У всех, кроме Островского
Подготовила Ася Терехова
18+
Из дневника Александра Островского:
«16 мая (4 мая). Пятница 8 часов утра. Городня. Вчера, собравшись и уложившись, мы поехали в Городню на почтовых. Первую станцию 15 верст до Еммауса проехали в 1 час 5 минут. В Еммаусе нам заложили тройку прекрасных серых лошадей и сел ямщик, малый лет 25, красавец собой. Я ему заметил, что его, должно быть, девушки любят, он промолчал. Повез нас с такой быстротой, что дух захватывало. Отъехав верст 5, он остановился отпустить постромки правой пристяжной. Я курил сигару. „Дайте, барин, сигарочки“. Гурий Николаевич Гурий Николаевич Бурлаков был секретарем Островского в его поездке по Волге. предложил ему трубку. „Пожалуйте вот кабы водочки стаканчик опохмелиться“. Я ему налил из фляжки, он выпил и поблагодарил. „Я, барин, перед вами скрываться не хочу, я маленько… тово… празицкой. А вы, барин, давеча сразу угадали; это точно, меня девушки оченно любят. Я все наше деревенское пиво пил. Только уж это пиво…“ „А что?“ „Беда. Как голова болит на другой день, не накажи Господи! Стыдно народу-то, особенно баб. К другой приставал либо обругал. А что ломается-то! О, дура!.. Страшно сделается. Смотрителя боишься, старосты боишься. Ах!“ Тут он раза четыре неистово затянулся и сел на козлы. „Вот спасибо, что охмелили человека. А это бабы, это девки — все наше. Ну, вы!“ И со свистом, с гиком полетел как угорелый. 14 верст мы ехали ¾ часа. В 3-м часу приехали в Городню и остановились в почтовой гостинице. Умывшись и напившись чаю, пошли к священнику. Отец Василий, седой старичок, с красным лицом и пунцовым носом, благословил нас вслух и принял нас даже несколько подобострастно, только с какими-то судорожными движениями. Легко можно было заметить, что он и с похмелья, и пьян. Когда он сообщил нам некоторые нужные для нас сведения [которые Гурий Николаевич тут же записал], я попросил его указать мне рыбаков, у которых можно купить рыбы. Он сейчас послал пономаря, и тот привел рыбака с рыбой. Мы купили у него налима 10 вершков [с молоками] и двух окуней, одного 8 вершков, другого 5 вершков за 50 копеек серебром. Батюшка предложил нам водки и принес из другой комнаты большой графин и дикой утки на закуску. Мы выпили по рюмке, и он с нами, потом он попросил по другой, выпили; посидев немного и помигав глазами, он сказал, что мы веруем в Троицу, и налил по 3-й; выпили, и он, видимо, захмелел. Мы его звали к себе на уху, но он отговорился, что ему надобно ехать».
1856