7 апреля 2017Искусство

История искусства в одном сюжете: Благовещение

Как художники разных эпох понимали Благовещение? Разбираемся с помощью лилии, книги, веревки, единорога и других символов

Автор Анна Киселева

Сцена Благовещения описана в Евангелии от Луки: он рассказывает о том, что архангел Гавриил явился в дом Марии и сказал ей, что она родит Сына Божьего от Святого Духа  Лк. 1:26–38.. В изобразительном искусстве разных веков Марию и архангела изображали в раз­ных позах, интерьерах и исполь­зуя различные символы. И это даже не глав­ное — важнее то, как со временем на картинах менялись чувства изображен­ных персонажей. Раннехристиан­ские художники хотели показать вели­чие Марии, в средневековой и возрож­денческой живописи Дева оли­цетворяет смирение и чистоту, а в искусстве Позднего Возрожде­ния и ба­рокко — испы­тывает удивление и испуг. Архан­гел Гавриил, в XII–XIV веках почти­тельно замиравший перед Марией, позже стремительно влетает в ее дом. На примере десяти работ выясняем, как в ис­кусстве на протяжении пятнадцати веков менялось восприятие этого сюжета.

Мозаика на триумфальной арке в Санта-Марии-Маджоре (V век)

На рубеже 420–430-х годов архиепископ Константинополя Несторий учил, что «от плоти может родиться только плоть» и Сын Марии все­го лишь человек, в котором воплощается Слово Божие, но не сам Бог. В 431 го­ду в Эфесе прошел Третий Вселенский собор, постановивший, что Мария была именно Богороди­цей, и объявивший учение Нестория ересью. Марию почи­тали и раньше, но осо­бенно сильным ее культ стал именно после постановле­ния собора. В следующем году в Риме начинается работа над мозаиками Санта-Марии-Маджоре — одной из первых городских базилик, посвященных Богороди­це. Сце­на Благовещения украшает триумфальную арку, и ее авторам было важ­но показать величие Марии. Дева одета как знатная девушка, носит диадему, серь­ги и ожерелье, вокруг нее — свита ангелов. На избранность Марии наме­кает вере­тено, которое она держит в руках. В апокрифическом Протоевангелии от Иакова, написанном во II веке, сказано, что семь девушек из рода царя Дави­да (именно среди его потомков должен был появиться Мессия) были выбраны для работы над завесой Храма. Среди них была и Мария. Чтобы решить, кому что прясть, бросили жребий. Марии достались пурпур и багря­нец — самые ценные ткани. Она взяла работу домой, где ей и явился архангел Гавриил.

Благовещение у колодца (вторая половина XII века)

Писавшие о Благовещении богословы часто рассуждали о том, чтó в этот мо­мент чувствовала Мария, и лишь немногих занимали переживания архангела Гавриила. Среди последних — живший в XII веке монах Иаков Коккиноваф­ский, автор шести гомилий  Гомилия — проповедь с объяснением прочитанных мест Священного Писания. о жизни Богородицы. Гавриил был изрядно напу­ган порученным ему заданием. Сначала он зашел в дом Марии невидимым и был поражен ее добродетелью — настолько, что не мог подобрать подходя­щие слова. Решив, что на улице он испугает ее меньше, чем дома, Гавриил решил дождаться, когда Мария пойдет за водой, и сообщить ей но­вость у колодца (увы, это не помогло и Мария все равно испугалась).

Встречу у колодца иллюстрирует одна из миниатюр рукописи. Мария стоит к Гавриилу спиной. Услышав его голос, она поворачивает голову, испуганно вскидывая одну руку, а другой придерживая кувшин. Эта сцена часто встре­чается в византийском и древнерусском искусстве, в росписях, посвященных Благовещению.

