1 февраля 2019Литература

9 цитат из писем Набокова жене Вере

В своих письмах Владимир Набоков рассказывал жене обо всем — об увиденных снах и съеденных «колбаске» и «простоквашке», о любви и тараканах. Через комментарий к девяти цитатам из этой переписки рассказываем о привычках, заботах и особенностях великого писателя

Автор Юрий Левинг

Переписка между Владимиром и Верой Набоковыми велась с 1923 по 1976 год, однако сохранились только письма мужа: свою часть корреспонденции Вера сожгла. Набоковские письма — глубоко личные и нежные — полны точных, порой язвительных наблюдений над современ­никами, описаний литературного процесса, материального мира и среды, в которых он жил и работал. Мы отобрали несколько цитат (полностью переписку можно прочитать в книге «Письма к Вере», вышедшей в 2017 году в издательстве «КоЛибри»).

1. О колбаске и земляничном компоте

«<…> Домой вернулся пешком и вторично ужинал (мясики — с преобла­данием колбаски. Но не следует забыть двух яиц, и овсянки, и земля­нич­ного компота, которыми в совершенно неправильном родительном падеже [„неужели электрическая сила частицы "не" так велика, что может влиять на существительное через два, даже три глагола?“ — говаривал Пушкин] угостила меня Анюта), думая о том, что давненько не ел сырка Kohler, и поглядывая на Кустика  Домашнее прозвище Веры, встречающееся в письмах к ней мужа. среди кустиков».

Берлин — Санкт-Блазиен, 30 июня 1926 года

Наиболее интенсивная переписка На­боковых относится к 1920-м годам  Интересно, что в архиве Набокова нет ни одного письма, написанного в период между 1954 и 1956 годом. Отчасти это можно объяснить тем, что в это время супруги редко разлучались.. Набоков не был гурманом и относился к еде вполне утилитарно. За день до отправления этого письма он рапортовал жене: «Обедал: битки с фарширо­ванными томатами и отличное черничное варенье»; судя по письму, написанному две недели спустя, рацион начинающего писателя почти не менялся: «Обедал: битки и безымянное жэлэ (и простоквашка, оставшаяся от вчераш­него молока)»  17 июля 1926 года; особенности авторского написания сохранены.. Набоковские метафоры питания и еды недавно даже стали предметом гастро-филологического исследования  L. Delage-Toriel. Some Foodnotes to Nabokov’s Work // Nabokov Upside Down. Boyd, B., and M. Bozovic, eds. Evanston: Northwestern University Press, 2017.. Много лет спустя, в 1972 году, саркастически откликаясь на просьбу журналистки поделиться рецептом любимого блюда, Набоков сочиняет спартанскую инструкцию по приготовлению яйца способом, который он называет «à la Nabocoque»  Рецепт сохранился среди рукописей писателя в Архиве Берга в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Набоков сочинил его по просьбе колумнистки журнала Vogue Максим де ла Фалэз (Maxime de la Falaise), работавшей над сборником рецептов «Семьсот лет английской кухни» (Seven Centuries of English Cooking: A Collection of Recipes, 1972), однако именно этот рецепт автор в книгу не включила.:

«Вскипятить воду в кастрюльке (пузыри послужат сигналом к тому, что она уже кипит!). Извлечь из холодильника два яйца (на одну персону). Держать под горячей водой из крана, чтобы подготовить к той участи, что их ждет впереди.
     Поместите яйцо в кастрюлю одно за другим — постарайтесь, чтобы они беззвучно соскользнули в (кипящую) воду. Сверяйтесь теперь со своими наручными часами. Встаньте над посудиной с ложкой и следите, чтобы яйца (склонные перекатываться по дну) не стучали по злополучным сторонам кастрюльки.
     В случае, если яйцо таки треснет в воде (которая сейчас уже пузы­рится, как сумасшедшая) и начнет извергать облако белого вещества, вроде медиума в старомодном сеансе, следует его выудить и выбросить. Возьмите теперь другое яйцо и впредь будьте осторожнее.
     Через 200 секунд или, скажем, 240 (с учетом прерываний) начинайте операцию по извлечению яиц из воды. Поместите их в чашечки для яиц тупым концом кверху. Вооружившись чайной ложечкой, постучите по поверхности скорлупы так, чтобы образовался маленький люк, и скажите курочке привет. При­готовьте немного соли и (белого) хле­ба с маслом. Приятного аппетита»  Перевод Юрия Левинга..

