Чтение на 15 минут: «Вампир. Естественная история воскрешения»
Как вампиризм перестал ассоциироваться с чумой, а чеснок потерял свою силу? В издательстве «НЛО» вышла книга Франческо Паоло Де Чельи — исследование о том, как вера в оживших мертвецов повлияла на культуру, — в переводе Анастасии Строкиной. Мы публикуем отрывок
Чума — это состояние души. Так, по тонкому наблюдению Камю, солнце чумы приглушает все краски, гонит прочь все радости A. Camus. La peste. Milano, 2021.
Пер. Н. Жарковой.. Время останавливается, и прошлое являет себя миру, возвращая своих мертвецов. Идея проста: если сегодня, завтра и послезавтра люди в деревне мрут как мухи, виновата, без сомнения, проклятая сила, затягивающая живых в пахнущие гнилью могилы. А там уже их ждут те, кто ушел под землю раньше, — ненасытные к свежей плоти, пожирающие ее с хрюканьем свиней О мертвецах, которые «хрюкают»: Tietmaro di Merseburgo. Chronicon. L’anno mille e l’impero degli Ottoni. Viterbo, 2019.
Libro I, 13.. Эти глухие звуки, доносящиеся из недр земли, будто удары хлыста самого дьявола, предвещают чуму и задают эпидемии навязчивый ритм. Ведь чуму можно услышать — то, как она нарастает и ярится, удар за ударом T. Schürmann. Nachzehrerglauben in Mitteleuropa. Marburg, 1990.. Вот в основных чертах элементы поверья, распространенного особенно в так называемой Germania Slavica (как ее именует немецкая историография) или, в польском варианте, Slavia Germanica. Речь идет об обширной территории, простирающейся дугой от Гессена до Украины. Нас же интересуют северо-восточные регионы Священной Римской империи. Оттуда просвещеннейшая Пруссия вещала всему остальному миру о том, как на самом деле устроена жизнь и насколько глупыми являются фантазии необразованных людей. Свет своих научных изысканий Пруссия распространяла как можно дальше — и на восток, и в земли Речи Посполитой. Тем не менее эти фантастические, с точки зрения пруссаков, рассказы — с небольшими вариациями — циркулировали в обозначенных землях уже с середины XV века. А может, и раньше: самый первый из известных источников (хотя еще не связанный с чумой) переносит нас в Богемию середины XIV века:
1344 год. В Левине умерла и была похоронена женщина. Однако вскоре она стала подниматься (surgebat) из могилы и душить людей, бродя по городу из конца в конец. Когда ее пронзили колом, из нее хлынула кровь, точно из живого дикого зверя. При вскрытии могилы также обнаружилось, что она сожрала больше половины своего савана, который к тому же был пропитан кровью. Когда ее попытались сжечь, дерево никак не загоралось. По сообщениям пожилых свидетельниц, чтобы разжечь огонь, пришлось использовать церковную черепицу. После того как ее пронзили колом, она все еще продолжала возвращаться, но после сожжения зло прекратилось J. Neplach Chronicon // Fontes rerum Bohemicarum. Vol. III. Praha, 1882.
Ср. также о неопределенном местоположении Левина: T. M. Bohn. The Vampire.
S. Gordon. Supernatural Encounters. Demons and the Restless Dead in Medieval England. 1050–1450. London; New York, 2020..
Подобные повествования сделались особенно популярными с середины XVI века, проникнув даже в городскую среду M. Böhm. Die drey großen Landtplagen, Krieg, Teuerung und Pestilenz… in XXIII Predigten… Wittenberg, 1601.
Речь идет о чуме 1553 года.. Речь идет о вере в существование чудовищ, которых в немецком языке стали называть schmatzende Tote («чавкающие, пожирающие мертвецы») или, со временем, — Nachzehrer (нахцерер). Так именовали тех, кого при эксгумации заставали в могиле — иной раз даже сидящими в удобной позе — за поеданием (zehren — «истощать») своего савана (а порой и собственной плоти, саванов соседей по могиле или даже самих этих соседей). Целью подобного действа было утащить за собой живых. Здесь прослеживается двойное значение слова nach — это и «после» (после такого ритуала никого не останется в живых), и Nacht — «ночь» M. Ranft. Tractat von dem Kauen und Schmatzen der Todten in Gräbern, worin die wahre Beschaffenheit derer Hungarischen Vampyrs und Blut-Sauger gezeigt, auch alle von dieser Materie bißher zum Vorschein gekommene Schrifften recensiret werden. Leipzig, 1734.