«Устюжское Благовещение» (1130–40-е)

Создатель «Устюжского Благовещения»  Традиционное название иконы ошибочно: в XVIII веке считали, что ее привезли в Мо­скву из Устюга, но на самом деле икона была написана в Новгороде. использовал редкую для этого сюже­та иконографию. Архангел и Богородица стоят друг напротив друга. Склонив го­лову, Мария слушает Гавриила. На первый взгляд, в подобной композиции нет ничего необычного, однако, если присмотреться, на груди Марии можно раз­личить изображение Богомладенца. Этот образ прямо говорит о том, что именно с Благо­­вещением начинается земная жизнь Христа и именно в этот мо­мент он вочело­вечивается, чтобы потом погибнуть. Его грядущую смерть сим­во­лизирует одежда: на нем набедренная повязка, как на Распятии. Иисус изо­бражен отроком: эта иконография  Она называется «Эммануил» по пророчеству Исайи о том, что сыну Девы нарекут имя Еммануил, что значит «С нами Бог». (Ис. 7:14) напоминала о том, что происхождение Христа было изначально божественным, в отличие от учения Нестория.

В верхней части иконы, на облаках, мы видим изображение Господа Ветхого Денми  Господь Ветхий Денми — символическое иконографическое изображение Иисуса Христа или Бога Отца в образе седовласого старца.. Этот образ позаимствован из Книги пророка Даниила: «Видел я на­конец, что поставлены были престолы и воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его — как чистая волна; престол Его как пламя огня, колеса Его — пылающий огонь».  Дан. 7:9. В «Устюжском Благовещении» изображен и Святой Дух: его символизирует луч света, исходящий от фигуры Ветхого Денми.

Симоне Мартини. «Благовещение» (1333)

Средневековые Благовещения редко обходятся без двух атрибутов: цветов, ча­ще всего лилий, стоящих в вазе, и книги, которую читает Мария. Эти образы мы видим и в позднеготическом «Благовещении» итальянского художника Симоне Мартини — к лилии художник добавляет символизирующую мир оливковую ветвь, которую Марии вручает ангел. О том, что Мария умела чи­тать и знала текст Ветхого Завета, еще в IV веке упоминал святой Амвросий Медиоланский. Однако до второй половины IX века эти сведения не слишком впечатляли авторов иконографии, посвященной Марии. Самое раннее изобра­жение читающей Богородицы из тех, что сохранились, относится ко второй половине IX века: это резьба на шкатулке из слоновой кости, вероятно сделан­ной в Меце. Одновременно всего в 120 километрах от нее монах Отфрид Вай­сен­бург­ский пишет стихотворное изложение Евангелия и впервые упоми­нает, что в момент появления Гавриила Мария читала псалмы. С тех пор Мария встречает архангела за чтением все чаще и чаще, и к XIII веку книга становится постоянной деталью западноевропейского Благовещения, а веретено отходит византийской традиции. В том же XIII веке появляется цветок, стоящий между архангелом и Марией. Этот символ напоминал о том, что Благовещение про­изошло весной: «Назарет» в переводе с древнееврейского означает «цветок». Позже он превращается в лилию, символизирующую не только время года, но и чистоту Марии.

Робер Кампен. «Благовещение» (1420–30-е)

Ангел входит в обычный бюргерский дом того времени. Мария поглощена чте­нием и не замечает его. В луче света — летящая через окно фигурка Христа. Архан­гел еще не успел заговорить с Девой, и Кампен как будто использует эту паузу, чтобы показать зрителю интерьер комнаты. На столе — лилии, в углу — до блеска начищенный бронзовый умывальник, книга обернута тканью. Все это намекает на чистоту Марии. Только что потушенная свеча, вероятно, напоми­нает о сиянии, исходившем от новорожденного Иисуса и затмившем огонь све­чи. Возможно, так Кампен подчеркивает человеческое начало Христа. Вообще, картина Кампена — пример того, как сложно иногда бывает расшифровать ни­дерландскую живопись XV века, выбрав определенное значение того или иного предмета. Например, украшенная маленькими резными львами скамейка Бого­родицы может символизировать трон Соломона, с которым сравнивали Марию и который тоже был украшен львами, а сами львы — Иисуса. А может быть, Кам­­пен написал скамейку только потому, что такая мебель была в те годы в моде.