2. О ненависти к Берлину

«<…> Моя душенька, из побочных маленьких желаний могу отметить вот это — давнее: уехать из Берлина, из Германии, переселиться с тобой в южную Европу. Я с ужасом думаю об еще одной зиме здесь. Меня тошнит от немецкой речи — нельзя ведь жить одними отраженьями фонарей на асфальте, — кроме этих отблесков, и цветущих каштанов, и ангелоподобных собачек, ведущих здешних слепых, есть еще вся убогая гадость, грубая скука Берлина, привкус гнилой колбасы и самодовольное уродство. Ты это все понимаешь не хуже меня. Я предпочел бы Берлину самую глухую провинцию в любой другой стране».

Берлин — Санкт-Блазиен, 4 июля 1926 года

В Берлине Набоковы проживут вплоть до 1937 года, а из «отражений фонарей на асфальте» вырастет городская атмосфера романа «Дар». Несмотря на жизнь в соседней Швейцарии в 1960–70-х и огромный интерес немецких читателей к творчеству писателя, Набоковы уже никогда не вернутся в Германию. В позд­них интервью Набоков будет последовательно утверждать, что за долгие годы жизни в Германии так и не выучил немецкого языка. Некоторые набоковеды подозревали его в лукавстве: слишком хороши были его лингвистические способности. Впрочем, если английских словечек и калек в письмах Набокова довольно много, то немецкие в них почти не встречаются. При этом, судя по лекции о рассказе «Превращение» Франца Кафки, Набоков разбирался в тонкостях перевода немецкого оригинала на английский. В письме к другу детства и бывшему однокашнику Самуилу Розову, написанном вскоре после капитуляции Германии, Набоков не стесняется в выражениях и не скрывает своего отношения: «Вся Германия должна была бы быть испепеленной несколько раз подряд, чтобы хоть немного утолить мою ненависть к ней, когда думаю о погибших в Польше». Боль за погибших в холокосте (не только близ­ких друзей, но и родного брата писателя убили в нацистских концентрацион­ных лагерях) еще долго будет тревожить Набокова и отразится в его романах, сильнее всего в «Пнине».

3. Об утомительной бабочке

«<…> Хорошая бабочка? Я ровно два часа над нею бился — зато ладно вышло. Жизнь моя, если б ты знала, как кошки кричат на дворе! Одна кричит истошным басом — другая мучительно завывает. Будь у меня сейчас револьвер под рукой, я бы стал в них палить, честное слово! Меня эта бабочка здорово утомила».

Берлин — Санкт-Блазиен, 6 июля 1926 года

Может показаться, что в письме речь идет об энтомологических занятиях, но на самом деле это не так. Набоков пишет о кроссворде, придуманном и нарисованном от руки в виде бабочки. Под рисунком записан каламбур, имитирующий латинское название неведомого лепидоптерологам насекомого: «Crestos lovitza Sirin». Охотник Набоков обыгрывает фразу «ловец человеков» из проповеди Христа и собственный лите­ратурный псевдоним (Владимир Сирин)  Международный кодекс зоологической номенклатуры позволяет называть чешуекры­лых c добавлением имени первооткрывате­ля — названия бабочек в честь Набокова также появятся годы спустя.. 

