О хлебушке на молоке да о дубовых щепках, о новых лапоточках да о красных шнурочках, а еще о том, как утка плыла с утятами, чирок пел с детками и мы тоже гребли, плыли у окуня под брюшком да мимо пасти огромной рыбы
Пожелание мальчику благополучной и счастливой судьбы, да такое, будто все хорошее уже случилось: малыш вырос, стал опорой семьи и хозяином резвого скакуна. Он красив, как разноцветный цветок, он благоухает и сияет, он ветвь волшебного сандала, и волна волшебного океана, и крылья золотистого коня
Краткий обзор подвесной колыбельки — зыбки, — в которой качается младенец. В этой вариации сама колыбелька сделана из вязовой коры, дужка — из можжевелового прута, а шест, к которому крепится зыбка, — из ствола вяза
О заботливом мире вокруг малыша и его светлом будущем. Соловушка ему споет, пчелка принесет меда, бабочка постелет подушку из цветов, а бельчата соберут в дар вкусные орешки. А однажды уже взрослым юношей он пойдет в лес, срубит ель, беззаботно вернется, и мать ему напечет вкусных табаней — кисловатых удмуртских блинов
Колыбельная, которую мать поет сыну. Она сравнивает его с долгожданным дождем, и с солнцем, и с сердцем своим, и с ключиком к сердцу, и со шкатулкой, к которой подходит ключик, и с драгоценностью, которая лежит в этой шкатулке
О любви матери к своим сыновьям и ее тяжелой судьбе: род ее очень мал, мира она не видит и ни дома не хочет, ни очага — о том лишь просит Аллаха, чтобы мальчики ее выросли и все у них было хорошо
Об Алтае как колыбели для всех, кто живет в его долинах и пещерах. И детеныш косули, и детеныш марала, и человеческий младенец — обо всех заботится великий Алтай
О том, каким пригожим и трудолюбивым вырастет малыш и какая светлая судьба его ждет. Будет он прекрасен, словно цветочек или в цветке заночевавший соловей, а пока пусть заснет, растаяв, как масло
О том, как рад будет младенец новой, богато украшенной зыбочке с золотыми дугами-лучками, как провалится в нее, словно в сон, сладко будет спать да неслышно покачиваться
Колыбельная мальчику Ульве, младшему ребенку в семье. О радостном и светлом дне, который его ждет: папа добудет оленя, солнце выглянет из-за верхушки чума, прилетят птички — можно будет целый день за ними гоняться
О мальчике, который родился ловким, быстрым и сильным, но главное — с большой душой и ласковым сердцем. Он сможет пройти по самым глухим таежным местам, подкараулить изюбря и победить медведя, но не забудет при этом об отце и матери, будет хорошо относиться к людям и уважать старших
Бабушка напевает Колюшке о том, как хороша еловая зыбка: висит на березовом оцепе, на черемуховом лучке, в ней из оленьей шерсти перина и из птичьего пуха подушка, а на них — в ситцевой пеленке, под соболиным одеялом, за красивой занавеской из изысканной ткани засыпает сладко Колюшка
Колыбельная внучке, которой предстоит вырасти большой-большой и стать похожей на бабушку. Где-то в низине ее ждут оленчики, машут рогами, хоркают, и далеко раздается звон их ботал. Они повезут ее далеко вдоль речки, будут беречь и наставлять, чтобы она хорошо жила
О том, как все в малыше-озорнике славно: лоб, щечки, носик и все-все-все. Ради счастья птенчика скоро и снег растает, и стужа утихомирится, и суровая зима отступится, а значит, якутской семье станет попроще жить. Тогда печь из серебра можно будет сотворить, а колыбельку — из золота, и наверняка все станут счастливее
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Реклама. Архив. ООО «Яндекс»
Поделиться:
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Мы благодарим Патимат Гамзатову, Ксению Диодорову, Татьяну Каневу, Юрия Кекеева, Светлану Киле, Валерию Колосову, Евгению Коровину, Дмитрия Корюхина, Елену Клячко, Семена Макарова, Артема Малых, Лизу Марантиди, Сергея Неклюдова, Галину Никитину, Полину Парфенову, Наталию Пеллинен, Любовь Попову, Софью Оскольскую, Марата Сафарова, Надежду Уткину, Наталью Хабарову и Булата Халилова за помощь в работе над проектом. Без них он бы не состоялся.
Изображения Российский этнографический музей Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) Российской академии наук Fine Art Images / Heritage Images / Getty Images
Карелы — прибалтийско-финский народ, большая часть которого проживает в Республике Карелия и других регионах России. Множество карелов живет на востоке Финляндии. Численность в России: более 60 тысяч человек (по данным 2010 года). Самоназвание: karjalaiset. Язык: карельский, в том числе три основных наречия: собственно карельское, ливвиковское и людиковское. Религия: в России — православие, в Финляндии — православие и лютеранство.
О традиции
Карелы. Фотография Инто Конрада Инха. Ухта, 1894 годSuomen valokuvataiteen museo
Карельская устная традиция знаменита своими рунами — песнями особой формы Среди прочего для рун характерно обилие созвучных согласных (аллитераций) и попарный параллелизм строк — вторая строка часто пересказывает первую, четвертая — третью, и так далее. Например, так:
Мной желанье овладело,
мне на ум явилась дума:
дать начало песнопенью,
повести за словом слово,
песню племени поведать,
рода древнего преданье.
Элиас Лённрот. «Калевала». Зачин.
Перевод Эйно Киуру и Армаса Мишина.
В колыбельной, которую мы выбрали, тоже можно наблюдать этот прием — об этом мы еще упомянем., повествующими о мире, богах и героях. Некоторые из них легли в основу эпической поэмы «Калевала» «Калевала» — поэма, составленная в середине XIX века фольклористом Элиасом Лённротом. Само по себе слово «Калевала» — это эпическое имя страны, в которой действуют карельские народные герои. Его можно перевести как «место жительства Калева» — родоначальника карело-финских богатырей. — самого известного переложения карельских традиционных песен.
Размер, которым исполняются руны, называется kalevalamittaKalevalamitta — «Калевальская метрика» (с карельского). — в этом размере поются не только эпические, но и заговорные руны, а также свадебные и колыбельные песни, причем один песенный жанр может проникать в другой — например, в колыбельной может встретиться часть заклинания от ночной плачеи Ночная плачея — мифологическое существо, не дающее ребенку спать.. Более того, размер kalevalamitta свойственен всему детскому фольклору: потешки, считалочки и дразнилки пропеваются именно руническим размером, и легко можно взять часть потешки и напеть ее в качестве колыбельной. Родство песенных жанров в карельском фольклоре можно проиллюстрировать словами фольклористки Марии Кундозеровой:
«Я пела дочке заговорную руну о рыбалке. Она такая коротенькая, записана много раз от разных исполнителей. В ней говорится о том, что мы поймаем большую щуку и поделим ее. <…> Мясо отдадим повару, голову, глаза — смотрящему с берега, печенку — ждущему на берегу, а желчный пузырь — тому, кто сидел без дела. И я пела ее в качестве колыбельной, потому что это очень хорошо, удобно для запоминания. А на самом деле это заговорная руна, которую пели, отправляясь на рыбалку».
