Стихи на выходные
Лев Рубинштейн, Фаина Гримберг, Тимур Кибиров и Полина Барскова: Arzamas публикует видео с вечеров проекта «От Автора», на которых поэты читают и комментируют свои стихотворения
Лев Рубинштейн
Родословная
1
О! Авраам родил Исаака. Ничего себе!2
Дядю Исака я более-не-менее помню. Он был военный тогда.3
Зяма был нэпманом. Сел в свое время. Но ненадолго, слава богу.4
Яша был толстый и все время молчал. И очень много ел. Больше ничего сказать не могу.5
Бэле удалось тогда устроиться в «Оптику» на Сретенке. Она долго там проработала. Мне, кстати, хорошую оправу достала. Я помню.6
Мотьке, между прочим, полтинник через месяц, а как был мудак…7
А главврачом в Грауэрмана был тогда такой Борис Львович, их дальний родственник.8
Клара с Семеном как уехали в сорок первом в Челябинск, так там и остались.9
Нет, писем от Наума давно не было. Не знаю, как там у них.10
Мося все делал сам. Золотые руки.11
Ее, кажется, звали Дора. Она была,по-моему , не очень нормальная.12
Спокойно, спокойно…13
Геся целый день пила ужасно крепкий чай, валялась в халате нечесаная, курила папиросы одну за другой и читала романы. Грязища в доме была!14
Додик был своим детям и матерью, и отцом, и нянькой, и кем угодно.15
Бэба с Рахилью не захотели уезжать. Остались в Киеве. Сказали: «Кому мы нужны, такие старые?» Ну и — сами понимаете…16
Спокойно, спокойно…17
Соломон, кажется, жив до сих пор. Только он уже давно не Соломон, а Семен.18
Вот и песни отзвучали…19
Матвея в пятьдесят третьем не тронули, как ни странно. А ведь такую должность имел! Повезло…20
Марик, чтобы вы знали, дожил до девяносто двух лет. И, между прочим, отлично все соображал до самой смерти.21
О! Письмо от Мули! Сейчас почитаем…22
Все Гольдманы погибли в Ашхабадском землетрясении. Буквально все. Я даже не знаю, где их похоронили. А может, и нигде…23
Вот и песни отзвучали, отразившись на лице…24
Не говорите глупости! Во-первых, его звали не Егуда, а Еремей. А Егуда был Цилин родственник. Помните Цилю?25
Оба всю жизнь прожили в Житомире. Никогда никуда не ездили. Только в эвакуацию. И тут же обратно. Там и умерли.26
Гриша не дядя его, а двоюродный брат. Просто большая разница в возрасте.27
Спокойно, спокойно…28
У Рахили Львовны, чтобы вы знали, вообще своих детей не было.29
Первая жена у него умерла давно. Ее звали Берта, кажется. Или ещекак-то .30
Лева был не родной, а приемный. Ужасно способный, кстати, парень.31
Первое время шли письма из Хайфы, потом перестали писать. Ну, понятно — своя жизнь…32
Боря очень переживал. Очень…33
Вот и песни отзвучали, отразившись на лице, — развеселые в начале…34
О! Послушайте: «Аса родил Иосафата». Ну и имена были у людей — язык сломаешь.35
Оставили емукакой-то крупы, консервов и уехали на юг. Что за дети, ей-богу!36
Спокойно, спокойно…37
Вроде, родные сестры, но Стелла — красавица, а Этя — прямо типичная обезьяна. Как это так получилось?38
Тэмочка была совсем без образования, а голова была как у министра финансов. Ее так и называли в семье.39
Вот и песни отзвучали, отразившись на лице, —
развеселые в начале, заунывные в конце.40
А как они все пели, как танцевали! Как у них в доме весело было всегда! Это я про Шпицбергов. Вы их помните?41
Нет, давай лучше наоборот: «заунывные в начале, развеселые в конце». Так лучше, правда?42
Ну вот… А «Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос».
Лев Рубинштейн: «Однажды мне позвонил Дима Крымов, мой давний знакомый, и говорит: „Надо встретиться, есть дело“. Мы встретились, он говорит: „Лева, хочу вам заказать текст для спектакля, который я собираюсь делать“. „А что за спектакль?“ Он говорит: „Да вот не знаю“. Я говорю: „Задача интересная“. „Ну если так, совсем обобщенно, то вроде о евреях“. И он достал из кармана пиджака вчетверо сложенный листок: „Знаком вам этот текст?“ Я прочитал, мне текст был знаком, потому что он начинался со слов „Авраам родил Исаака…“, а кончался тем, что „в семье Марии и Иосифа родился младенец Иисус…“ Я говорю: „Где-то у Матфея я это видел… И все-таки при чем тут я?
Тимур Кибиров
Их-то Господь — вон какой!
Он-то и впрямь настоящий герой!
Без страха и трепета в смертный бой
Ведет за собой правоверных строй!
И меч полумесяцем над головой,
И конь его мчит стрелой!
