27 января 2016История

Как устроен проект «Устная история»

Arzamas поговорил с филологом Дмитрием Споровым — руководителем проекта «Устная история», занимающегося публикацией объемных бесед с людьми, чьи рассказы помогают по-новому взглянуть на историю XX века

Разговор Анна Лернер

— Как появилась идея проекта?

— Так случилось, что мое первое и основное место работы — отдел устной истории Научной библиотеки МГУ. Там я работаю с 2000 года: записываю беседы, публикую, читаю — в общем, интересуюсь воспоминаниями. В 2009 году я понял, что нужно или совсем уходить, или заниматься отделом и делом всерьез. Нужны были идеи и ресурсы. И мы с Мишей Найденкиным, тогда тоже сотрудником отдела, как Шатов и Кириллов, придумали бог знает сколько всего. И в том числе общую структуру фонда. В 2010 году мы офор­мили Фонд развития гуманитарных исследований «Устная история», который должен был стать и стал локомотивом отдела, выполняя функцию комплекто­вания, реставрации, публикации и исследования, оставив отделу хранение, причем на новых мощностях, приобретенных фондом.

Понимая, насколько крайне низкий уровень традиционных форм научной организации, мы попробовали создать свой вариант «смычки города с селом». Это, между прочим, важное дело. Что-то подобное нужно делать, поскольку масштаб уничтожения и умирания учреждений науки и культуры запредельный.

Ну и нам, конечно, повезло. Наш проект создания открытого интернет-архива воспоминаний получил поддержку в библиотеке, на многих факультетах МГУ, а главное — почти сразу нас поддержали два донатора: Фонд Михаила Прохо­рова и фонд AVC Charity, благодаря которым мы уже четыре года записываем и публикуем беседы, а также смогли купить все необходимое техническое оснащение, оцифровали и реставрируем старый фонд, привлекаем новых сотрудников и так далее. И всем причастным к нашей общей работе — огром­ная благодарность: я отдаю себе отчет, что кое-что получается, потому что все помогают.

— Что все-таки такое — устная история?

— Есть очень много определений. В принципе, это социальная технология или одна из практик digital humanities по сознательной фиксации биографических свидетельств, а если шире — история о том, как можно сосуществовать с историей. Ты понимаешь музыку — слушая, литературу — читая, а историю — спрашивая и слушая. А применительно к новому цифровому контексту устная история — это одна из возможностей личного участия в формировании истории, это реальный механизм включения человека в конструирование истории. Прогресс неумолим, и если ХХ век вывел на авансцену исторических исследований простого человека, создал микроисторию, то XXI может дать любому желающему возможность участия в формировании прошлого — при помощи ли материальных объектов, как в «Реликве», или фиксации личной и коллективной памяти, как у нас, в «Устной истории». А вообще, устная история универсальна. Если бы Геродот чуть отвлекся и написал методичку, она была бы актуальна и понятна сейчас.

— Как это работает?

— У нас есть счастливый бэкграунд — живая традиция устной истории, которая начинается с 1967 года, когда нашего основателя Виктора Дувакина выгнали с филфака и после активной подписной кампании он стал работать в другом структурном подразделении МГУ, записывая устные воспоминания. Его беседы уникальны еще и тем, что это разговоры запросто, а тематика — история науки и культуры. Столь долго существующих рабочих центров устной истории в России больше нет. Нас многие знают и, надеюсь, никто не поминает лихом.

Суть расширения деятельности отдела, осуществляемая фондом, в том, что мы привлекаем исследователей, которые записывают для нас важных и интересных людей. За четыре года фонду удалось записать более 500 бесед и подготовить к публикации около 200. Я понимаю, что формирование пула ведущих и собеседников — дело пристрастное, но не менее пристрастное, чем выбор лучших из лучших.

Записываемые беседы мы публикуем под свободной лицензией на сайте oralhistory.ru. Кстати, тут мы тоже существенно встревожили нашу заводь. Дувакин записывал под честное слово не публиковать до XXI века, и мы не могли быть уверены в успехе такой нарочитой публичности. В результате у нас за пять лет работы есть один отказ. Знаменитый биолог заявил, что публиковать можно только после его смерти. А совсем недавно он позвонил ведущему с возмущением, что каких-то болтунов публикуют, а его нет. Так что выяснилось, что и его отказ был фигурой речи. Разумеется, это не относится к оговоренным купюрам, которые неизбежны.

Для устной истории важны и говорящий, и слушающий, поэтому мы стараемся избегать соблазна нивелировать собственный идиотизм. Нам, как и самому известному герою нашей коллекции Михаилу Михайловичу Бахтину, важен не только хронотоп, но и диалог. Ну и карнавал, конечно.