Колыбельные пелись долго: женщина, которая укачивает ребенка, могла за один раз пропеть все свои колыбельные, свой эпический и лирический репертуар, заговоры — в этом уникальность карельского песенного фольклора. Также интересно, что в карельских колыбельных переплетаются карельские, финские и русские слова и выражения: это результат долгого соседства этих народов.
Записано больше тысячи карельских колыбельных. В них выделяются два распространенных мотива: первый — обращение ко сну, а второй — пожелание ребенку удачной судьбы.
Обращались ко сну примерно так: «Приди к изголовью ребенка, закрой его глаза, завяжи уши платочками, веревочками». Карелы представляли сон живым: он откуда-то идет или приезжает на баране или овце — то есть на тех животных, которых карелы держали в хозяйстве. Также сон представляли старым, иногда — приходящим в облике старика Uniukko (карельский). или старухи Uniakka (карельский).. В одной из записанных колыбельных сон должен приехать на саночках, а саночки разукрашены золотом. Причем исполнительница прокомментировала, что на таких санях приезжают самые дорогие гости. То есть сон — желанный гость, его приглашают к ребенку.
Если же колыбельная благопожелательная, чаще всего в ней поется об удачах в профессии, причем самой желанной профессией карельцам виделась профессия судьи. Вот, как об этом рассказывает Мария Кундозерова:
«Судя по текстам колыбельных, особо почитались судьи, те, кто пишет бумаги, судит-рядит, разносит важные бумаги. Ребенку желали также, чтобы он стал боярином. Вот, например, слова в одной колыбельной: „Качайся в судьи, качайся в носителя книг, в судьи-рядители, в сидящего в большом углу“ Tuuti, tuuti, lasta tuomariksi,
Keiku kirjan kandajiksi,
Suudijiksi, reädijiksi,
Suuren sopen istujiksi
SKVR II. 580. Kuutamolahti. Salminen n. 1798. — 09.. То есть большой угол в избе — самый почетный, и самые важные люди — они сидят в этом углу. И вот родители хотели, чтобы дети стали такими почетными людьми. Не только боярином желали стать ребенку, но и врачом — тоже почетная профессия» Подойди, сон, к колыбели.
Укачиваю ребенка, чтоб стал он лекарем.
Труды Карельского филиала Академии наук СССР. Выпуск 35. Вопросы литературы и народного творчества. 1962..
У карелов была и традиция исполнения смертных колыбельных, когда ребенку желают смерти в песне. Вероятнее всего, функция этих колыбельных — защитная, смерть пытались обмануть. С другой стороны, могло быть и иначе: когда мать по-настоящему желала смерти ребенку, потому что не представляла, как его прокормить. В традиционной культуре считалось, что если родилась девочка, это не очень хорошо для семьи, нужны мальчики, которые будут работать, поддерживать родителей. У карелов даже есть такая пословица: Poika šynty — onni šynty, то есть «Мальчик родился — счастье родилось». И наоборот: Tyttö šynty — tyhjä šynty, что значит «Девочка родилась — пустое родилось».
В целом карельские колыбельные часто пелись как защитные, охранные песни. Считалось, что в первые шесть недель после рождения младенец находится в переходном состоянии между иным миром и миром людей, он максимально не защищен от воздействия злых сил. И колыбельная — это не столько песня для усыпления, сколько защита для ребенка.
О песне
Колыбельная, о которой мы говорим, записана в 1983 году на самом севере Карелии, в Лоухском районе, от Федоры Тихоновны Кундозёровой, которая говорила на собственно карельском наречии.
Долгое время считалось, что рунический фольклор не бытует на этой территории. Однако в 1970-х года фольклористка Нина Александровна Лавонен, разговаривая с женщинами, все-таки обнаружила в Лоухском районе эпические руны. Это произошло совершенно случайно. На вопрос «Что пели детям?» одна женщина исполнила песню, которая по сути своей является лиро-эпической руной. Так выяснилось, что на самом севере Карелии многие исполняют такие песни.
Более десяти лет Нина Александровна ездила в экспедиции к кестеньгским карелам в Лоухский район и методично записывала там песни и колыбельные. Деревня Зашеек, где записана наша колыбельная, находится на северном берегу озера Пяозеро — это одна из самых северных деревень Карелии.
В колыбельной множество раз повторяются строчки «Tuuti tuuti tuutusilla / Baiju baiju baibasilla», становясь чем-то вроде припева, разделяющего текст на куплеты. Tuuti («туути») происходит от карельского глагола tuutie, tuuvvittua — «укачивать», «баюкать». А baiju («баю») — заимствование из русского языка. То есть, по сути, «баю-бай» повторяется два раза: в первой строчке — по-карельски, во-второй — при помощи заимствования из русского. Это характерный пример распространенного в рунических песнях попарного параллелизма, когда строчки попарно пересказывают друг друга.
В колыбельной сон приглашают к маленькому ребенку «по золотым проулочкам, по медным ступенечкам». В фольклоре карелов золото и другие богатства имеют иномирное происхождение, они находятся в ведении мифологических персонажей — и сам сон здесь тоже оказывается мифологическим персонажем. Кроме того, золото — это и символ богатства, которого мать желает своему ребенку.
Другой интересный образ — старик, плетущий кошели. Плетение кошелей связывалось с пением, рассказыванием. В русской культуре бытуют выражения «сплетать историю» или «плести словеса» — это близкие вещи. А когда старик устает, значит, и его история заканчивается — а вот колыбельная продолжается, так как мать или няня, которая качает ребенка, должна очень долго и методично что-то петь.
В тексте колыбельной перечисляются предметы, еда.
Исполняя колыбельную, мать проводит ребенка по окружающему миру. Вначале перечисляются предметы, еда (испеченные хлебушки на молоке, новые лапти, косоплетки — ленты, вплетенные в косы), упоминаются дубовые щепочки — tammenlaštusette. В карельском фольклоре есть руны о большом дубе — космическом древе, выросшем от земли до неба. Так высоко оно выросло и широко раскинулось, что его пытаются срубить — а оттого и щепки летят Лист любви упал на пепел,
лист любви и желудь дуба,
из него дубочек вырос,
поднялся побег зеленый,
встал чудесной земляничкой,
разветвился, раздвоился.
Ветви далеко расправил,
широко раздвинул крону,
до небес дорос вершиной,
по свету раскинул ветви,
преградил дорогу тучам,
облакам закрыл проходы,
заслонил собою солнце,
месяца затмил сиянье.
Тут уж старый Вяйнямёйнен
думать стал, умом раскинул:
кто бы дуб срубил могучий,
дерево свалил большое?
Тяжко в мире человеку,
рыбам жутко в море плавать
без сиянья солнца в небе,
блеска месяца ночного.