Анаш-то ,наш-то — гляди, сынок, —
Анаш-то на ослике — цок да цок —А у
тех-то Господь — он вон какой!
Он-то и впрямь дарует покой,
Дарует-вкушает вечный покой
Среди свистопляски мирской!
На страсти-мордасти махнув рукой,
В позе лотоса он осенен тишиной,
Осиян пустотой святой.
Анаш-то ,наш-то — увы, сынок, —
Анаш-то на ослике — цок да цок —
Навстречу смерти своей.А у этих Господь — ого-го какой!
Он-то и впрямь владыка земной!
Сей мир, сей век, сей мозг головной
Давно под его пятой.
Виссон, багряница, венец златой,
Вкруг трона его веселой гурьбой
— Эван эвоэ! — пляшет род людской.
Быть может, и мы с тобой.Но
наш-то ,наш-то — не плачь, сынок, —
Нонаш-то на ослике — цок да цок —
Навстречу смерти своей.
На встречу со страшною смертью своей,
На встречу со смертью твоей и моей!
Не плачь, она от Него не уйдет,
Никуда не спрятаться ей!
Фаина Гримберг
По лестнице — вверх.
И глядится совсем одинокой и хрупкой.
Глаза под очками запали —
какие, уже не поймешь,
и на челке — как пыль — седина.
Худое все тело под кофточкой, ноги худые под юбкой.
Лицо усталое, грустное очень…
Еще потому что ребенок…
Ребенка несет в напряженных руках,
и пряма напряженно спина…
Она его держит,
а лестница — дальше и дальше.
Он маленький, и на отца своего и на солнце похож.
Но пусть примирение, пусть с этой болью,
но только без фальши,
Без этой неумной, тоскливой и мелочной правды,
которая хуже, чем самая худшая ложь…
В квартире огромной доходного бывшего дома так много боль-
ших странных комнат.
По лестнице медленный,
как безнадежность,
как та неизбежность,
подъем.
Всегда было плохо,
нокак-то никто уже больше не помнит.
И пахнет противной от общности кухней и мокрым бельем…
Но в комнате пахнет ребенком —
как мед —
беспокойно и сладко.
Сейчас вот вернутся —
и маленьких детских ладоней
по стенке
заслышится снова
неровный доверчивый стук.
Сейчас вот вернутся, поднимутся —
и снова все будет живое —
обои зеленые старые,
матрас, простыня и кроватка,
И мраморный грязный камин,
который не топится,
и старинный большой деревянный сундук…
Все скоро,
но только пока —
широкая лестница —
сбитые впадины темных ступеней.
И темная сумка с молочной бутылкой свисает с изгиба уста-
лой руки;
И, слабо качаясь, касается косточек —
в темных чулках нитяных под подолом коленей…
У мальчика волосы темные, глаза темные,
личико детское, светлое…
И мимо —
высокие темные двери,
широкие потолки…
И мимо…
Ее лицо
с этой увядшей до времени кожей,
и жилками на висках,
и глазами в морщинках…
И тихозачем-то в подъезде — ни звука…
Одни только — тихо — шаги…
И странно —
как будто не эта вот старая темная дверь поднялась впереди,
А боль вознесения вверх
и такая разлука,
Что сына невольно сейчас прижимает к груди…
А там, высоко-высоко,
неба не видно,
а только —
какие-тобалки,
наверно, чердачные своды…
Мальчик маленький —
свесилась ножка одна —
крохотный детский ботинок —
чешуйка пластмассы на темном шнурке…
Но в этот один только миг
совсем примиряются розные мира народы;
Как мать, наклонившая голову,
и ребенок, припавший щекой к материнской щеке.
Полина Барскова
О преодолении языкового барьера
Под чуждым небосводом, под защитой
Улыбчивых берклийских инвалидов,
За коими ухаживаю я,
Лежит душа, как богатырь убитый,
Уже не привлекая воронья.
С нее уже все вкусное склевали,
Ее бы мыть дождям, пинать ветрам.
Но — ни дождя, ни ветра, и едва ли
Слова найдутся и прикроют срам.
Слова, что служат здесь, скромны и плоски,
Былому велеречию чужды,
Что к лучшему: как описатьпо-русски
Большой и малой (мать твою) нужды
Подробности, чтоб скрюченное тело
Страдалицы не крючилось больней,
Чтобы онопо-прежнему хотело
На смену жалким дням никчемных дней?
Чтобы, когда ее кормлю и мою,
Я, белоручка, выскочка, чума,
Она была бы заодно со мною,
Чтоб англоговорящего ума
Простые силы нас объединяли,
Как, скажем, деньги или, скажем, ложь,
Когда лежит она на одеяле,
А ты ей руки греешь и поешь.
«От Автора» — цикл поэтических вечеров, которые проходят в Музее истории ГУЛАГа. Авторы проекта — режиссер Рома Либеров (признан иностранным агентом) и телеведущий Владимир Раевский.
См. также:
Стихи на выходные: Сергей Гандлевский
Стихи на выходные: Михаил Айзенберг
Стихи на выходные: Бахыт Кенжеев