Пьеро делла Франческа. «Благовещение» (1452–1466)

Благовещение могло быть и самостоятельным сюжетом, и частью цикла, по­свя­щенного Богородице, и первой сценкой в изображении жизни Христа. У Пьеро делла Франчески Благовещение неожиданно становится частью исто­рии обретения креста, на котором был распят Иисус. Мария и ангел помещены в классическое архитектурное пространство (в живописи эпохи Возрождения оно сменяет условные изображения зданий готического и ви­зантийского искус­­­ства). Ярусы здания делят композицию на два регистра: земной, в кото­ром ангел обращается к Марии, и небесный, с изображением Бога Отца.

Лаконичная композиция почти лишена деталей, поэтому обращает на себя вни­мание веревка, свисающая с балки у окна. С одной стороны, этот символ напоминает об орудиях страстей  Орудия страстей — инструменты мученичества Иисуса Христа., с другой — делла Франческа с помощью этого изображения связывает Благовещение со сценой пытки Иуды Кириака, которая изображена в верхнем регистре. Согласно апокрифической легенде, в IV веке римская императрица Елена, мать Константина Великого, который сделал христианство государственной религией в Римской империи, иници­иро­вала в Иерусалиме раскопки, чтобы найти крест, на котором был распят Иисус. Иудеи отказались помогать Елене в поисках, и тогда она велела посадить одного из них, Иуду, в высушенный колодец. Через несколько дней Иуда стал умолять освободить его и обещал помочь найти крест. Вызволенный из колод­ца, он помолился Богу — и увидел место, где находился крест: так он уве­ровал в Христа. Однако ему явился дьявол и обвинил в том, что он, в отли­чие от Иуды Искариота, предал его. Именно об Искариоте и о ве­ревке, на которой тот повесился, напоминает веревка на балке. Пустая петля, не при­годившаяся уверовавшему и спасенному Иуде Кириаку, указывает на спасение, следующее за приходом Иисуса в мир.

Благовещение с единорогом (1480–1500)

Средневековые бестиарии рассказывали о множестве фантастических зверей и приписывали удивительные черты реальным животным. Богословы находи­ли параллели между описаниями некоторых животных и событиями из жизни Иисуса: например, жертву, евхаристию и воскресение символизировали пели­кан, кормящий птенцов собственной кровью, и лев, рождавшийся мертвым и оживавший на третий день от дыхания львицы. Еще одним символом Христа был единорог, поймать которого могла только непорочная дева. В XV–XVI ве­ках становится популярен сюжет охоты на единорога — особенно в Германии. Соответствующие иллюстрации появляются в рукописях и гравюрах, на алта­рях, гобеленах и посуде.

Изображенная на крыле алтаря Мария сидит в саду. Гавриил гонит к ней еди­норога. Архангела сопровождают четыре собаки, символизирующие доброде­тели: истину, милосердие, мир и справедливость. Изображения охоты на еди­норога часто превращались в наивное перечисление того, что символизирует Деву Марию: запертый сад, заключенный колодец  Запертый сад и заклю­ченный колодец — образы невесты из Песни песней, которую в Средние века считали про­образом Марии., неопалимая купина  Неопалимая купина — куст на горе Синай, из которого Бог говорил с Моисеем. Горе-вшая, но не сгоревшая купина символизи­ровала чистоту Марии., руно Гедеона  Согласно Ветхому Завету, Гедеон, один из су­дей Израиля, убедился в том, что Господь из­брал его, когда оставленное им на ночь руно на следующее утро осталось сухим, хотя вся земля вокруг намокла от росы, а еще через утро, наоборот, лежало мокрым на сухой земле., затворенные врата  Затворенные врата — образ из видения пророка Иезекиля, также считавшийся предвосхищением Благовещения. Через эти ворота должен был пройти Господь. и жезл Аарона  Жезл Аарона чудесным образом расцвел за ночь — в этой истории видели намек на рождение Спасителя от девы.. Светский характер сцены вызывал недовольство церкви, и в 1545 году на Тридентском соборе подобные изображения были запрещены.