О различиях между этими типами возвратившихся мертвецов:
S. Kreuter. Der Vampirglaube.
Об этимологии термина Nachzehrer см.: T. M. Bohn. The Vampire.
О позднем распространении термина: Handwörterbuch des deutschen Aberglaubens. Vol. VI.. Поначалу мертвецы не приходили в дома к живым, хотя со временем научились и этому. Они просто пожирали свою погребальную ткань, а через нее — будто и весь прочий мир. Все это еще раз подтверждает, что вампироподобные существа могли влиять на живых даже на расстоянии. «Nachzehrer немыслим без симпатической связи», — резюмирует Томас Шюрман, посвятивший этим посмертным жующим монстрам важное исследование T. Schürmann. Nachzehrerglauben in Mitteleuropa. Marburg, 1990..
С тех пор утвердился обычай зажимать челюсти всем, кто по тем или иным соображениям мог проявить посмертную прожорливость. Для этой цели использовали камень, кирпич или ком земли. Дальше — на востоке — в дело шли зерна злаков или чеснок, который применяли как средство против чумы благодаря его отпугивающему, резкому запаху. Считалось, что он действует на расстоянии и нейтрализует миазмы, вызывающие болезнь (хотя на самом деле лишь маскировал зловоние гноящихся ран или непогребенных тел). Вероятно, по этой же причине чеснок наделялся «антидьявольскими», «антиколдовскими» или «антивурдалацкими» свойствами.
Конечно, так происходило не везде Для примера из географически удаленного региона: на Филиппинах чеснок использовался как отпугивающее средство против местного вампирообразного существа по имени aswang.
F. Gardner. Philippine (Tagalog) Superstitions // The Journal of American Folklore. Vol. XIX. 1906. . Но в большей части Румынии эти поверья, безусловно, были распространены A. Murgoci. The Vampire in Roumania // Folklore. 1926. XXXVII.. В 1885 году шотландка Эмили Джерард упомянула о чесночной силе в своих «Трансильванских суевериях», которые вдохновили Брэма Стокера E. Gerard. Transylvanian Superstitions // The Nineteenth Century. Vol. XVIII. 1885. Абрахам «Брэм» Стокер (1847–1912) — ирландский писатель и театральный критик. Наиболее известен как автор вампирского романа «Дракула» (1897). . Благодаря последнему чеснок в западном воображении стал главным оружием против вампиров — по крайней мере, литературных. В кино же вампиры чаще страдали от более зрелищных эффектов, вызванных святой водой и крестами. Со временем чеснок утратил свою силу — отчасти потому, что исчез из рациона подростков, для которых в основном и создавались такие фильмы, а отчасти из-за своего слишком невзрачного вида: венок из чеснока казался недостаточно внушительным средством для защиты людей, которые уже массово переместились в города. Да и убивать изможденных красавцев-вампиров, живущих в роскошных виллах с видом на лес, сделалось куда сложнее — особенно в мультикультурном мире, где нечисть в итоге даже примирилась с христианской символикой Речь идет о серии фильмов «Сумерки» (2008–2012), основанной на книгах Стефани Майер. Однако чеснок играет весьма незначитель–ную роль также и в телесериалах «Баффи — истребительница вампиров» (1997–2003) и «Настоящая кровь» (2008–2014).
О чесноке в народной культуре см.: G. L. Beccaria. I nomi del mondo. Santi, demoni, folletti e le parole perdute. Torino, 1995..
Между тем из-за изменений в патосфере (балансе различных болезней, взаимодействующих в определенный период) со второй половины XVIII века чума стала встречаться в Европе все реже, а вместе с ней исчезали и сумеречные страхи жителей континента M. D. Grmek. Sul concetto di «patocenosi» // Annales. Histoire, Sciences Sociales. Vol. XXIV. 1969.. Теперь, например, говорили о «вампироидах», разносящих холеру M. Cazacu. Dracula. La vera storia di Vlad III l’impalatore. Milano, 2006.. Или — в другом историческом контексте (например, в США XIX века) — о нежити, распространяющей чахотку (туберкулез) M. E. Bell. Food for the Dead. On the Trail of New England’s Vampires. Middletown, 2011.
