17 декабря 2018Литература

Кто такой Милан Кундера

На каком языке читать книги Кундеры, почему он не появляется на публике и как его книги связаны с музыкой — рассказываем о творчестве одного из самых популярных чешских писателей

Автор Анна Агапова

Если человека, специально не изучавшего чешскую литературу, спросить, каких он знает чешских авторов, то ответ будет, скорее всего, такой: «Гашек, Чапек, Кундера». Но если Гашека и Чапека, давно признанных классиками, читали в разное время, то о Кундере в России узнали в середине 1990-х годов, а особенно популяр­ными его книги были в конце 1990-х — начале 2000-х. Объясняем, кто такой Милан Кундера и на что важно обращать внимание, читая его тексты.

Кундера — чех или француз?

Фамилия Кундеры нередко произно­сится с ударением на второй слог: в рус­ском языке ударение обычно стремится к середине слова. Но это неверно. В чешском ударение всегда на первом слоге (Гáшек, Чáпек), поэтому правильно говорить «Ми́лан Кýндера». Во Франции его имя и фамилию произносят в соответ­ствии с правилами французского языка, то есть с ударением на послед­нем слоге.

Большую часть своих книг Кундера написал по-чешски: сборник рассказов «Смешные любови», романы «Шутка», «Жизнь не здесь», «Вальс на прощание», «Книга смеха и забвения», «Невыносимая легкость бытия». «Шутка» (1967) — единствен­ный из его романов, вышедший в Чехословакии. После оккупации Чехословакии советскими войсками в 1968 году Кундера принимал участие в протестных акциях. Его книги оказались под запретом: тексты публиковались либо в переводах, либо в издательстве 68 Publishers, которое основал в Торонто другой чешский писатель, Йозеф Шкворецкий, вместе с женой Зденой Салива­ровой.

В 1975 году писатель переезжает во Францию: Реннский университет в Бретани приглашает его на позицию профессора. Еще какое-то время он пишет по-чеш­­ски, но преподает на французском. В 1990 году Кундера заканчивает роман «Бессмертие», чередуя в нем французский и чеш­ский, а уже все следую­щие тексты (романы «Неспешность», «Подлин­ность», «Неведение», «Торжест­во незначительности», а также сборники эссе) пишет по-французски, запрещая переводить их на чешский язык: «Видеть, как меня чужими руками переводят на родной язык, кажется мне извращением».

Кто же тогда Кундера? На этот вопрос он сам отвечает в сборнике эссе «Искусство романа», вспоминая судьбу другой чешской эмигрантки, Веры Лингартовой: «Когда Лингартова пишет по-французски, она по-прежнему остается чешским писателем? Нет. Она становится французским писателем? Тоже нет. Она где-то там, вне». Свой семинар в Высшей школе социальных наук в Париже Кундера называет «Европейский роман» и постепенно разбирает в нем творчество Кафки, Музиля, Достоевского, Селина, Рабле и др. О своем любимом чешском композиторе Леоше Яначеке он рассуждает в контексте истории европейской музыки. Вероятнее всего, и себя Кундера начал посте­пенно воспринимать как автора европейского, видя в своем двуязычии обре­тение творческой свободы и новых художественных возмож­ностей, не говоря уже о том, что с переходом на французский язык его романы стали гораздо быстрее находить читателей по всему миру.

Кундера и музыка

Кундера родился в семье музыканта. Отец писателя, известный музыковед Людвик Кундера, был учеником знаменитого Леоша Яначека. В детстве Милан учился играть на фортепиано, а подростком изучал музыкальную композицию, которую ему преподавал знакомый отца. «Шла война, и его друг-композитор был вынужден, как еврей, носить желтую звезду; люди начали его сторониться. Мой отец, не зная, как выразить свою солидарность, решил попросить его в этот самый момент давать мне уроки», — вспоминает Кундера в эссе «Нарушенные завещания».

Музыка была важной составляющей жизни писателя. В возрасте 20 с неболь­шим лет он пишет музыкаль­ные сочинения, в частности цикл песен к стихам Аполлинера. В самом начале 1970-х, лишенный работы и возможности публи­ковать свои книги на родине, Кундера слушает греческого композитора Яниса Ксенакиса: «В музыке Ксенакиса я находил облегчение. Мне довелось полюбить ее в самый черный период моей собственной жизни и жизни моей родной страны». В 1971 году на похоронах отца он запрещает всякие речи, только четыре музыканта играют в крематории Второй струнный квартет Яначека. Уже эмигрировав, Кундера, выступая по радио, рассказывает о Яначеке, «самом великом композиторе» своей страны.