Якопо Тинторетто. «Благовещение» (1576–1581)

На большинстве изображений Благовещения Мария спокойна. Она не пугается при виде архангела и со смирением принимает отведенную ей роль. Благове­щение Тинторетто тревожное и сумбурное. Картина написана в темных тонах, Гавриил врывается в дом, его сопровождает вихрь из путти  Путто (лат. putus — «маленький мальчик») — крылатый мальчик.; голубь, симво­лизи­рующий Святой Дух, резко устремляется вниз, а Мария в испуге отшаты­вается. Здесь нет ни цветов, ни сада, а дом напоминает руины: из стула лезут прутья соломы, за дверью небрежно навалены доски и плотницкие инструмен­ты Иосифа. За стулом мы видим старые ясли. Чтобы усилить напряжение, Тин­торетто использует резкую перспективу и странный ракурс: зритель как буд­то бы смотрит на все происходящее сверху. Динамичная композиция, поры­вистые движения и контрастное освещение предвосхищают живопись эпохи барокко, предпочитающую сдержанным Благовещениям предыдущих веков напряженные, динамичные, эмоциональные сцены.

Александр Иванов. «Благовещение» (1850)

Архангел Гавриил был послан с небес на землю, чтобы сообщить Марии о ее пред­­назначении. Принадлежность Марии и Гавриила к разным мирам художник подчеркивает, изображая их в разных масштабах. Архангел не просто выше Ма­рии — их фигуры несоизмеримы друг с другом. При этом компози­ционно они объединены: рука ангела попадает в круг сияния, исходящего от Марии.

Благовещение Иванова неожиданно монументально — особенно если учесть, что это акварель на бумаге. В конце 1840-х годов художник задумал цикл рос­писей на библейские сюжеты, и этот акварельный эскиз должен был впослед­ствии стать фреской (но так и не стал). В это время Иванов читал книгу немец­кого богослова Давида Штрауса «Жизнь Иисуса». Штраус считал, что евангель­ские чудеса — мифологизированные предания, часто основанные на ветхоза­ветных сюжетах, и проводил параллели между ветхо- и новозаветными сюже­тами. Именно поэтому Иванов собирался написать рядом со сценой Благове­щения явление Троицы Аврааму.

Билл Виола. «Приветствие» (1995)

Обращаясь к вечным сюжетам, современные художники часто задумываются об их месте в истории искусства. Современный американский художника Билл Виола в своей видеоработе цитирует вовсе не евангельский рассказ, а картину «Встре­ча Марии и Елизаветы», написанную в 1529 году итальянским художни­ком Якопо Понтормо. Речь тут, правда, идет не о самом Благовещении, а о сле­дую­­щем за ним сюжете — встрече Марии с Елизаветой, матерью Иоанна Кре­стите­ля. Узнав от Гавриила о том, что ее престарелая родственница Елизавета тоже бе­ременна, Мария отправляется к ней. Елизавета тут же понимает, что Мария родит Сына Божьего, и таким образом становится первым человеком, узна­вшим о грядущем рождении Иисуса.

На картине Понтормо движения женщин как будто замедлены: этот ритм зада­ют тяжелые складки их одеяний. Замед­ленность переносит в свою работу и Вио­ла, но достигает этого эффекта други­ми средствами: съемка длиной в од­ну минуту растянута в видео до деся­ти, и обычный разговор приобретает непо­нятную значительность. Беседу двух женщин прерывает появление третьей: она обнимает одну из них и делится с ней некой новостью. Зритель не знает, кто есть кто, а просто наблюдает за эмоциями женщин.