G. D. Keyworth. Troublesome Corpses. Cap. X.
E. Boyacıoğlu. The Demise of the Walking Dead: The Rise of Purgatory and the End of Revenancy. MA thesis. Ankara, 2007.. Так или иначе, в эпоху, когда представления о передаче болезней были крайне смутными, трупы справедливо считались источником заразы и смерти. Конечно, это тавтология, но звучит почти научно. Так, по крайней мере, полагают те, кто видит в кремации проявление «морального витализма»: якобы эта практика, возникнув из суеверий, эволюционно привела к уничтожению действительно опасного патогена. Прошлые поколения, мол, заметили, что после предания мертвецов огню эпидемии стихали. Осталось просто сложить: «два плюс два». И получалось, что чем больше сожженных трупов, тем меньше болезней B. Bastian. et al. Explaining Illness with Evil: Pathogen Prevalence Fosters Moral Vitalism // Proceedings of the Royal Society B. Biological Sciences. Vol. CCLXXXVI. 2019..
Однако даже двух точек зрения — эпидемиологической и историко-антропологической — недостаточно для интерпретации этого явления. С первой из них кремация могла бы предотвратить распространение болезней, если бы проводилась повсеместно и до погребения. Но эксгумация уже захороненных тел и их осмотр (часто в рамках публичных мероприятий) с целью решения дальнейшей судьбы трупа — предать его земле или огню — скорее усугубляли риск, распространяя патогены, которые иначе остались бы под землей. С точки же зрения историко-антропологической «вампирские костры» являлись лишь одним из десятков способов символического уничтожения зла. В Центрально-Восточной Европе этот ритуал отражал эволюцию представлений о «заражающих субъектах» — маргиналах, чье уничтожение, даже при самых натянутых интерпретациях, никак не могло повлиять на течение эпидемий, будь они реальными или мнимыми. Следовательно, стоит взглянуть на это явление под другим углом M. Montesano. Ai margini del Medioevo. Storia culturale dell’alterità. Roma, 2021..
Вернемся в прошлое. Не сильно далекое — позднее Средневековье, эпоху «общества преследования», как назвал ее Роберт И. Мур. В эпоху, где насилие и исключение из социума стали инструментами борьбы с «массовой ересью» R. I. Moore. The Formation of a Persecuting Society. Oxford, 1987.. Для примера посмотрим на то, что происходило в начале XIV века в Аквитании: прокаженных там обвиняли в заговоре с целью захвата власти F. Bèriac. Histoire des lépreux au Moyen Âge. Une société d’exclus. Paris, 1988.. А в Бретани тех же больных изгоняли на окраины поселений через ритуал, имитирующий похороны A. Croix. L’histoire d’un trait de mentalité. Les caquins en Bretagne // Annales de Bretagne et des pays de l’Ouest. Vol. LXXXVI. 1979. . И вот, согласно народным обвинениям, именно эти «не-живые» (статус, схожий с положением упомянутых нами «вампироидов») отравляли колодцы и пищу — якобы с помощью (абсурдная идея!) мусульман. Проще говоря, «других». Та же логика преследования сообщала и о сговоре мусульман с евреями C. Ginzburg. Storia notturna. Una decifrazione del sabba. Torino, 1989.. На последних — с приходом Черной смерти — и вовсе возложили ответственность за эпидемию, оправдывая тем самым чудовищные погромы S. K. Cohn. The Black Death and the Burning of Jews // Past & Present. Vol. CXCVI. 2007.
N. Voigtländer, H. J. Voth. Persecution Perpetuated. The Medieval Origins of Anti-Semitic Violence in Nazi Germany // The Quarterly Journal of Economics. Vol. CXXVII. 2012.. Позже, после исчезновения многих еврейских общин и их миграции на восток, почтенные европейцы перенесли свой гнев на другую маргинальную группу, против которой уже давно направляли свои «очистительные» гонения. Так на небосклоне человеческих несчастий зажглась новая звезда. И ей требовалось немедленно придать подобающий статус W. Behringer. Witches and Witch-Hunts. A Global History. Malden, 2004..