В рассуждениях о собственном творчестве Кундера нередко оперирует музы­кальными терминами, считая себя автором, который строит литературное произведение по законам музыкальной композиции. «Для меня контраст темпов [повествования] исключительно важен. Это одна из первых идей, которые появляются у меня о новом романе задолго до того, как я начинаю его писать», — говорил он в одном интервью. Другим важным композиционным принципом стал для Кундеры принцип полифонии, заключавшийся в сосуще­ст­вовании нескольких равноправных сюжетных линий внутри одного произ­ве­дения. Его тексты напоминают коктейль из разных сюжетных обрывков, встав­ных эпизодов и эссеистических пассажей на одну тему, будь то ангел, китч, бессмертие, случайность и проч. Готовясь к переизданию своих романов по-чешски, Кундера называл их опусами и пронумеровывал в хронологическом порядке.

Кундера и коммунисты

В 1948 году в Чехословакии произошел переворот — власть захватили комму­нисты; тогда же Кундера вступил в партию. Как и многие его сверстники, в то время он симпатизировал социалисти­ческим идеям: переводил Маяков­ского, написал поэму о герое-комму­нисте Юлиусе Фучике, а Октябрьскую революцию 1917 года считал «колы­белью новой эпохи в истории чело­вечества». Это не спасло его от непри­ятностей. В 1950 году Кундера был исключен из партии, пошутив в лич­ном письме об одном партийном деятеле (позже эта история легла в основу романа «Шутка»). Восста­новлен он был толь­ко в 1956 году во время оттепели  После 1956 года в Чехословакии произошло некоторое послабление режима. Были реа­билитированы многие политические заклю­ченные, в Праге снесли памятник Сталину. Однако власти поспешили заявить, что страна не пойдет по пути «смутной либерали­зации и сомнительной демократизации». Более существенные изменения политиче­ского климата случились позднее, в период Пражской весны..

В конце 1960-х в Чехословакии повеяло переменами. В апреле 1968 года новый председатель Коммунистической партии Александр Дубчек провозгласил курс на реформы; началась Пражская весна. Кундера поддержал перемены. В Праж­ской весне Кундера видел путь обновления социализма, а после ввода совет­ских танков опубликовал статью, в которой утверждал, что чешская нацио­наль­ная идея должна быть связана с установлением «социализма с человече­ским лицом». Поменялись и его культурные ориентиры. В статье «Предисловие к вариации» он расска­зывает, как после событий августа 1968 года ему предло­жи­ли написать сценарий по «Идиоту» Достоевского. Кундера отказался и вме­сто этого написал пьесу по мотивам романа Дени Дидро «Жак-фаталист и его хозяин»: осознав, что ему претит «агрессивная сентиментальность» русского романа, он понял, что куда важнее для него сейчас «глубоко погрузиться в атмосферу западного Постренессанса».

После поражения Пражской весны чешская интеллектуальная, культурная и научная элита подверглась гонениям. Как и многие другие, Кундера теряет работу и зарабатывает тем, что пишет гороскопы в молодежный журнал. Он перестает выступать на политические темы, работает над романом «Жизнь не здесь» о преодолении «лиричес­кого возраста» (то есть веры в утопи­ческий проект нового гармоничного общества). К общественно-полити­ческой деятель­ности он с тех пор не возвращался. В эссе «Нарушенные завещания» (1993) Кундера утвер­ждает, что уже после переворота 1948 года понял, «какую важ­ную роль играет лирическое ослепление во время террора». «В результате, — пишет Кундера, — я стал участником этих странных диалогов: „Вы комму­нист, господин Кундера? — Нет, я романист“. „Вы диссидент? — Нет, я романист“. „Вы правый или левый? — Ни тот ни другой. Я романист“».

Роман «Шутка» 

В 1967 году Кундера пишет свой первый роман — «Шутку». Книгу почти сразу перевели на французский и английский, причем в последнем варианте были сокращения, а последовательность глав поменялась. Отчасти из-за плохого английского перевода, отчасти на фоне событий 1968 года роман восприняли как критику сталинского режима. На самом деле «Шутка» не злободневный роман о начале 1950-х годов, а скорее книга о поиске самоидентифи­кации и стремлении создавать собственную утопию.

Это единственный роман Кундеры, где история рассказывается не автором, а от лица персонажей, причем с самого начала известно, кому дается слово: имя рассказчика вынесено в название главы. Нечетные главы написаны от имени Людвика Яна, скептика и рационалиста, исключенного из партии и универ­ситета за невинную шутку. Вторая глава — это экзальтированный и сбивчивый монолог журналистки Гелены, в котором язык коммунис­тической пропаганды мешается с языком сентиментальных романов. Автор четвертой главы — Ярослав, близкий друг Людвика, мечтающий о воскрешении мира народной песни и возвращении сельской идиллии. Шестая глава отдана Костке, ищущему себя в христианстве, но терзающемуся муками совести. Седьмая глава поделена между всеми рассказчиками.

