Как устроен дневниковый проект Prozhito
Arzamas поговорил с историком Михаилом Мельниченко, создателем и идеологом проекта Prozhito — громадной базы дневников XX века, в которой насчитывается уже более 45 тысяч записей
— Как появилась идея проекта?
— Все это началось чуть больше полутора лет назад. Моей научной темой были советские политические анекдоты, я искал их в очень разных текстах, в том числе в судебных делах, дневниках, воспоминаниях и других текстах, которые были созданы с 1917 по 1991 год. Мне очень не хватало поискового инструмента, с помощью которого я мог бы смотреть какие-то ключевые слова по текстам разных видов, и мне как историку очень хотелось работать с инструментом, в котором можно было бы задавать хронологические границы поиска, то есть искать, например, только среди текстов первой половины 1920‑х годов. Я стал размышлять, как такой инструмент может быть создан. Понял, что проще всего его сделать на дневниковом материале, потому что дневники на 95 % состоят из записей, датированных одним днем, и если создать такую поисковую систему по дневникам советского времени, то мне как историку будет проще искать анекдоты. В итоге с анекдотами я тему закрыл и посвятил себя поиску и собиранию в одну большую кучу дневников.
— Кто обрабатывает дневники, как вообще все это работает?
— Мы развиваем наш проект как волонтерский. Еще до открытия у нас появилось несколько волонтеров и все они были из заграницы: с нами начал работать молодой филолог из Тарту и студентка-петербурженка из Бремена. После открытия присоединились очень разные люди: от коллег-гуманитариев с научными степенями, которые в своих собственных исследованиях используют дневники, до женщин в декрете, у которых много свободного времени и они работают с дневниками любимых советских актеров.
Мы обработали почти все тексты, доступные в интернете, мы сами сканируем и распознаем книги. При работе с текстом есть несколько этапов. Волонтерам мы можем доверить только первый этап работы: мы берем текст из интернета или из отсканированной книги, отправляем его волонтеру, он удаляет из него всякий текстовый мусор, оставшийся после сканирования (ненужные колонтитулы, номера страниц и пр.) и размечает текст по нашим правилам. После этого текст приходит мне, я его проверяю и делаю из него загрузочную таблицу — это обычная таблица Excel, в которой на каждую дневниковую запись приходится одна строка и множество колонок, в каждой из которых указываются определенные значения: язык, место, дата записи и пр. После проверки дневник может быть загружен на сайт.
— Как вы собираете дневники? Как договариваетесь с наследниками и, что важнее, — с издательствами (в случае если дневники уже опубликованы)?
— Это один из самых сложных и интересных моментов. Мы пытаемся взаимодействовать и с наследниками, и с издательствами — и практически всегда и везде нам идут навстречу. Дело в том, что люди, которые впервые сталкиваются с тем, что мы делаем, оказываются очень воодушевлены. Мы еще ни разу не столкнулись с прямым отказом. Какие-то тексты нам предоставили еще до открытия проекта — например, наследники дневников Михаила Пришвина разрешили нам использовать все тома дневников, потому что они заинтересованы в популяризации наследия Пришвина. К сожалению, у нас сейчас не хватает возможностей для того, чтобы снять все вопросы, связанные с авторским правом. Иногда мы на свой страх и риск выкладываем публикации в сеть, но в случае возникновения претензий всегда готовы их убрать.
— Как и кем финансируется проект?
— Что-то делалось на наши собственные деньги, некоторые суммы нам переводили наши пользователи. Пока пожертвований едва хватает на оплату серверов, так что мы сейчас в активном поиске финансирования.
— Порекомендуйте 5 дневников, с которых стоило бы начать изучать сайт.
1. Дневник Александра Болдырева, востоковеда и лингвиста
Это военный дневник и дневник первых лет после войны. Болдырев — ученый-гуманитарий, переживающий блокаду. От тяжести всего происходящего вокруг он пытается во всем искать радость, становится очень многошутлив, и его дневник состоит из блестящей, очень интеллектуальной игры слов. Он часто сочиняет новые слова, причем собирая их из корней своих 6 или 7 рабочих языков. Этот дневник, конечно, надо читать с комментариями, но он очень остроумен.
