14 октября 2022Искусство

Чтение на 15 минут: «История Французской революции»

В 1789 году французские женщины, не выдержав «зрелища страданий», вооружились и возглавили поход на Версаль за королем. Эти события описал историк XIX века Жюль Мишле. В научно-издательском центре «Ладомир» вышла первая комментированная версия его «Истории Французской революции». Arzamas публикует отрывок

Пятого октября в Париже уже было множество несчастных, не евших более суток  Примечание Жюля Мишле: См. показания свидетелей: Moniteur. T. I. C. 568. Колонка 2. Это главный источник. Другой, очень важный, изобилующий деталями, с которого все списывают не цитируя, — это Histoire de deux amis de la liberté. T. III. Paris, 1791.. Их ужасное зрелище разбивало сердца, однако никто ничего не делал, каждый запирался у себя дома и сетовал на тяжелые времена. 4 октября вечером одна отважная женщина, которая не могла больше этого выносить, прибежала из квартала Сен-Дени в Пале-Рояль; она ворвалась в шумную, разглагольствующую толпу и заставила себя выслушать; это была женщина тридцати шести лет, хорошо одетая, добропорядочная, к тому же сильная и смелая. Она хотела, чтобы парижане отправились в Версаль, и готова была сама возглавить поход. Кто-то отпустил в ее адрес шуточку, послышался смех, она ответила шутнику пощечиной. Наутро она одной из первых отправилась в Версаль с саблею в руке, усевшись верхом на пушку, взятую у Ратуши, с зажженным фитилем в руках.

Среди ремесел, которые, казалось, умрут вместе со старым порядком, была резьба по дереву. Резчиков было немало, они работали и для церквей, и для украшения жилищ. Этим ремеслом занимались многие женщины. Одна из них, Мадлен Шабри, потеряв все заказы, стала цветочницей в квартале, примыкав­шем к Пале-Роялю, где ее знали под именем Луизон; это была хорошенькая и умненькая семнадцатилетняя девушка. Можно смело утверждать, что не голод повел ее в Версаль. Она поддалась общему порыву, последовала велению своего доброго и отважного сердца. Женщины избрали ее своей предводительницей и поручили говорить от их имени.

Не всех их побудил выступить голод. Среди них были лавочницы, приврат­ницы, уличные девицы, сострадательные и милосердные, какими они бывают нередко. И немалое число торговок с Центрального рынка, ярых роялисток, но тем более хотевших, чтобы король оказался в Париже. Они видели его незадолго перед тем по какому-то случаю, говорили с ним сердечно, искренне, просто, с той непринужденностью, которая может вызвать улыбку, но при этом растрогать и в которой обнаруживалось прекрасное понимание ситуации. Они говорили, глядя на короля: «Бедный, несчастный, дорогой наш, отец родной!» А к королеве обращались более серьезно: «Сударыня, откройте ваше сердце!.. И мы откроемся вам! Будем откровенны и выскажем друг другу все без утайки!»

Рыночные торговки не относятся к числу тех, кто страдает от нищеты; торговля жизненно необходимым не слишком подвержена превратностям судьбы. Но они видят и ощущают нищету лучше, чем другие; так как они все время проводят на рыночной площади, от их взоров не укрывается (в отличие от наших) зрелище страданий. Никто так не сопереживает несчастным, не готов прийти на помощь, как они. Да, эти женщины с виду грубы, невоз­держанны на язык, но зачастую наделены по-королевски щедрым сердцем, бесконечной добротою. Мы видели, как наши пикардийки, рыночные торговки из Амьена, бедные зеленщицы спасли отца четверых детей, которого должны были гильотинировать. Случилось это во время коронования Карла X; эти женщины бросили свои семьи и торговлю, отправились в Реймс, растрогали короля до слез и добились помилования несчастного; возвратившись, они в складчину собрали немалую сумму и вручили ее не помнящим себя от счастья отцу семейства, его жене и детям  О ком конкретно идет речь, установить не удалось. В указе об амнистии осужденных, принятом Карлом Х 28 мая 1825 года по случаю его коронации, фигурируют 58 человек. (См.: Duvergier 1834–1906/25: 227.).