Элиас Лённрот. «Калевала». Песнь вторая, строки 75–96. Перевод Эйно Киуру и Армаса Мишина.. Поэтому дубовая щепочка — очень характерный образ для карельского фольклора.
В конце концов повествование выходит за пределы дома, становятся слышны птицы («чирок пел с детками»), возникает вода («гребли-плыли мы»), мы проплываем под брюшком у окуней, мимо пасти большой рыбы… Карелы — рыбаки, в прошлом они всегда селились на берегах водоемов, а вместо дорог у них были водные пути, поэтому вода занимает важнейшее место в карельском фольклоре.
Ребенок, которого запеленали в пеленочки, сравнивается с клубочком табака: «Rulli rulli tupakkirulla» («Рулли-рулли, рулон табака»). Этот же образ встречается в огромном множестве рун, записанных в Финляндии. В них, как и в нашей колыбельной, клубочку задают вопрос «Откуда ты пришел?». Он отвечает, что пришел по дорогам финского города Турку, со стороны Швеции. Федора Тихоновна включает в колыбельную не финский город, а карельское название родной деревни — Ахвенлахти (Окунева Губа) — и других мест, рядом с которыми она живет: дороги Хейняярви (Сенозеро), Шуапкаярви (Шапкозеро), Елетьярви (Елетьозеро) и Лахти (Никольская Губа). Это очень характерное явление для фольклора вообще и карельского фольклора в частности — когда в песню включается что-то понятное и знакомое исполнительнице.
Текст основан на интервью с Марией Владимировной Кундозеровой, фольклористкой, кандидатом филологических наук, научной сотрудницей сектора фольклористики и литературоведения (с фонограммархивом) Института языка, литературы и истории Карельского научного центра Российской академии наук.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Калмыки — народ, восходящий к древнему монгольскому этносу — ойратам. Те ойраты, что в XVII веке поселились в низовьях Волги, со временем стали именоваться калмыками. Сейчас калмыки в основном живут в Республике Калмыкия и других частях России, а другие ойраты — на территории бывшей Джунгарии: в Синьцзяне и Внутренней Монголии (автономных регионах Китая), а также на западе государства Монголия. Численность в России: более 180 тысяч человек. Самоназвание: хальмг, хальмгуд По одной из версий, оба эти слова происходят от тюркского глагола qal — «оставаться». В некоторых источниках указывается, что так называли калмыков, отделившихся от общей массы ойрат-монголов, иногда этот термин трактуется иначе, в значении «ойраты, оставшиеся язычниками». Существуют и другие версии.. Язык: калмыцкий На калмыцком языке: xaľmg keln (очень примерно можно произнести как «хальмиг келен»).. Принадлежит к монгольским языкам. Калмыцкий язык включен ЮНЕСКО в список языков, которым грозит исчезновение. Религия: Буддизм. Эта религия стала оказывать существенное влияние на монгольский мир в XIV веке, а в XVII веке буддизм становится официальной религией калмыков. Калмыки — приверженцы желтошапочного буддизма школы гелугпа.
О традиции
Калмыцкая семья. Начало XX векаWikimedia Commons
В прошлом калмыки жили в войлочных кибитках, колыбель сооружали в виде ящика и подвешивали или крепили за деревянный остов кибитки. Слов, означающих «колыбель», в калмыцком несколько — «бүүвә», «өлгә» и «дүүҗңг». С помощью любого из них, а также слова «дун» («песня») можно образовать словосочетание, которым именуются колыбельные: «бүүвән/ɵлгǝн/дүүҗңгин дун». Кроме этих трех вариантов можно встретить выражение «саатуллһна дун» от слова «саатулх» — «убаюкивать».
Сами по себе колыбельные песни зафиксированы как у калмыков, так и в традиции ойратов Синьцзяна и Западной Монголии, но записей очень мало — несколько десятков, — и большинство из записанных колыбельных, вероятно, пелись мальчикам.
Люди, баюкающие ребенка, — обычно это были мамы или бабушки — вкладывали в колыбельные свои представления о том, каким он должен вырасти. Они пели про храброго, надежного человека, но вплетали в песню и очень нежные, ласковые слова, как, например, в колыбельной «Саатуллһна дун»:
Т. Г. Басангова. Детский фольклор калмыков. Элиста, 2009.
Кроме того в калмыцких колыбельных часто описывается природа и животные, окружающие кочевника. Нередко возникает образ сороки, вороны, волка, барса или лошади, например:
В табуне водящийся,
Сын табуна,
Бюювя, Бюювя, Бюювя.
<…>
Сын сороки,
Бюювя, Бюювя, Бюювя.
<…>
Сын вороны,
Бюювя, Бюювя, Бюювя.
<…>
Краснопестрый
Сын барса,
Бюювя, Бюювя, Бюювя.
С плачущим голосом,
Сын волка,
Бюювя, Бюювя, Бюювя. Т. Г. Басангова. Детский фольклор калмыков. Элиста, 2009.
Возраст с рождения до двух лет в калмыцкой традиции назывался колыбельным. В это время ребенок был неразрывно связан с матерью, которая, убаюкивая, напевала ему колыбельную песню. Сейчас, укачивая младенца, родители чаще всего напевают импровизированные колыбельные на русском языке, хотя, конечно, родственники, владеющие живой калмыцкой речью, могут баюкать и по-калмыцки.
О песне
В 1983 году калмыцкий фольклорист Анатолий Шалхакович Кичиков опубликовал колыбельную, которую слышал в детстве от мамы. Дочь фольклориста, музыковед Радна Анатольевна Кичикова, помогла записать мелодию — и теперь это единственная калмыцкая колыбельная, записанная в нотах.
Анатолий Кичиков назвал песню «Бүүвлдә» — словом, родственным слову «бүүвә» Бүүвә — «колыбель» по-калмыцки. Мы упоминали об этом в начале текста, но решили, что лучше напомнить на всякий случай.. Припев «бүүвлдә, бүүвлдә», аналогичный русскому «баю-баюшки-баю», встречается также в колыбельных монголов и бурят, в том числе в чуть другой форме: «бүүвә, бүүвә». Среди дербетов Монголии об этих словах бытует предание, опубликованное в книге «Образцы монгольской народной словесности». Предание гласит, что однажды войско халхов, в старину бесконечно сражавшихся с дербетами, в бой повела жена их предводителя в мужском воинском снаряжении. У женщины был трехлетний сын, и, отправляясь в поход, она взяла его с собой. Приблизившись к месту сражения, предводительница стала убаюкивать малыша, напевая: «Бүүвә, бүүвә». Когда дербетский лазутчик рассказал об этом, дербеты так испугались, что отступили без боя. Что именно так устрашило дербетов, не до конца ясно, но сейчас среди них бытует мнение, что слова «бүүвә, бүүвә» пугают детей. Фольклорист Сергей Неклюдов комментирует это так:
«По-видимому, у халхов в какой-то момент умер предводитель, почему и пришлось переодевать в мужскую одежду его вдову. „Хатн“ (по-монгольски qatun — „госпожа“) и „хатн“ (по-монгольски qatan — „крепкий, грозный, мужественный“) — омофоны, „бүүвә, бүүвә“ значит „баю-бай“. С другой стороны, есть такое мужское имя: легендарный Бүүбэй-бэйлэ хан — в предании примерно той же эпохи. Видимо, имеется в виду, что лазутчик соединил оба компонента и принес весть, что халхское войско действительно возглавляет могучий богатырь. Точнее сказать трудно».
