26 февраля 2020История, Антропология

Отрывок из комикса времен Первой мировой войны

Пропавшая шведская куртка, пленные немцы «неважного вида», кровати без простынь, кофе с молоком и проклятые аэропланы. Arzamas публикует наблюдения сотрудника Красного Креста, а позже известного архитектора Николая Митурича о военном быте 1914–1916 годов

Подготовил Дмитрий Козлов

В издательстве Европейского университета вышла книга искусствоведа Ксении Малич, посвященная архитектору Николаю Алексан­дровичу Митуричу (1891–1973)  Имя его троюродного брата, художника Петра Васильевича Митурича, известно гораздо больше.. Николай построил более десяти зданий, но сохрани­лось только одно — бывший Театр имени Ленинского комсомола в Петербурге. Творческая судьба этого архитектора показатель­на для понимания противоречи­вой эпохи меж­военных десятилетий в истории русской архитекту­ры и особенно ленинград­ской школы. Митурич учился в Институте гражданских инженеров в 1910-е годы, начал активно работать в период архитектурного авангарда, потом вернулся к классике, впослед­ствии став одним из создателей ленинградской неокласси­ческой традиции. В книге «Николай Митурич, ленин­град­ский архитек­тор» собраны уникальные материалы из личного архива архитектора: фотографии, эскизы мебели, театральная сценография, а также фрагменты фронтового дневника, который Митурич вел во время Первой мировой войны. В нем в форме комикса изобра­жена повседневная жизнь передвиж­ного отряда Красного Креста. «Низкий» жанр, намеренно выбранный автором, явно компенсирует грусть, усталость, а местами маскирует и более серьезные переживания. 

23-летний студент Николай Митурич отпра­вился на фронт в декабре 1914 года, сопрово­ждая подарки для солдат, собранные в Пет­ро­граде Красным Крестом. Чтобы исполнить эту миссию, Митурич поступил на военную службу вольно­определя­ющимся  Вольноопределяющийся — поступивший на военную службу добровольно и пользо­вав­шийся определенными льготами. После 1915 года право быть вольноопределяю­щимися получили лица, имеющие высшее либо среднее образование, окончившие шесть классов среднего учебного заведения или два класса духовной семинарии, не млад­­ше 17 лет. После сдачи особого экзамена (обычно в конце первого года службы), приблизительно соответствующего курсу юнкерского училища, они производи­лись в прапорщики и продолжали службу в офицерском чине.. По же­лезной дороге через Варшаву он доехал до окрест­ностей Кракова, где стояли полки 9-й армии, передал подарки и вернулся обратно. Во время поездки Митурич был взволнован, испытывал патриоти­ческий подъем и досадовал на пос­тоян­ную неразбериху в расписании поездов, промедления и постоянное ожида­ние. О своих чувствах он рас­ска­зы­вает в дневнике. 

Спустя год, в 1915-м, Митурич снова едет на фронт — теперь с «передвиж­ным питательным отрядом». На этот раз он пишет не текст, но делает рисунки-наброски, сопровождая их ироничными подписями. Исходя из названий горо­дов, упоминающихся в дневнике (Белосток, Малки, Седль­це, Лохув, Вышкув, Скурка), маршрут движения отряда выстроить не полу­ча­ется. Таблица расхода продоволь­ствия, которую Митурич вел с февра­ля по октябрь 1916 года, позво­ляет предполо­жить, что все это время он находился рядом с фронтом. 

1 / 2

Заведующий хозяйством обязан пробовать пищу от каждого котла каждой очереди

2 / 2

Автомобиль 48-го отряда легко въезжает в новый гараж. Ноябрь 1916 года

Митурич, ставший начальником перевязо­чно-питательного отряда россий­ского отделения Красного Креста, находился в действующей армии до конца 1917 года, а в 1918-м перешел в ряды Красной армии. В ноябре 1919 года Митурич демобилизо­вался и вернулся в Петроград. 

Дневник 1914 года

5 декабря

Еще одна ночь. Наутро разочаро­вание. Между Белостоком и Чижевом украли у меня почти из-под головы куртку шведскую с наплечниками И[нститу]та  Студенты институтов носили двубортные шинели. Знаки отличия заключались в вензелях и цвете кантов. В ИГИ носили наплечники с вензелем «Н 1». См. П. А. Пискарев, Л. Л. Урлаб. Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века. СПб., 2007. «Шведская куртка» была, вероятно, неуставной одеждой., повязкой гор. санитара Петрограда на рукаве. В кар­манах хорошо еще только перчатки и платок. В 12 ½ приехали в Варшаву. Тепло, хотя и грязно. Город славный. Заявил жандарму о пропаже — дал телеграммы по стан­циям до Бело­стока, чтобы не злоупотреб­ляли повязкой. На Ковельский вокзал <нрзб.>. К 4 дня приехали к отходу поезда на Иван­город — узнаем, что вагон наш еще не послан с Петроград­ского вокзала  Петербургский вокзал в Варшаве. Со второй половины 1914 по август 1915 года — Петроградский вокзал, также назывался Виленским.. Поехали туда опять — и здесь косвенно Плодовский напакостил — вагон не послан, ибо на нем подпись «по распоря­жению коменданта оставить для догрузки» — оказывает­ся, надпись с Петро­града, осталась от нашей задержки; смешно, однако на это сослались на стан­ции. Побранился Федоров, обещали к завтрашнему 4 час. поезду обязательно переправить на Ковельский вокзал  Современная станция Варшава Восточная. Называлась также Тереспольским вокзалом и Брестским вокзалом.. 

