поразительно, что мой несчастный деканат терпел это два с половиной года, но потом меня все-таки выгнали…»  Тимур Кибиров. «Я просто не вижу смысла писать иначе» // Православие и мир. 17 октября 2011 года. 

Вы можете получить электронную версию книги, поддержав фонд AdVita.

микрорубрики
Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года
Архив