2. Дневник Иосифа Литвинова
Иосиф Литвинов — советский историк, политработник, чуть позже он станет одним из невозвращенцев. По своим делам он побывал в Лондоне и решил на всякий случай в Советский Союз не возвращаться. Это дневник партийного активиста, который разочарован тем, что вокруг происходит, разочарован тем, что началась новая экономическая политика. Литвинов переживает довольно затяжную депрессию, описывает большое количество самоубийств, которые происходят вокруг него, и сам он, в некотором смысле, находится на грани самоубийства. Этот дневник — довольно любопытное описание внутреннего кризиса идейного человека.
Страшно желчные дневники Юрия Нагибина. Он подготовил к публикации и издал эти дневники незадолго до смерти, и это была попытка в некотором смысле свести счеты со всеми бывшими друзьями и возлюбленными. Это одни из самых злых дневников, загруженных в нашу систему.
Очень нежный дневниково-мемуарный текст. Он сам уничтожил свои дневники, эвакуируясь из Ленинграда, а после войны решил писать воспоминания о днях минувших, но в формате дневника. Каждый день он возвращался к написанию воспоминаний, ставил дату записи, но рассказывал о своем одесском детстве и о довоенном круге общения. Это один из нежнейших текстов. Иногда кажется, что не очень искренний, потому что многие темы Шварцу приходилось обходить стороной. Например, в дневнике нет ни одного упоминания о том, что во время Гражданской войны он служил в Белой армии.
Это дневники сотрудника автобазы, водителя, автомеханика, страшного графомана и лайфлогера. Он записывал абсолютно все очень подробно, даже несмотря на то, что в его жизни ничего особенно интересного не происходило. Он мог на протяжении 5–6 дней описывать, как он ремонтирует мотор какого-нибудь генератора: «Закапал бензин, подкрутил — начало тарахтеть, почистил щетки — отошла клемма», и так по полтора тетрадных листа на каждый день. Этот дневник нашелся чудом: перед смертью Козаков был очень обеспокоен тем, что его дневники пропадут, и завещал своей жене как-то их пристроить. В тот момент, когда в городе был проездом журналист Василий Шевцов, она отдала ему все 100 тетрадей дневников. Дневники Козакова — это такая химически-чистая советская повседневность. Если бы он был литературно одарен, это были бы «Москва — Петушки».
— Какой (пока что) самый недооцененный?
— У меня очень специфический подход к дневникам, мне нравятся дневники фактографические, в которых фиксируются слухи, анекдоты, какая-то мелочь жизни, ускользающая из других источников. Люди, которые приходят к нам на сайт, часто ориентируются на жизненные истории, ищут трогательного героя, поэтому суховатые фактографические дневники часто обходят вниманием.
Мой любимый дневник — это дневник Ивана Шитца, старого российского интеллигента, которого трясло от советской власти, он ее не любил и очень недружелюбным взглядом смотрел на все ее проколы. Шитц постоянно записывал все нелепые слухи о правительстве и иногда — несмешные раннесоветские анекдоты.
— Чей дневник вас больше всего поразил?
Один из авторов - председатель сельского исполкома Николай Зыков - записывает как он пару часов назад убил несколько человек. Он жил в состоянии постоянной угрозы со стороны местных кулаков, у него очень сильно расшатались нервы и в один из вечеров конфликт с кулаками закончился пальбой, в результате которой он пристрелил несколько человек. Придя домой, он в дневнике сам перед собой пытался выстроить эту ситуацию таким образом, чтобы было понятно, что его вынудили к этому, пытался оправдаться.
— Чей дневник вам интересно было бы прочитать, но это по каким-то причинам невозможно?
— У меня нет дневника мечты. Мне очень хочется, чтобы наша система наконец перекрыла все дни существования Советского Союза, чтобы на каждый день у нас была минимум одна запись. По понятным причинам дневники двадцатых годов и дневники военного времени публиковались очень густо, а есть десятилетия, для которых не хватает материала. Например, в тридцатые годы дневники вели, но вели очень аккуратно и довольно часто их уничтожали. У нас мало послесоветского материала, потому что люди пока не открывают эти источники для исследователей.
Сейчас в базе «Прожито» около 45 тысяч дневниковых записей. Хочется увеличить это число в два-три раза, после чего можно будет говорить, что перед нами уже серьезный инструмент.
— Вы сами ведете дневник?
— Да, я вел дневник с десяток лет, но когда я стал заниматься Прожито, я его забросил, потому что это не очень честно. Если я посвящаю свою жизнь тому, чтобы публиковать дневники других людей, это означает, что и мой дневник в какой-то момент будет опубликован, а с прицелом на публикацию я его вести не хочу.