В тот период Набоков довольно часто развлекал жену подобными самодель­ными головоломками и загадками и гордился придуманным им термином «крестословица» — впрочем, есть мнение, что его изобрел вовсе не он. В любом случае в русском языке термин так и не прижился: забвение ему предсказал еще критик Георгий Адамович, которого этот неологизм покоробил: «„Русское время“ пишет метерансцен. „Возрождение“ впало в другую крайность и вместо mots croises пишет „крестословицы“. Неудачное изобретение! Едва ли можно сомневаться, что его ждет судьба мокроступов, или „летокруча“, когда-то настойчиво употреблявшегося „Новым временем“ для обозначения аэродрома»  «Звено». 1925. 7 сентября, № 136. С. 3. .

Что касается пальбы по кошкам, то это преувеличение: Набоков был очень чувствителен к жестокому обращению с животными и, например, был ярым противником корриды.

4. О тараканах, клопиках и любви

«Мой нежный зверь, моя любовь, мой зелененький, с каждым новым бесписьменным днем мне становится все грустнее, поэтому я тебе вчера не написал и теперь очень жалею, прочитав о лебеди и утятах, моя прелестная, моя красавица. Ты всегда, всегда для меня тиргартенская, каштановая, розовая. Я люблю тебя. Тут водятся клопики и тараканы. Только потушил вчера — чувствую на щеке шмыглявое присутствие, усатенькое прикосновенье. Зажег. Тараканша. А на днях был на вечере „Скита поэтов“».

Прага — Берлин, 16 мая 1930 года

Перескакивая с признаний в любви к ловле тараканов, автор письма спасается от обвинений в «грехе пошлости»  Набоков подробно рассуждает о пошлости и пошляках в книге «Николай Гоголь» (Nikolai Gogol: The Makers of Modern Literature. 1944), в качестве примеров упо­миная зазывные рекламные постеры («Густая пошлость подобной рекламы исходит не из ложного преувеличения достоинства того или иного полезного предмета, а из пред­положения, что наивысшее счастье может быть куплено и что такая покупка облагораживает покупателя»), комикс «Супермен», а также многочисленных литературных персонажей — от королевской четы в «Гамлете» до Лаевского в «Дуэли» Чехова и мужа Анны Карениной. «Литература — один из лучших питомников пошлости», признает Набоков в той же книге.. Набоков никому и никогда не прощал притворного пафоса. Думал ли он, что когда-нибудь его переписку с женой прочитают посторонние? Скорее всего, да. В письме от 2 июля 1926 года он укоряет Веру в том, что она редко пишет ему: «Му love, нынче — тридцатый письмыш! Больше шестидесяти страниц! Почти роман! Если бы мы издали книжечку — сборник твоих и моих писем, — то в ней было бы не больше 20 % твоего труда, my love… Советую тебе наверстать — еще есть время… Я сегодня невыразимо тебя люблю».

5. Об измене

«<…> Му dear love, все Ирины на свете бессильны (я сейчас видел третью у Татариновых — бывшую Муравьеву). You should not let yourself go like that. Восточная сторонка каждой моей минуты уже окрашивается светом нашей близкой встречи. Все остальное темно, скучно, бестебяшно. I want to hold you and kiss you, я обожаю тебя».

Париж — Берлин, 20 марта 1937 года

В феврале 1937 года во время длительной разлуки с женой и сыном у Набокова начался роман с красавицей Ириной Юрьевной Гуаданини. Она была на шесть лет младше, писала стихи под псевдонимом Алетрус, жила с матерью и зараба­тывала на жизнь стрижкой собак. Когда до Веры дошли слухи об этой связи, она предложила мужу разойтись. Однако Набоков не согласится и будет умолять Веру о прощении.

6. О рисовании

«<…> Интересно, поймет ли Митенька соль рисунка, который я для него сделал. Объясни ему сперва, что конькобежцы рисуют 8 и что римляне ходили в таких „халатах“».