По словам фольклористки Цаган Селеевой, судя по содержанию и лексике песни, «Бүүвлдә» можно датировать XVII–XIX веками.
Каждая строка колыбельной — прямое или метафорическое пожелание мальчику благополучной и счастливой судьбы, но то, что эти пожелания звучат как уже претворенные в жизнь, тесно связывает песню с заклинательным калмыцким фольклором, превращая каждую строку в магическую формулу. Вот как об этом говорит Цаган Селеева:
«Следует обратить внимание на часто встречаемое слово „болгсн“ — „ставший“. „Ставший поддержкой отцу и матери“, „ставший оплотом родной державы“ — эти формулы, пропетые матерью ребенку, звучат как магическое заклинание, как свершившийся факт».
Будущее младенца воображается сразу несколькими способами. Во-первых, проговаривается напрямую — он станет поддержкой отцу и матери, опорой братьям и сестрам, оплотом родной державы, победит грозного врага. Во-вторых, используются сравнения и переносы. Например, в первой строке: «[Сияющий], словно натертое [до блеска] яблоко». Это, конечно, пожелание здоровья — представляется, что здорового розовощекого младенца можно сравнить со спелым, красным, гладко вытертым яблоком. Наконец, прекрасное будущее мальчика можно вообразить с помощью метафоры: он станет «волною внешнего океана» или «ветвью волшебного сандала».
Так как калмыки в прошлом были частью кочевого народа ойратов, важное место в их жизни отводилось лошадям. В двух строках, упоминающих лошадей, — «Ставший хозяином резвого скакуна» и «Ставший крыльями золотисто-солового коня» — можно услышать отголоски архаического эпоса, повествующего о рождении богатыря и о том, как он обретает чудесного коня. Согласно преданиям, богатырь и его резвый скакун неразлучны, конь выступает и другом, и советником богатыря. Даже масть коня имеет значение: золотисто-соловый конь считается приносящим удачу.
Наконец, важно сказать, что некоторые образы колыбельной вдохновлены буддийскими ритуалами и мифологическими мотивами. Начать с того, что благоухание «ароматом можжевельника и благовоний» считается в калмыцкой традиции благоприятным и дарующим счастливую судьбу, по всей видимости, именно под влиянием буддизма, его ритуалов возжигания благовоний, очищения и освящения пространства. Еще интереснее, что младенец метафорически становится «волной внешнего океана, ветвью волшебного сандала». Пожелание вырасти сильным и мощным, подобно океанской волне, здесь напоминает о буддийском мифологическом мотиве, согласно которому материк Замбутив, обитель людей, омывают внешний и внутренний океаны. А волшебный сандал — образ, множество раз встречающийся в калмыцком фольклоре, в том числе в эпосе про героя Джангара, где листочки сандалового дерева на ветру звучат как буддийские мантры.
Текст основан на интервью с Цаган Бадмаевной Селеевой, фольклористкой, кандидатом филологических наук, специалисткой по калмыцкому фольклору, автором более 100 научных статей, соавтором книги «Калмыцкие богатырские сказки» из серии «Свод калмыцкого фольклора».
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Чуваши — тюркский народ, проживающий преимущественно в Республике Чувашия. Множество чувашей живет в Татарстане, Башкортостане, Ульяновской и Самарской областях. Численность в России: около 1 миллиона 436 тысяч человек. Самоназвание: чăвашсем. Язык: чувашский. Относится к тюркским языкам, разделяется на три диалекта — верховой, средненизовой и низовой. Религия: преимущественно православие, существенно реже — ислам. Сохранились традиционные верования.
О традиции
Чувашки. Фотография Петра Петрова-Туринге. 1929 годМузей археологии и этнографии ИЭИ УФИЦ РАН
По сравнению с песнями других жанров — например, свадебными — традиционных чувашских колыбельных фольклористам известно не слишком много. Однако те, что известны, и сегодня знакомы многим чувашам. Тут играет некоторую роль то, что чувашские колыбельные давно исследуются и публикуются в сборниках фольклора, но что еще важнее — чувашский язык все еще очень популярен в Чувашии, особенно в селах. До сих пор во многих чувашских семьях детей баюкают с помощью традиционных оберегающих и благопожелательных колыбельных напевов.
Одна из самых популярных колыбельных среди чувашей повествует о том, чем сейчас занимаются родители. Можно предположить, что роль рассказчицы в ней отводится старшей сестре или брату, хотя в реальности колыбельную чаще всего исполняет мама или бабушка.
Деточке — поспать,
Покачать колыбельку.
Папка пошел на базар,
калач купив, вернется;
мамка пошла по ягоды,
ягод нарвав, вернется.
Засыпай, засыпай,
На постельке засыпай. Ачине — паппине,
Лăптăк, лăптăк сăпкине.
Ашшĕ кайнă пасара,
Кулач илсе килĕ-ха.
Амăш кайнă çырлана,
Çырла татса килет-ха.
Паппа ту, паппа ту,
Няня çинче паппа ту.
Песни низовых чувашей. Чебоксары, 1982.
Это лишь одна из множества вариаций этой колыбельной. Еще одна звучит так:
Папа пошел в лес
Собирать сухие ветки.
Мама пошла в лес
Собирать ягоду чернику.
Рвала-рвала, устала.
Там же легла спать.
Медведь вышел, ревя.
Мама убежала от испуга. Ашшĕ кайнă вăрмана
Хăрак турат пуçтарма.
Амăш кайнă вăрмана
Хура çырла пуçтарма
Татнă-татнă ывăннă,
Çа[вă]нтах выртса çывăрнă.
Упи тухнă мĕкĕрсе
Амăш тарнă хăраса.
Колыбельная записана фольклористкой Галиной Ильиной от ее мамы Ольги Ивановны Касьяновой (1926 года рождения) в Батыреском районе Чувашии. Из личного архива Галины Ильиной.
В чувашских колыбельных песнях выражается глубокая любовь родителей к своему ребенку, подчеркивается его ценность, значимость. Эта колыбельная песня записана в 1939 году Стихваном Шавли в Шенталинском районе Самарской области и опубликована в книге Илле Тукташа «Чăваш фольклорĕ»:
Шмель, шмель,
Шмелиное гнездо, наверное,
На гнезде соты, наверное,
На сотах, мед, наверное.
Этот наш бедняжка
Для родителей
Злато с серебром, наверное.
Для проходящих людей
Даже не мусор на лопате. Тĕкĕлту, тĕкĕлту,
Тĕкĕлтура йăви пуль,
Йăви çинче карас пуль,
Карас çинче пылĕ пуль.