— Как вы работаете с текстами?

— У нас сложился такой алгоритм работы: один сотрудник делает дословный транскрипт беседы, второй — сверяет текст и снимает вопросы с собеседником или ведущим, третий — редактирует текст, тонкой кисточкой снимая шерохо­ватости устной речи, делая его удобочитаемым. Тут тоже неклассический подход. В традиции «Устной истории» беседы не редактируются — публи­куется текст-вербатим. Но! Это правило было актуально при невозможности синхронной публикации первоисточника и расшифровки. А мы публикуем источник, видео и/или аудио, и расшифровку, которая при очевидной тяжеловесности длительного интервью может дать пользователю возможность быстрого знакомства с материалом и приятного чтения. Мы, кстати, готовы по запросу давать дословную расшифровку и продумываем сейчас, как ее лучше использовать — например, в Корпусе русского языка.

— Кто является ведущим?

— Это совершенно разные люди. Для бесед по истории науки все-таки очень хорош ведущий — историк в конкретной области знания. Но у нас, например, был очень удачный совместный проект с Институтом философии РАН, когда в каждом секторе молодые сотрудники записывали ветеранов института. Несмотря на кажущуюся простоту, эта работа требует широкого кругозора, свободного времени и определенных свойств характера, что ли, вкуса к такому труду. Совсем не всегда получается совместить личность знающего человека с возможностью записывать кого-то по нашей просьбе. Вообще, говорящему нужно постараться выглядеть дураком, а вот слушающему нужно постараться им не выглядеть.

— С каких бесед лучше начать знакомство с сайтом?

— Я считаю, что наши собеседники — настоящие, а не мнимые герои нашего времени. С 19 ноября 2015 года мы начали публикацию бесед Виктора Дми­триевича Дувакина и его группы, записанных в 1967–1982 годах. Некоторые тексты из этой коллекции публиковались, но полных звуковых публикаций не было. Каждая публикация такой беседы — событие в культурной жизни и в информационном пространстве рунета. Мы готовим полное издание бесед Михаила Бахтина, воспоминания о Мейерхольде, о Мандель­штаме и Ахмато­вой. Лучшим знакомством с нашим архивом будет первая беседа с биологом и одним из основателей отечественной генетики Николаем Владимировичем Тимофеевым-Ресовским. Вы гарантированно будете в восхищении. Ну и он, конечно, легенда. Дувакин записал с ним 23 беседы; кроме того, в отделе собран и частично публиковался в книжных изданиях большой объем дополнитель­ных материалов, в том числе записи биофизика и историка науки Симона Эльевича Шноля. Так что это будет длительный публикаторский проект. К продолжению его рассказа можно будет возвращаться весь следующий год.

Дувакинская часть архива — это полторы тысячи бобин с пленкой, и мы ставим себе задачу опубликовать коллекцию полностью, что тоже в определенном смысле новшество для архивов России. При этом, конечно, стоит иметь в виду, что мы архив и обращение к нашим материалам может быть вполне архив­ным — за коротким свидетельством. Наша задача — сделать максимально удобными и такие обращения.

Еще могу посоветовать замечательного рассказчика художника Игоря Шелковского, человека феноменальной памяти географа Бориса Родо­мана и двух совершенно разных коллекционеров — москвича Михаила Алшибая и питерца Николая Благодатова.

— Как строится беседа? Вас больше интересуют факты или их оценка героем?

— Мы записываем жизнь человека. Все беседы о науке и культуре автобиографические, и нам важно, начав ab ovo, записать свидетельства о времени и о себе. Как правило, мы записываем циклы бесед.

— Есть ли кто-то, с кем вы хотели побеседовать, но не успели?

— Моего учителя Сигурда Шмидта записывал Дувакин в 1979 году и я дважды в 2001 году. Но о профессии разговора не было, о чем я сейчас сожалею. Я не успел записать художника Иллариона Голицына, хотя согласие его было; не записали Юрия Афанасьева  Юрий Афанасьев (1934–2015) — ректор (1991–2003) и президент (2003–2006) РГГУ; в начале 90-х — сопредседатель движения «Демократическая Россия», один из «прора­бов перестройки»., которого я раньше недооценивал. А вообще, у Дувакина была целая картотека несделанных записей. Их примерно столько же, сколько и сделанных. Там и Алексей Лосев, и Петр Барановский, и Алиса Коонен, и Валентин Асмус, и Сергей Бонди, и Арнольд Гессен, и Лидия Гинзбург, и Борис Иофан, и Петр Капица, и Фаина Раневская, и Галина Уланова, и Леонид Утесов. Так что несделанного всегда больше.