В семь часов утра 5 октября женщины на рынке услышали барабанную дробь и отозвались на этот призыв. Как оказалось, какая-то девушка взяла у гвардейцев барабан и отбивала сигнал общей тревоги. Был понедельник; Центральный рынок опустел: все торговки ушли в Версаль. «Мы приведем булочника и булочницу… И хорошо будет послушать душеньку Мирабо!»

Идет Центральный рынок… А с другой стороны движется Сент-Антуанское предместье… По дороге эти воительницы увлекали за собой всех женщин, которые им встречались, и угрожали остричь волосы тем, кто откажется пойти с ними. Прежде всего толпа направляется к Ратуше. Туда как раз привели какого-то пекаря, который недокладывал муки в хлеб: двухфунтовая коврига продавалась с недовесом в семь унций  Унция — мера веса, использовавшаяся во Франции до введения во время револю­ции метрической системы; составляла 1/16 часть парижского фунта, что соответ­ствует 30,594 г.. Опустили фонарь… Хотя человек этот и признал себя винов­ным, национальные гвардейцы помогли ему избежать смерти. Они выставили штыки против толпы из четырехсот-пятисот женщин. По другую сторону Гревской площади, в глубине, выстроился отряд конных гвардейцев. Женщины не смутились, они забросали камнями и пехоту, и кон­ницу; гвардейцы не решились стрелять в них; женщины взяли приступом Ратушу, ворвались внутрь. Многие из них были довольно хорошо одеты, в белых праздничных платьях. Женщины заходили во все кабинеты, с любо­пыт­ством расспрашивали, что в них находится, а также просили предста­ви­телей дистриктов принять и получше устроить тех, кого они увлекли за собой силой, — среди тех были и беременные, и больные, некоторым стало, быть может, дурно от страха. Прочие же, одичавшие от голода, злые, кричали: «Хлеба и оружия!» Послушать их, так мужчины — трусы и женщины покажут им, что такое настоящая отвага… И вообще, всех, кто заседает в Ратуше, надо бы повесить и сжечь всю их писанину, все эти ненужные бумажки… Так они и собирались поступить, а может, сожгли бы и само здание… Но тут их остановил мужчина очень высокого роста в черном костюме, с лицом серьезным и еще более печальным, чем его одеяние. Сначала они хотели его убить, приняв за одного из деятелей Ратуши, называли его предателем… Он ответил, что он не предатель, а работает судебным исполнителем и участвовал во взятии Бастилии. Это был Станислав Майяр.

С самого утра Майяр с пользой потрудился в Сент-Антуанском предместье. Победители Бастилии с оружием в руках пришли на площадь; предводи­тельствовал ими Юлен. Рабочие, разбиравшие Бастилию, подумали, что отряд прислан против них. Майяр вмешался, предотвратив столкновение. В Ратушу он прибыл как раз вовремя, чтобы помешать сжечь ее. Положение создалось крайне опасное: женщины клялись, что не позволят мужчинам войти в здание, и поставили у входа своих часовых. В одиннадцать часов мужчины высадили дверцу, выходившую в аркаду Сен-Жан. Вооружившись палками, пиками, топорами и молотками, они ворвались в здание и устремились к оружейному складу. Среди них был один французский гвардеец, который еще ранним утром хотел ударить в набат; его схватили. Избежать смерти ему удалось лишь чудом; умеренные, впавшие в такое же бешенство, как и прочие, непременно бы его повесили, если б не женщины; он показывал свою шею без галстука, с которой парижанки успели снять веревку… В отместку толпа схватила одного из «людей Ратуши»; это был славный аббат Лефевр, распределявший порох 14 июля; то ли женщины, то ли мужчины, переодетые женщинами, повесили его в маленькой звоннице; однако кто-то из них тотчас же перерезал веревку, и несчастный упал вниз, в зал, располагавшийся двадцатью пятью футами  Фут — мера длины, использовавшаяся во Франции до введения метрической системы и равная приблизительно 0,3 м; следовательно, П.-Л. Лефевр упал с высоты примерно 7,5 м.ниже, — он был только оглушен.