Çакă пирĕн шеремет
Ашшĕпеле амăшне
Ылтăнпала кĕмел пуль.
Иртсе пыран çынсене
Кĕреçе çинчи çÿп те мар.
Колыбельная песня записана в 1939 году Стихваном Шавли в Шенталинском районе Самарской области и опубликована в книге Ильи Тукташ «Чăваш фольклорĕ» (1949).
По словам чувашской фольклористки Галины Ильиной, через колыбельные родитель, с одной стороны, рассказывает ребенку о мире — чем занимается мать, чем отец, кого можно встретить в лесу, — а с другой — как бы наставляет его:
Cпи, дитя…
Пока грудь матери не наполнится снова молоком,
Пока сон твой не выспится. Папа тăвах, ачамкка…
Аннÿ сĕчĕ карниччен,
Ху ыйăху траниччен.
Колыбельная записана в 1911 году в Канашском районе Чувашии И. М. Рябчиковым. Опубликовано в книге «Чăваш халăх пултарулăхĕ. Ача-пăча фольклорĕ» (2009).
Как и во многих других фольклорных традициях, значительная часть чувашских колыбельных — благопожелательные, в них воображается светлое будущее младенца. Например, что мальчик увидит во сне молоко и масло и умоется ими, а потом вырастет большим богатырем. Существовали и другие формы благопожелания помимо колыбельных. Например, еще в середине XX века этнографы фиксировали обряд перерезания пуповины. Девочке перерезали пуповину на донце прялки или рукояти серпа, а мальчику — на топорище. Этот обряд сопровождался заговорами, чтобы дети выросли усердными и умелыми.
Колыбельные также выполняют роль оберега — защищают младенца, создают образное и музыкальное пространство безопасности — и призывают к малышу сон (паппи на «детском» чувашском языке, ыйхă — на литературном), который традиционно считался живым существом.
Кроме колыбельных, которые описывают счастливое будущее ребенка, рассказывают ему об окружающем мире или просто ритмично убаюкивают, есть и те, темой которых оказывается жизнь матери, ее трудности, планы и переживания. Некоторые фольклористы вовсе не относят эти песни к колыбельным, хотя их основная задача та же — успокоить младенца. Например, в песне, записанной в 1977 году, мать жалуется малышу на отца — многоженца и растратчика:
Милого малыша,
В колыбельке деточку,
Лелея, выращу,
С молочком сушкой выкормлю.
Деточкин папа — приказчик,
Приказчик да растратчик.
Кто же есть как он —
Много денег получающий,
С тремя женами живущий,
Три алимента платящий… Нянине — папине,
Сăпка çинчи ачине
Ачашласа ÿстерем,
Сĕтпе шушкă çитерем.
Ачин ашшĕ — прикащĕк,
Прикащĕк те растращĕк.
Камах пултăр ун пекки —
Нумай укçа илекен,
Виç арăмпа пур[ă]накан,
Виç алимент тÿлекен…
Колыбельная записана в 1977 году от Р. М. Майровой у низовых чувашей и опубликована в сборнике «Песни низовых чувашей».
Другой пример — колыбельная, которая восходит к периоду Гражданской войны:
Твой отец на войне
С белыми сражается;
Ты сам, ничего не зная,
Улыбаясь, лежишь в зыбке.
Тебя чуть позовешь,
Постоянно улыбаешься,
Улыбаешься, зорко смотришь,
Молодое сердце утешаешь.
Напоминая об отце,
Сердцем плакать заставляешь.
До слез доводишь, успокаиваешь,
Настроение поднимаешь. Сан аçу вăрçăра
Шуррисемпе çапăçать;
Эсĕ ху ним пĕлмесĕр
Кулса выртан сăпкара.
Хуна кăшт чĕнсенех
Пĕрмаях йăл кулан,
Йăл кулан, чăр пăхан,
Çамрăк чуна йăпатан.
Аçуна асилтерсе
Чĕререн те макăртан,
Макăртан, йăпатан,
Кăмăла çавăран.
Колыбельная опубликована в книге
«Ираида Вдовина юрлакан чăваш халăх юррисем» (1985).
Перевод Галины Никитиной и Галины Ильиной.
Многие чувашские колыбельные отличаются простотой языка и совсем небольшой длиной, лишены сюжета и сложных образов. Некоторые по большей части состоят из протяжных звуков и звукоподражательных слов. Фольклористка Галина Ильина комментирует это так: «Язык очень простой у этих текстов — не загроможденный какими-то оборотами. Здесь имеются существительные и глаголы чаще всего. Почему — потому что мама с первого дня готовит ребенка к речи. Вот именно здесь, коммуницируя с ребенком, она побуждает, она знакомит ребенка с звуковым составом своего родного языка». Немаловажную роль играют аллитерации и ассонансы:
Шăна вĕçсе кĕресрен
Шăналăкпа карăпар.
Шăппăн-шăппăн çывăрма,
Шăпчăк кĕвви калăпăр. Чтобы муха не влетела,
Покрывало завесим.
Чтобы тихо-тихо спать,
Соловьиную мелодию исполним.
Записана Н. В. Васильевым в 1940 году в Комсомольском районе Чувашской Республики. Опубликована в книге «Чăваш халăх сăмахлăхĕ» (1985).
Но в чем практичность таких коротких колыбельных — ведь ребенок не успеет заснуть? Тут важно, что в чувашской традиции с колыбельными обращаются очень вольно: можно спеть одну и ту же колыбельную несколько раз, нанизать на один мотив много разных колыбельных текстов или напеть на мелодию колыбельной песню совсем другого жанра.
Детский чувашский «успокоительный» фольклор не ограничивается колыбельными. Галина Ильина приводит в пример так называемые «банные такмаки» Такмак — термин, объединяющий различные формы музыкально-поэтического фольклора. У чувашей под ним бытовали приветственные приговоры старшего жениха (мăнкĕрÿ такмакĕ), плясовые песни на свадьбе (туй такмакĕ), девичьи пирушечные песни (хĕр такмакĕ), хороводные песни (уяв-вăйă такмакӗсем), наговоры ворожеи (юмăç чĕлхи) и детские стишки-скороговорки (сăвă, такмак). — мунча такмакĕ, — исполняемые старшими родственниками ребенку в натопленной бане, чтобы малыш не боялся жара и привык к парению:
«Вот очень жарко — нужно ребенка отвлечь. Вообще чувашам запрещено исполнять какие-то песни в бане — это табу. А в отношении маленьких членов общества, вот только что новорожденных детей табу не соблюдается. Их приходится купать — здесь бабушка их отвлекает вот этой речью. Но тексты тут все заговорные, благожелательные: чтобы он вырос здоровым, большим, вся хворь у него чтобы под лавкой осталась и так далее — вот эти все формулы текста здесь читаются ему. И когда я сама своих детей купала, и когда муж их веником парит, на лавке жарко — им не хочется, и вот начинает он говорить слова, вот в такой заговорной форме. Текст красивый, он читается ритмично — и все хорошо. Это многие используют, это еще не ушло из чувашского фольклора».