1 / 5

Когда отряд отправлялся, среди санитаров царило бодрое и непринужденное настроение. У докторши Соболевой пропал серебряный портсигар. Сестра Шамрой тонко язвила своим язычком санитаров. Беляев и Лунякин вели дружелюбный разговор о чае в самом бодром тоне. Кипучая энергия так и била в них ключом

2 / 5

Курящие дымили как паровозы, и вообще все было прекрасно. Ночь прошла спокойно. Утром наблюдалась очередь у уборной

3 / 5

Днем главным образом занимались питанием. К двум часам пришлось прибегнуть к аптечкам. К вечеру запас лекарства истощился. Докторша от пропажи портсигара и от бутербродов заболела. Пришлось отнести ее в кровать. (Она уверяла, что у нее простуда.)

4 / 5

На другой день занимались преимущественно философией. Разговоры шли о современной молодежи. Докторша ее не одобряла. Она жалела одиноких и заблудших, гибнущих без друзей

5 / 5

— В наше время, — говорила она, — было иначе. Друзья всегда оказывали друг другу поддержку. В Белостоке была длинная остановка. Латышев пленял собою местных красавиц

В Варшаве жизнь ничем не выдает близость боев. Днем узнали, что наши за Митавой перешли границу, разбив корпус немцев. Брожу по горо­ду — поражает огромное количество санитаров — солдат и добро­вольных. Чуть не половина всех прохожих с повязками Красного Креста обыкно­вен­ными или городскими Варшавы. Видели несколько полочных вагонов с упряжкой лошадьми, приспособленных для перевозки раненых. Лежачих по 8, сидячих по 24, вагоны открытые, видимо, не очень удобные, хотя, я думаю, тряски меньше, чем в трамвайных. Встретили человек 50 плен­ных немцев — германцы разных полков, вид у них очень неважный, ободранные и совсем не воинствен­ны — мужички, да еще почтен­ные. Странно — среди них всего 4–5 австрий­цев — всегда бывает наоборот. Тьма санита­ров в Варшаве, и все ходят, бродят, очень странное впечатление от этого. Сестриц видел мало. Офицеров и солдат всяких частей, занятых и свободных тоже очень много. Вообще странно кажется их спокой­ное разгуливание, когда в 50 верстах идет бой. Вечером случайно узнали, что сообщение с Андреевым телеграфом закрыто — может быть, что-нибудь новое в расположении? Варшавяне поражают спокойствием, рассуди­тельным отношением к передвиже­ниям войск — к отступлению наших к Варшаве: мне здесь же только и объяснили всю выгоду завлекать германцев по дважды пройденному ими пути, теперь уже совер­шен­но разоренному и безлюд­ному. Они не пробудут близ Варшавы и двух недель — отойдут с голоду — здесь все верят, что наши Варшаву не сдадут. Вообще много войск без дела — как-то успокаивают обывателей. Даже евреи, сбежавшие кто мог в первый раз, теперь еще сидят. 

Бродили с Б. Н. до 9, потом пили каву бялу  «Кофе с молоком» (польск.)., и пошли к его знакомому телеграфному инже­неру, до 11 были у него на службе, а сейчас лежу у него в квартире на кроватях без простынь, хотя на подушках наволочки чистые. И то спасибо — у него дома никого — потому и без простынь, а все же лучше, чем в вагоне или в вокзале. Ну до завтра, уже 1 ч. ночи. 

6 декабря

Встали в 9, к 10 были у Гучкова в канцеля­рии — но он в Жирардове. Узнал о <нрзб.> лазарете «живы все и здоровы» — и все. Уполномоченный приедет сегодня ну или завтра — если застану — попробую узнать еще что-нибудь. К 11 утра мы на Ковель­ском вокзале — вагон наш не пере­дан. Поехали обратно на Петроградский — вагон послан на Брестский вокзал. Едем туда — к 3-м часам находим вагон. В 3 ½ получаем паро­воз, чтобы передать вагон на Ковель­ский вокзал. Паровоз застревает среди путаницы на станции, и, когда берет наш вагон, оказывается, что имеет предписание прицепить его к московскому поезду на Луков, отходящему в 4 ч. — В 4 ч. мы едва успеваем удержать наш вагон от участия в этой операции. Судя по порядкам здесь — нам пришлось бы ехать в Луков за вагоном, а это за Седлецом по направлению к Москве. Тут Б. Н. осерчал наконец, покричал на станционных, и через 15 минут наш вагон с паро­возом отправили на Ковельский вокзал. Это было в 5 час. В 8 ½ мы, трамваем проехав туда, увидели его. И вот только завтра в 4 часа с почтовым поездом уедем на Радом через Ивангород  Ивангородская крепость рядом с городом Демблин.. Опять поехали к инженеру знакомому Б. Н., попили чай, и сейчас 11 час. веч., играет граммофон, я пишу, Б. Н. заводит. Никогда не думал, что проехать из Петрограда в Варшаву занимает столько же времени, сколько надо, чтобы перевезти вагон с одного вокзала Варшавы на другой. А вот и анекдот — факт: 

Ведут австрийцев — говорят, их казак один забрал, а их 23 человека — спрашивают, как же они ему сдались. «А он нас окружил», — говорят — чем не анекдот. 