Совмещение точек зрения четырех рассказчиков демонстрирует не банальный афоризм «У каждого своя правда», но то, что каждый из персонажей обманы­вается по-своему. Этот обман проявляется не только в создании мифов, но и в том, что в основе отношений, складывающихся между героями, оказы­вается ошибка или непони­мание. Гелена видит в Людвике прямолинейного и искреннего человека, тогда как сам Людвик считает ее пошлой и добивается физической близости с нею, только чтобы отомстить ее мужу. Ярослав считает жену «бедной девчоночкой», хотя Власта родилась в зажиточной крестьянской семье. Людвик видит в Люции робкую девственницу, но на самом деле именно ее чудовищный сексуальный опыт мешает ей сблизиться с Людвиком.

«Невыносимая легкость бытия» — самый известный роман Кундеры

После событий 1968 года Кундера остается без работы. Сначала он пишет «Жизнь не здесь», затем — «Вальс на прощание», планируя на этом завершить писательскую карьеру. «Я был убежден, что уже сказал все, что хотел ска­зать», — признавался он позже в интервью. Однако, переехав во Францию, он пишет «Книгу смеха и забвения», а вслед за ней — «Невыносимую легкость бытия», практически сразу же ставшую бестселлером.

Этот роман, русское название которого превратилось в клише, строится на анти­тезах, на противо­поставлении двух понятий, ставших частью «экзи­стен­циального кода» четырех основных персонажей: «легкость и тяжесть», «душа и тело» (так названы и главы), «Запад и Восток», «рационализм и ирра­циональность» и т. д. Чешский хирург Томаш руководствуется рациональ­ными принципами, но любовь к Терезе вносит в его жизнь иррациональность. Тереза напрасно пытается преодолеть дуализм души и тела. Художница Сабина сопро­тивляется китчу (который в романе понимается как категори­ческое согласие с бытием и «абсолютное отрицание говна в дословном и переносном смысле слова»), но при этом стремится к сентимен­таль­ной идиллии, «где надо всем витает дух доброй матери и мудрого отца». Любовь к Сабине и политичес­кая ангажирован­ность превращают швейцарского лингвиста Франца в романтиче­ского идеалиста.

Персонажи образуют пары, напоми­нающие героев «Анны Карениной»: Томаш и Тереза, подобно Левину и Кити, ведут идиллическую жизнь в чешской деревне (кстати, своей собаке они дают кличку Каренин), Сабина и Франц расстаются, как Анна и Вронский, и Франц погибает (правда, не под колесами поезда, а в результате уличного нападения в Бангкоке). Франц и Сабина вкла­дывают совершенно разный смысл в одни и те же слова, так что Кундера помещает в третью главу романа «Краткий словарь непонятых слов». Их отно­шения рушатся в атмосфере легкости, которая становится синонимом пустоты и отсутствия обязательств. Напротив, Тереза и Томаш по отдельности прини­мают тяжелое решение вернуться из Цюриха в оккупированную русскими Прагу, и в романе прямо заявляется, что «тяжесть, необходимость и ценность суть три понятия, внутренне зависимые друг от друга».

Через четыре года после издания романа (по-французски он был опубликован раньше, чем по-чешски) на экраны вышел одноименный фильм Филипа Кауфмана с Жюльет Бинош в роли Терезы. Кундера был ужасно недоволен. В фильме философская составляющая была сведена к минимуму, «зеркаль­ность» отношений между двумя парами нивелирована, а взаимоотношения Томаша, Терезы и Сабины превратились в классический любовный треуголь­ник с чередой постельных сцен.

Писатель-затворник

Роман «Невыносимая легкость бытия» частично писался в Исландии, куда Кундера часто ездил писать, и был закончен в Париже, куда он переехал в 1978 году из Бретани. С тех пор Кундера живет в Париже со своей женой и по совмести­тельству литературным агентом Верой Кундеровой и ведет замкнутый образ жизни. В июне 1985 года Кундера принял решение не давать устных интервью — потому что журналисты всегда искажают слова собесед­ника. Он изредка ездит в Чехию, но всегда анонимно, а свои книги по-чешски разрешает публиковать только издательству Atlantis: главный редактор издательства — жена Милана Угде, чешского писателя и друга Кундеры. Во Франции свои книги он издает исключительно в издательстве Gallimard.