О песне
Выбранная нами колыбельная была записана в 1975 году от А. В. Поляковой в деревне Большое Буяново Шемуршинского района Чувашии и опубликована в 1982 году в Чебоксарах в сборнике «Песни низовых чувашей», составленном Михаилом Кондратьевым.
За вычетом строк-звукоподражаний («Таппи-таппи — покачать / Лабыс-лабыс — полетать») вся песня посвящена описанию ближайшего к младенцу пространства — подвесной колыбели, изготовленной из разных пород дерева. И хотя сама люлька, она же зыбка, согласно тексту сделана из вязовой коры, чаще люльки изготовлялись из липы. Считалось, что нужно найти в лесу три рядом стоящих дерева, срубить центральное и из него уже вырезать люльку. Из можжевельника делали дужку, за которую зыбка подвешивалась к шесту. Так как можжевельник — интенсивно пахнущая порода дерева, он должен был отгонять от колыбели злых духов, например духа ийе, который, по представлениям чувашей, причиняет ребенку вред, в том числе — вызывает рахит. Шест же изготовляли из лиственного дерева ильм.
Вариации колыбельной песни, описывающей устройство колыбели, были записаны фольклористами в разных районах проживания чувашей.
Например, следующий текст был собран в 1979 году в Цивильском районе Чувашии:
Детская головка — мягкий лен,
Из вязовой коры — колыбелька,
Из яблони — крючок,
Из можжевельника — дужка,
Из рябины — шест,
Спи, спи, усни же… Ача пуççи — варпуççи,
Хурама хуппи — сăпки,
Улма йывăç — çĕĕлĕ,
Уртăш йывăç — унки,
Пилеш йывăç — сиктерми,
Çывăр, çывăр, çывăрах…
Колыбельная записана от Л. Г. Ергачевой и опубликована в сборнике «Песни низовых чувашей».
Другой вариант колыбельной о зыбке был записан в 1975 году в деревне Новая Шемурша Шемуршинского района Чувашии:
Из можжевелового прутика дужка,
Из вязовой коры колыбелька.
Спи, доченька, спи,
Спи спокойным сном. Уртăш йывăç пĕкечи,
Х[у]рама хуппи сăпки.
Çывăр, хĕрĕм, çывăр,
Çывăр канлĕ ыйхăпа
Колыбельная опубликована в сборнике «Песни низовых чувашей».
Еще один вариант — в том же 1975 году в селе Чувашское Дрожжаное в Татарстане:
Уть-уть, детка, уть, детка,
Из можжевелового прутика дужка,
Из вязовой коры зыбка,
Из ильмового ствола шест… Уть-уть, ачи, уть, ачи,
Уртăш йывăç пĕкечи,
Хурама хуппи сăпки,
Йĕлме йывăç сиктерми…
Колыбельная записана от информанта 1900 года рождения.
Текст основан на интервью с Галиной Геннадьевной Ильиной, фольклористкой, кандидатом филологических наук, ведущей научной сотрудницей Чувашского государственного института гуманитарных наук, доцентом Чувашского государственного университета им. И. Н. Ульянова.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Удмурты — финно-угорский народ. Большая часть удмуртов живет в республике Удмуртия и других частях России, а также в Казахстане, на Украине и в Узбекистане. Численность в России: более 550 тысяч человек. Самоназвание: удмурт, утморт, уртморт, укморт. Язык: удмуртский. Относится к пермской группе финно-угорских языков. Религия: православие, распространены также дохристианские практики и представления.
О традиции
Удмуртки в праздничных костюмах. Фотография Ивана Зеленова. Начало XX векаМузей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) Российской академии наук
В сравнении с другими жанрами удмуртского песенного фольклора — свадебными, календарными — колыбельные песни редко привлекали внимание этномузыковедов. Считается, что они не так самобытны. «Мы же ищем какие-то неизвестные интересные напевы, архаику, — говорит удмуртская фольклористка Ирина Нуриева. — Но оказывается, это (удмуртские колыбельные напевы) отдельная тема для исследования, которую мы, в общем-то, так неблагодарно упустили».
По-удмуртски колыбельная называется «нуны веттан гур»: «нуны» — это «дитя», «веттаны» — «качать, укачивать, колыхать», а «гур» — «мелодия».
Часто у колыбельных нет устойчивого текста. Родители на ходу придумывают напев из слогов или словосочетаний вроде русского «баю-бай»: «Ö-ö-ö-ö, изь, изь, изь, изь» («Баю-баю, баю-бай, спи, спи, спи, спи»). Мелодия такого напева, как правило, неприхотливая, с характерным «покачивающимся» ритмом.
Однако песни более устойчивые, передающиеся из уст в уста, тоже существуют. Многочисленные варианты одной из них распространены по всей территории Удмуртии, их знает и поет каждая мама-удмуртка. Эта колыбельная, начинающаяся со слов «Чагыр, чагыр дыдыке…» «Сизый, сизый голубок…», впервые опубликована писателем Григорием Егоровичем Верещагиным. Ее история интересна и необычна для песенного фольклора.
О песне
Долгое время колыбельная «Чагыр, чагыр дыдыке…» считалась первым опубликованным авторским удмуртским стихотворением (не так давно эта роль перешла к двум одам, посвященным Екатерине II), а ее публикация — отправной точкой удмуртской литературы.
При этом сам Григорий Верещагин опубликовал песню как народную, и некоторые ученые считают, что она правда народная. Другие исследователи приписывают ее перу самого Верещагина. Существует еще одно мнение: что эта колыбельная — авторская переработка фольклорных произведений, которая в XX веке вернулась в народ, размножилась разными вариациями и, потеряв автора, опять превратилась в фольклор. Ирина Нуриева назвала этот процесс «фольклоризацией литературного источника»: «Она вошла в народный быт, вошла в музыкальное мышление удмуртов как своя. Ее распевали, абсолютно не утруждая себя знаниями, кто же автор, — пели и пели».
В 1924 году удмуртский поэт, фольклорист и просветитель Кузебай Герд помещает эту колыбельную в немного измененном виде в опубликованный им в Москве сборник удмуртских песен. Стихотворение в публикации Кузебая Герда приняло более литературную форму. Историк Денис Сахарных считает, что как раз с публикации Герда колыбельная стала популярной в удмуртской среде.
Колыбельная «Чагыр, чагыр дыдыке…» — это редчайший случай, когда не героическая песня, не свадебный фольклор, а колыбельная становится чуть ли не главным текстом национальной словесности. При этом она не похожа ни на классическое авторское стихотворение XIX века, ни на народную удмуртскую песню.
Первая публикация мелодии этой песни относится к 1925 году — тогда преподаватель Глазовского педагогического техникума Михаил Романов выпустил фольклорный сборник для учащихся. В следующий раз ее мелодия появилась в печати только в 1992 году в сборнике «Песни южных удмуртов», подготовленном фольклористками Еленой Бойковой и Татьяной Владыкиной. Именно из него — тот вариант, который мы выбрали для записи.