1 / 4

В Лахнове мы обратили внимание на огромную толпу, привлеченную, очевидно, каким-то зрелищем. Скоро все выяснилось: оказалось, что это Митурич с какой-то черкешенкой привлекают всех своим бесстыдством. Лихачев быстро прекратил безобразие

2 / 4

Утром мы слыхали выстрелы. Чайка так их испугался, что поспешил обратно. Отправились в путь, все шло прекрасно. Утеряно не более 25 % багажа

3 / 4

Он направил нас в Седлец. Комендант Седлеца тогда не знал, что с нами делать, и опять отправил нас в Малки. Мы начали примиряться с нашей судьбой, но нас мучило одно: мы сомневались в нашей личности. Проверка паспортов успокоила нас, и мы поняли, что мы и есть мы и никто другой

4 / 4

Сборы в отряд. «Хватит ли этого?»

Варшава кипит, на улице движение огром­ное, особенно к вечеру. Сегодня много обозов идут и за Вислу, и к фронту — вообще не понять совсем, что куда, и войска, и обозы. Какая-то каша, в которой, однако, каждый знает, куда едет, у каждого свое дело. Вот если все так, как мы тол­чемся, — плохо, нам и обидно, и досадно, и носимся, волнуемся — ничего не сделать. 

12 декабря

Проспал здоров, в 9 все на работы, я хожу из угла в угол. <нрзб.> в польской семье, чтобы вольнопера всегда видать. Поляки радушно угощали домашним вином, и обед был польский отменный. В 2 удалось устроить себе прогулку — съездил на автомо­биле с Аргиром — на вокзал за офицером. Он спросил, что за личность — узнают — все привет­ливо кивают. Но ожидание мое начи­нает меня угнетать. Сейчас 5 ч., говорим с Матисон — заведующий гаражом обещал вечером со мной поговорить о моем <нрзб.> не дожи­даясь командира уезжают свою отвозку в штаб. Томились весь день. Вечером поздно узнал, что приехал со штаба коман­дир. Вечером приехал кто-то, сказал, что наша 9-я арм., 18-й корпус взял в плен 18 000 австрийцев. С тяжелым сердцем лег опять на свое ложе. 

13 декабря

Утром видел командира — пошел к нему и встретил по дороге на <нрзб.>, обещал послать 12-ти <нрзб.> везти меня в штаб — но так и про­ждал напрасно. Опять день потерял напрас­но. Томился опять до вечера, вечером пили кофе всей гурьбой у польки, где обедал, странно: хохот, веселье — она ведь молода, а моя миссия так серьезна! Обидно и дико, Матисон обещал послать завтра — наверное. 

1 / 11

Он стал поспешно складываться. В поезде он сидел как на иголках

2 / 11

И, наконец, явился Ковалевскому…

3 / 11

Что случилось с корпусным врачом, когда он прочел рапорт Савича

4 / 11

Дивизионный врач чрезвычайно общительный и разговорчивый человек: он буквально зачаровывает собеседников своими речами

5 / 11

Встреча с корпусным врачом

6 / 11

Корпусный врач приготовил для нас удобное и поместительное место для ночлега

7 / 11

Райков за работой в санитарном отряде. Соболева принимает в работе самое горячее участие

8 / 11

Когда они его увидали, чувствовали, что он такой большой, большой, а они такие маленькие, маленькие. Когда цеппелин улетел, все стали снова очень храбрыми

9 / 11

После поездки в Петроград Лихачев проявлял особое мужество

10 / 11

От проклятых аэропланов не было проходу командиру 76-й дивизии. Немедленно доставили батарею для обстрела аэропланов

11 / 11

Спасибо за конфекты

14 декабря

С утра бегал, ждал. Обо мне Матисон послал рапорт командиру. Ждал известий, не дож­дал­ся, в 1 ч. дня пошел к командиру, и тот, узнав, что есть свободные грузовики, послал меня к Мати­сону с рапортом, отправить <нрзб.> 17 верст. В 6 выехали, в 9 были в Опатуве. По дороге встретили 4000 австрий­­цев в сопровождении 13 конвойцев. Ночевали у еврея, на его постели, вдвоем с Б. Н., который спал со мной под пе­риной.

микрорубрики

Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года

Мозаика дня

Чаша с голубями

Топоним дня

Кирибати

Подкаст дня

О потусторонних силах

Архив