В одном из редких интервью Кундера признался: «Художник должен оставить после себя такое впечат­ление, словно он вообще не жил. Его частная жизнь не принадлежит публике. Литератор должен в первую очередь уничтожить свой собствен­ный дом, чтобы построить новый, дом своего романа». Это отрицание писателя как человека заметно и во французских изданиях Кундеры. На их обложках биография автора сводится к двум предложениям: «Милан Кундера родился в Чехослова­кии. С 1975 года живет во Франции».

Это молчание Кундера нарушил в 2008 году, когда вокруг его имени вдруг разразился скандал. В чешском еженедельнике Respekt вышла статья под за­головком «Донос Милана Кундеры». Там рассказывалось о судьбе летчика Мирослава Дворжачека, который стал агентом американской разведки и в апреле 1950 года прибыл в Прагу с секретным заданием, оставив чемодан с вещами в студенческом общежитии у своей подруги. Кундера, незнакомый с Дворжачеком лично, якобы узнал об этом от общего знакомого и поставил в известность органы госбезопасности. В итоге Дворжачека арестовали и при­го­ворили к 22 годам заключения, из которых он отбыл 14. После публикации статьи Кундера позвонил в редакцию чешского телевидения и сообщил, что это ложное обвинение и он ничего не знает об этой истории. Гарсиа Маркес, Орхан Памук и другие литераторы подписали открытое письмо в защиту Кундеры. Первый чешский президент и драматург Вацлав Гавел выразил Кундере под­держку, а упомянутый выше Милан Угде дал интервью, в котором предполо­жил, что статья в «Респекте» — дело рук недоброжелателей, вероятно, недо­вольных тем, что Кундера оказался в списке кандидатов на Нобелевскую премию по литературе.

Кундера в России

Милан Кундера — один из самых известных чешских писателей в России и единственный современный чешский автор, чьи книги множество раз пере­изда­вались по-русски. Знакомство русских читателей с Кундерой началось с романа «Шутка», перевод которого был опубликован в журнале «Иност­ран­ная литература» еще в 1990 году. Вслед за «Шуткой» в журнале были напечатаны другие романы — «Невы­но­симая легкость бытия» и «Бессмер­тие» в переводе Нины Шульгиной, «Неспешность» и «Подлинность» в переводе Юрия Стефанова, — а в 1996 году «Невыносимая легкость бытия» вышла в виде книги с Жюльет Бинош в роли Терезы на обложке.

Все чешские романы Кундеры были переведены на русский Ниной Шульгиной. Впервые она прочитала Кундеру в 1987 году, оказавшись в Голландии. Ее тамош­­ние знакомые в то время зачитывались «Невыносимой легкостью бытия» и раздобыли для переводчицы оригинал романа. Шульгина «просто заболела этой книгой» и решила во что бы то ни стало ее перевести. Журнал «Иностранная литература», куда Шульгина обратилась с предложением опубликовать «Невыносимую легкость бытия», отказался из-за того, что в романе описывались события 1968 года, но предложил напечатать «Шутку». Переводчица связалась с Кундерой, тот долго читал русский текст, одобрил его и предложил Шульгиной переводить остальные романы:

«Мы с Кундерой без конца перепи­сывались, перезванивались. Он про­верял все от корки до корки. Для него сущая трагедия, если в опубликован­ном рассказе не там проставлен абзац или не соблюдена его пунктуация. Иногда он придирается к вещам, которые по-русски несущественны, смотрятся на своем месте, но ему кажется, что здесь требуется иное слово, более точное».

Кундера действительно известен крайней строгостью по отношению к своим переводчикам. Когда ему в руки попали английский и французский перевод «Шутки», он был, по его собственному признанию, «взбешен» и принял решение проверять переводы собственных книг на основные мировые языки, а в особенности на французский. В эссе «Нарушенные завещания» есть известная фраза: «О, господа переводчики, не нужно нас содонимизировать!» Кундера строит свой неологизм на совмещении слов «Содом» и «синонимизи­ровать»: употребление синонимов, пренебрежение повторами и вообще всякое украшательство текста писатель считал одним из главных переводче­ских грехов. Фактически после 1968 года и вплоть до начала 1990-х Кундера писал свои романы для переводчиков, понимая, что чешский текст не скоро добе­рется до читателя. Поэтому в своих книгах Кундера раскрывает ключевые поня­тия и их этимологию, выбирает такие выражения, которые являются наиболее точными, однозначными и исключают возможные недора­зумения. Впрочем, чего еще ждать от автора, в чьих текстах проблемы коммуникации стали частью художественного конфликта?