Нью-Йорк, 87-я Вест-стрит, 35 — Уэлсли, 20 марта 1941 года

В интервью Би-би-си 1962 года Набоков рассказал, что до 14 лет целыми днями рисовал карандашом и кистью и ему казалось, что он родился художником  V. Nabokov. Strong Opinions // McGraw-Hill, 1973, p. 17.. В «Других берегах» описаны уроки рисования, полученные в детстве. В 1907–1908 годах в дом Набоковых приходил корреспондент-иллюстратор лондон­ской газеты The Graphic по фамилии Куммингс — он научил Набокова «тушевать бок куба и при стирании резинкой не превращать с треском бумагу в гармонику»  Набоков В. Другие берега // Набоков В. В. Собр. соч. русского периода в 5 т. СПб.: Симпозиум, 1999–2000. Т. 5. С. 199.. В 1910 году его сменил мирискусник Степан Яремич, а затем и знаменитый Мстислав Добужинский. По словам Набокова, уроки Добужин­ского, учившего «находить соотношения между тонкими ветвями голого дерева, извлекая из этих соотношений важный, драгоценный узор»  Там же. С. 199., впоследствии пригодились ему больше всего — и не только потому, что в зрелом возрасте часто приходилось фиксировать структуру изучаемых бабочек. Набоков-рисовальщик был аккуратным копиистом, тяжеловесными штрихами точно воспроизводившим рисунки мастеров-профессионалов или причудливые узоры крыльев пойманных бабочек. В отдельную отрасль набоковской графики можно выделить рисунки-автографы, которыми он украшал письма и дарственные экземпляры своих книг, предназначенные близким (чаще всего — фантастическими бабочками с выдуманной таксоно­мией).

На полях его лекций, посвященных «Шинели» Гоголя, сделан рисунок отороченной мехом шинели. Готовя курс о Толстом, Набоков скрупулезно перерисовывает из каталога «Женская одежда в Англии XIX века» фигуру женщины, чтобы проиллюстрировать Кити, катающуюся с Левиным на конь­ках. Из того же источника почерпнут образец костюма для игры в теннис в «Анне Карениной». В блокнотах Набокова изредка встречаются зарисовки с натуры — например, вид на горы, открывающийся с балкона отеля в Монтрё.

7. О преподавании

«<…> Фотография сюда не была послана, и потому-то неудивительно, что колледж ожидал господина с бородой Достоевского, в сталинских усах, чеховском пенсне и толстовке. Книг тоже еще не было (они при­шли в пятницу — я уже второй день пишу это письмо, моя душенька, — сейчас 10 часов вечера, суббота). Поэтому президент Грин несколько дымчато представил меня очень многочисленной аудитории. Я читал о „common sense“, и получилось — ну, словом, еще лучше моих обыч­ных ожиданий».

Хартсвилл (Южная Каролина) — Кембридж (Массачусетс), Крейги-сёркл, 8, 2–3 октября 1942 года

Это письмо относится к периоду обустройства Набоковых в Америке: в октябре 1942 года писатель отправился в лекционное турне по югу страны, и первой остановкой стал Кокер-колледж в Южной Каролине. В Англии попытки начать преподавательскую карьеру успехом не увенчались, и теперь Набоков ездил по Штатам с лекциями в надежде получить временную должность и стабильный доход после нескольких лет, проведенных в полунищете в пред­военной Европе. Преподавание в американском колледже не только обеспе­чило бы писателю-эмигранту безбедное существование, но и открыло бы доступ к библиотечным ресурсам и возможность общения с коллегами-интеллектуалами.

В итоге Набоков получил пост профессора русской литературы в Корнельском университете, который занимал с 1948 по 1959 год.

Профессор Моррис Бишоп, близко друживший с Набоковыми в Итаке, оставил следующее любопытное свидетельство, характеризующее ту, чьи письма не уцелели:

«На протяжении всех лет, проведенных в Корнельском универси­тете, Владимиру доблестно помогала его жена — высокая, царственная, уже поседевшая Вера. Она провожала его на лекции, проверяла экзамена­ционные и курсовые работы и, по слухам, при необходимости читала лекции вместо Владимира. Она отпечатывала на машинке его рукописи и письма, вела хозяйство, водила машину, несла тяготы обыденной жизни при скромном бюджете в провинциальном городке. Она прилагала все усилия, чтобы выкроить ему время для творчества. Однако Вера была не только секретарем-домохозяйкой. Вера была его главным литературным консультантом, чуть ли не единственным советником, с мнением которого он считался»  М. Бишоп. Набоков в Корнельском университете // Звезда, 1999, № 4. . 