Первоначально эта версия знаменитой колыбельной была записана в 1984 году в деревне Удмуртский Вишур Алнашского района от Мавры Филипповны Красновой. Текст в этой вариации состоит из двух смысловых частей. В первой забота, с которой родители баюкают своего ребенка, оборачивается заботой каждого живого существа вокруг: соловушка споет, пчелка принесет меда, бабочка постелет подушку из цветов, а бельчата соберут в дар вкусные орешки. Во второй, как это часто бывает в колыбельных, воображается светлое будущее сына — он, будучи уже взрослым юношей, пойдет в лес, срубит ель, беззаботно вернется, и мать ему напечет вкусных табаней Табани — удмуртское национальное блюдо, пышные блины..
В баюкающем рефрене ребенок именуется яблоневым цветочком. Во многих вариациях колыбельной вместо яблоневого цветочка — золотой клубочек:
Татьяна Владыкина отмечает, что золотая пчелка (или пчелка с золотыми крылышками) чаще всего встречается в колыбельных песнях именно как образная рифма к самому ребенку — «золотому клубочку». Пчеловодство с древности было важным промыслом для удмуртов. В связи с этим в удмуртской культуре нередко люди метафорически соотносятся с пчелами, пчелы оказываются символом крепкой семьи и силы удмуртского рода.
Текст основан на интервью с Ириной Муртазовной Нуриевой, фольклористкой, доктором искусствоведения, ведущей научной сотрудницей Удмуртского института истории, языка и литературы Удмуртского федерального исследовательского центра Уральского отделения Российской академии наук.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Аварцы — один из коренных народов Кавказа и самый многочисленный народ современного Дагестана. Немало аварцев живет на севере Азербайджана, на востоке Грузии и в Турции. Численность в России: около 912 000 человек Согласно Всероссийской переписи населения 2010 года.. Самоназвание: магlарулал. Язык: аварский По-аварски: авар мацӀ, магӀарул мацӀ., относится к нахско-дагестанской языковой семье. Религия: ислам суннитского толка, распространены суфийские братства.
О традиции
Аварки. Фотография Сергея Прокудина-Горского. 1904 годLibrary of Congress
Хотя сюжеты аварских колыбельных могут быть очень разными, в большинстве из них воображается будущая жизнь ребенка. Мальчику желают стать храбрым воином, умелым чабаном Чабан — пастух овечьих стад. или земледельцем, успешным мутаалимом Мутаалим — ученик медресе или школы при мечети. или охотником. Девочке — научиться ткать ковры, стричь овец, быть изящной и скромной. Вот характерные строки из колыбельной для девочки:
Она ведет разговор тихо,
Не проходит через годекан, не ходит дальше родника. Зобалда рагIулеб гьаракь гьабичIей,
ГодекIан къотIичIей, къулгIа бахинчIей.
М. К. Мусаева. Возрастные особенности и методы воспитания детей в нагорном Дагестане (XIX — нач. XX в.). Вестник Института истории, археологии и этнографии. № 3. Махачкала, 2006.
Годекан — площадь в дагестанском селе, где мужчины собираются обсудить дела и отдохнуть. Уже в колыбельных девочки слышат, что им на годекане оказываться не следует.
Колыбельные для мальчиков и девочек могут распеваться на одну и ту же мелодию, и тем заметнее становится разница между ними. Вот текст колыбельной из села Согратль Гунибского района:
Оружие стальное, кони коричневые.
Звоном оружия полк коней порубивший,
Звоном сапог напугавший армию.
На коне телом красивый, для оружия плечо красивое. Ярагъ буго чаранаб, чуял руго бидаял,
Ярагъидул чвархулъа чуязул бо гъурарав.
Чакманидул тIваркъулъа, аскар танхде гьабурав,
Чуд рекIенде черх берцин, ярагъ баде гъеж берцин.
Этот текст записала фольклорист Патит Шахназарова. В том же селе ей удалось записать две строки из другой колыбельной на ту же мелодию:
Не приходится гадать, какая из колыбельных предназначается мальчику, а какая — девочке.
Аварские колыбельные, как это часто бывает с песенным фольклором, могут сильно преображаться в устах разных людей. Имеет значение, где живет исполнительница или исполнитель, их личный опыт и культурный багаж. Литературовед Сиражутдин Хайбуллаев, исследовавший народную лирику аварцев, пишет: «…в каждом ауле матери, приспосабливая для своих нужд песню, сложенную в другом ауле, заменяли имена, заменяли названия местностей, часто встречающиеся в песне».
Другое явление, распространенное в аварском фольклоре, — слияние нескольких текстов в один. Фольклорист Патит Шахназарова так рассказывает об этом:
«Женщина не помнит полностью текста, но она исполняет одну строчку из этой песни, вторую строчку — из совершенно другого текста, и сама говорит: „Ой, что я наделала, намешала много разных песен и получилась одна“. Вот. Такое свободное взаимопроникновение».
О песне
Выбранная нами колыбельная записана в Гумбетовском районе Дагестана, в котором живут преимущественно аварцы, и известно о ней не слишком много. Судя по всему, она пелась мальчику, и в первых же ее строках можно заметить характернейшие для аварских колыбельных мусульманские мотивы.
Словно дождь, которого выпросили [у Всевышнего], — мамин-мой.
Словно солнце, которое появилось после чтения молитвы, — мамин-мой.
Причем с исламом связана не только благочестивость, но и ученость, которую многие аварские родители желали увидеть в своих детях, поэтому и пели о ней в своих песнях:
Чтобы стал мутаалимом,
Пошлю в Анди тебя,
А чтобы стал ученым,
Пошлем и в Гумбет тебя…
Приедешь к маме
С хурджинами, полными книг. МутагIиллъун вукIине,
ГIандивеги витIила.
ГIалимчилъун вахъине
МелъелтIеги витIила…
ТIухьдузул хулжалги цIун
ВачIина эбелалде.
С. М. Хайбуллаев. Аварская народная лирика. Махачкала, 1973.
Даже интонационно аварские колыбельные иногда напоминают молитву или азан Азан — призыв к молитве, который громко провозглашается муэдзином.. Это хорошо демонстрирует, что ислам оказывает огромное влияние на аварскую традицию, что, в свою очередь, не слишком помогает ее исследователям. Вот, как об этом рассказывает Патит Шахназарова: «Есть села, в которых можно петь, вот Гоор в частности, Шамильский район. Мы столько записали там, столько материала. А рядом находящееся село — его видно как на ладони, буквально проехать полчаса, — там под запретом вообще пение, хотя там очень много исполнителей фольклора. Но их может даже оскорбить то, что ты к ним обратишься с этим» Некоторые мусульмане считают, что ислам не дозволяет занятия музыкой, но единого мнения на этот счет нет. Все зависит от толкования хадисов — изречений пророка Мухаммеда и преданий о его жизни..