Ни Байи, ни Лафайет не показывались. Майяр отправился на поиски заме­стителя Лафайета и сказал ему, что есть лишь одно средство покончить с беспорядками, которое состоит в том, чтобы он, Майяр, отвел женщин в Версаль — это даст время собрать силы. И вот он выходит на Гревскую площадь, бьет в барабан и заставляет себя слушать. Спокойное и холодно-трагическое лицо мужчины в черном производит впечатление на собравшихся: он кажется человеком серьезным, способным довести дело до конца. Женщи­ны, уже завладевшие пушками Ратуши, объявили его своим предводителем. Вместе с восемью-десятью барабанщиками он становится во главе шествия; за ним следуют семь или восемь тысяч женщин, несколько сотен вооруженных мужчин, а замыкают колонну участники взятия Бастилии.

Когда шествие достигло Тюильри, Майяр хотел идти по набережной, женщи­ны же намеревались с триумфом пройти под часами, через дворец и сад  Центральный корпус королевского дворца Тюильри назывался Часовым павильоном — по расположенным на его фасаде большим часам.. Майяр, человек порядка, заметил, что дворец — это дом короля, сад тоже королевский и проходить через них без дозволения значило бы нанести оскорбление королю  Примечание Жюля Мишле: Показания Майяра в «Монитёре». T. I. C. 572.. Предводитель шествия подошел к стоявшему на часах у ворот швейцарцу и вежливо сообщил, что следующие за ним дамы хотят только пройти через сад и дворец, не причинив никакого ущерба. Швейцарец выхватил шпагу, бросился на Майяра, тоже обнажившего клинок… Тут одна привратница очень кстати ударила швейцарца палкой. Тот упал, и один из мужчин приставил штык к его груди. Майяр остановил его, хладнокровно разоружил обоих и забрал себе штык и шпаги.

Близился полдень, и чувство голода становилось все нестерпимее. В Шайо, Отёе, Севре  Мишле перечисляет юго-западные приго­роды Парижа, расположенные на пути в Версаль; ныне Шайо и Отёй входят в черту города. было нелегко удержать изголодавшихся людей от воровства. Майяру это удалось. Подойдя к Севру, «войско» уже не могло терпеть, а в городе не нашлось ничего, даже за деньги; все двери были заперты, кроме одной: хозяин остался в лавке по причине болезни. Майяр купил у него несколько кувшинов вина. Затем выделил из толпы семерых мужчин и поручил им привести булочников Севра со всем, что у них отыщется. Нашлось лишь восемь хлебов общим весом в тридцать два фунта  Фунт (livre) — старая французская мера веса, равная 489,5 г. на восемь тысяч человек… Хлеб разделили и потащились дальше. Усталость заставила большинство женщин бросить оружие. Впрочем, Майяр успокоил их, сказав, что если они хотят растрогать, вызвать к себе сочувствие короля и Национального собрания, то не следует являться в Версаль в столь боевом виде. Пушки отправили в хвост шествия и кое-как замаскировали. Благоразумный судебный исполнитель хотел привода без скандала, как говорят во Дворце правосудия. При вступлении шествия в Версаль он, чтобы подчерк­нуть мирные намерения женщин, дал им знак запеть песню о Генрихе IV  Имеется в виду популярная во Франции Старого порядка веселая песня «Да здравствует Генрих IV!»..

Жители Версаля пришли в восторг, они кричали: «Да здравствуют наши парижанки!» Иноземцы, наблюдавшие это шествие, видели в нем лишь безобидную толпу несчастных, пришедших молить короля о помощи. Даже человек, не одобрявший революции, женевец Дюмон, обедавший в тот день во Дворце Малых конюшен  Малые конюшни, наряду с Большими конюшнями, находятся напротив Версаль­ского дворца; здания их расположены симметрично по обе стороны центрального проспекта Версаля — Парижского. и наблюдавший из окна за событиями, вспоминал: «Весь этот народ просил только хлеба».

микрорубрики

Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года

Слон дня

Джамбо

Голос дня

Наркомпрос Луначарский оплакивает Розу Люксембург

Этноним дня

Швед, шведка

Архив