Начиная с 1960-х годов коммерческий успех «Лолиты» избавит Набокова от необходимости зарабатывать преподаванием (за более чем десять лет это занятие ему порядком надоело), и он переедет обратно в Европу. Наблюдения писателя за отношениями между коллегами и жизнью в американском кампусе лягут в основу романа «Пнин».

8. О снах и бессоннице

«<…> Днем довольно глупо заснул, хотя спал чудно ночью, и в четыре часа пошел стричься и покупать апельсины, журналы, подстилки для горных сапог: я в двух шагах от замечательных мест в восточном отроге Небродийских гор, где не бродить было бы просто грешно нам; однако нужно подождать, пока не перестанет дуть отвратительный сирокко, томящий Таормину дня три подряд каждую весну (сообщено старожи­лом). Купил еще апельсинов, которых ем по три в день, и зашел в очень симпатичную книжную лавку. По-видимому, я там уже побывал, с распу­щенным полностью хвостом, десять лет назад, ибо хозяин меня узнал, как сквозь сон, и так далее».

Таормина, отель «Сан-Доменико-палас» — Монтрё, отель «Монтрё-палас», 8–9 апреля 1970 года

Набоков почти всю жизнь страдал от бессонницы, особенно во второй поло­вине жизни, — и эта тема отразилась в его романах и письмах. Недавно были извлечены из архива и опубликованы англоязычные записи его снов  V. Nabokov. Insomniac Dreams: Experiments with Time // Princeton, 2017.. Этот эксперимент начался осенью 1964 года, после того как Набоков прочитал книгу Джона У. Данна «Эксперимент со временем» (1927), и длился несколько меся­цев: Набоков аккуратно описывал и анализировал не только свои сны, но и сны Веры. Данн хотел доказать, что сны являются путешествием по вре­мени, в котором нет границы между прошлым и будущим. 

9. О путешествиях и привычке спать раздельно

«Бельком ту Зерм, моя душка.
Программа дня и т. д.
Брекфаст у меня. Я ем только корнфл. 7:30
Lunch около 1:00 в кафе по выбору
(ветчина, местны⟨й⟩ сыр)
Ключик от фриджа твоего: синий
вместе с дверным
Обед ровно в семь
Швейцар толстый в сюртуке: Мсье Францен
Остальные сведения: устно».

Церматт – Монтрё, 14 июня 1974 года

Это письмо Набоков отправил из швейцарского горного курорта Церматт, куда приехал поохотиться на бабочек. Вера должна была присоединиться к нему спустя пару недель. Шутливый тон деловой инструкции сочетается с заботой о жене, которой предстоит подстроиться к этому распорядку дня. Здесь стоит обратить внимание не только на русифицированные словечки из бытового словаря американского новеллиста («брекфаст», «корнфлекс», «фридж»), но и на дверной ключик: дело в том, что супруги спали в раздельных спаль­нях — как дома, в Монтрё, так и во время многочисленных путешествий (финансовые возможности позволяли им эту прихоть).

Как объяснял Набоков в письме к другому корреспонденту, звавшему его в гости в Иерусалим, главным образом эта особенность была обусловлена его писательскими привычками: Набоков любил писать по утрам стоя, а по вече­рам перемещался в кровать под торшер. Мсье Францен, толстый швейцар в сюртуке, еще один ключик к пониманию этикета состоятельного туриста, который Набоковым свято соблюдался. Начиная с первой половины 1960-х годов Владимир Владимирович записывал в блокноте-ежедневнике, кому и сколько чаевых из обслуживающего персонала он давал. Обычно речь шла о маленьких суммах, но скрупулезность подсчитывания и бухгалтерская методичность ведения этих данных поражает воображение (чему мы и надеемся посвятить будущее исследование).