Возвращаясь к первой строке нашей колыбельной («Словно дождь, которого выпросили [у Всевышнего], — мамин-мой»), стоит сказать, что дождь часто упоминается в традиционных аварских песнях. Жестокие засухи — обычное явление для многих частей Дагестана и жуткая напасть для сельских жителей. Сохранилась аварская легенда об удивительно красивом горце Камалиле Башире, без вины убитом за свою красоту в селе Чох. Всевышний был разгневан этим злодейством и наслал на Чох засуху. С тех пор местные жители стали приходить к могиле Камалила Башира, чтобы попросить дождя у Всевышнего и покаяться в содеянном. Подобные ритуалы — просьбы о дожде — и сегодня существуют в некоторых дагестанских селах.
Текст основан на интервью с Патит Тайгибовной Шахназаровой, музыковедом, кандидатом педагогических наук, доцентом кафедры музыковедения, хорового дирижирования и методики музыкального образования при музыкально-педагогическом факультете Дагестанского государственного педагогического университета, руководительницей Центра изучения музыкального фольклора Дагестана.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Адыги (черкесы) — один из народов Северного Кавказа; коренное население Адыгеи, Карачаево-Черкессии, Кабардино-Балкарии, Краснодарского и Ставропольского краев. Несколько миллионов адыгов живут за пределами России, в основном в Турции. Такая многочисленная диаспора начала формироваться в последние годы Кавказской войны в результате мухаджирства — массового переселения коренного населения Северного Кавказа в связи с колонизацией. Численность в России: более 718 тысяч человек. Самоназвание: адыгэ. Язык: адыгский, относится к адыгской ветви абхазо-адыгской языковой группы. Религия: ислам суннитского толка. Среди моздокских кабардинцев также распространено православие.
В адыгском фольклоре колыбельные занимают важное место и до сих пор присутствуют в повседневной жизни. В первой половине XIX века адыгский этнограф князь Хан-Гирей выделил колыбельные в отдельный жанр, обозначив их термином кушъэкъо орэд (буквально: «колыбельная песня»; во множественном числе — кушъэ орэдхэр).
Фольклористы делят адыгские колыбельные на два вида — импровизированные колыбельные и песни с многоплановым сложным сюжетом. Первые исполняются при укачивании младенца, в значительной степени состоят из междометий и придумываются на ходу. На адыгском этот вид колыбельных называется цэпэ орэд, что можно перевести как «песня, звучащая сквозь передние зубы». Фольклорист Раиса Унарокова вспоминает, что в детстве слышала именно такие колыбельные:
«Вот для внуков бабушка пела. Но пела она не такие вот сюжетные песни героического плана, а песни колыбельные, которые исполняются вполголоса с использованием там каких-то междометий или одного-двух слов. И я, например, своим внукам тоже пою, когда они засыпают, что на ум приходит. Вот все хорошее: спи, луна уже уснула, деревья уснули, котенок тоже уснул, ты тоже спи — и так далее, вот какие-то фразы, которые приходят, они импровизируются в эту мелодию».
Ко второму виду относятся повествовательные песни — со сложной структурой и очень длинные (например, одна из таких колыбельных насчитывает около ста строк). Чаще всего повествовательные колыбельные обращались к мальчикам. Из 61 колыбельной, которые собрала Раиса Унарокова, 51 предназначена мальчикам, восемь — девочкам, а две поют и мальчикам, и девочкам.
В 1980 году Раиса Унарокова записала в Майкопе уникальную адыгскую колыбельную от женщины 1913 года рождения по имени Ханмелеч Хутыз, дочери адыгского сказителя и исполнителя традиционной музыки на шичепшине Шичепшин — адыгский народный струнный смычковый инструмент.. По словам фольклористки, эта колыбельная удивительна своей сюжетностью и величальным характером — ничего подобного Раиса Унарокова никогда не встречала. Песня называется «Даутэ нэф» («Даут — мой свет»). В ней моделируется будущая жизнь мальчика, который должен стать непобедимым и щедрым воином. Чаще всего подобные песни писали на заказ джегуако, профессиональные певцы и сочинители. Песни состояли из трех частей: восхваление и история рода, восхваление и история семьи и героическое описание будущей жизни ребенка. Раиса Унарокова записала только последнюю часть этой трилогии.
Исполнение этих повествовательных колыбельных связано с институтом аталычества. У адыгов, особенно среди знати, было принято отдавать ребенка на воспитание другой семье. Собственно, аталыком называли главу этой приемной семьи. Таким образом, эти две семьи сближались и оказывали друг другу помощь. Длинные сложные колыбельные традиционно пела ребенку его приемная мать, жена аталыка. Повествование в колыбельной, записанной Раисой Унароковой, величаво и образно: приемная мать описывает сказочную героическую жизнь будущего воина:
Во дворе твоем
Марево играет.
В твоей стране
Прирученные лани пасутся.
<…>
Твои стремена,
Как луна в знойную ночь, сверкают,
И сверкающий мой лев садится на коня. Уисэраими
Тыгъэ хьажъур щэджэгуа,
Уихэгъэгуми
Блэнэ lасэр щагъэхъуи.
<…>
Уилъэрыгъыхэр
Огъу мазэу мэшlэта,
Зэпэшlэтэуи
Си Аслъаныри мэшэсы.
Текст и перевод колыбельной предоставлены Раисой Унароковой.
О песне
Колыбельная представляет фольклорную традицию моздокских Моздокские кабардинцы проживают в Моздокском районе Северной Осетии и Курском районе Ставрополья. кабардинцев — этнографической группы адыгов со смешанным православным и мусульманским вероисповеданием. Со второй половины XVIII века, после образования русской крепости Моздок, здесь стали селиться беглые кабардинские крестьяне. Некоторые из них меняли фамилии на русские и принимали крещение, тем самым освобождаясь от власти своих хозяев. Вероятно, к таким беглым крепостным относились и предки Ксении Ляпиной.
Колыбельная начинается с возвеличивания сына и продолжается сетованием матери на свою судьбу. Рассказ матери о своих горестях и трудностях — один из распространенных мотивов колыбельных, в том числе среди дагестанских народов. Однако, по словам фольклористки Раисы Унароковой, именно в адыгском фольклоре этот сюжет практически не встречается. Она связывает такую редкость колыбельных-сетований с тем, что воспитанием детей чаще всего занимались бабушки, тети и приемные матери.
Текст основан на интервью с Раисой Батмирзовной Унароковой, доктором филологических наук, профессором кафедры истории и культуры адыгов Адыгейского государственного университета. Раиса Унарокова занимается исследованиями адыгского фольклора с начала 1970-х годов.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Алтайцы — тюркский коренной народ Алтая. В него входит несколько этнических групп: алтай-кижи (собственно алтайцы), тубалары, челканцы. В советское время к алтайцам также относили телеутов, кумандинцев и теленгитов. Сейчас их принято считать отдельными коренными малочисленными народами, но на Алтае они по-прежнему воспринимаются как часть единой алтайской этнической общности.
Кроме России алтайцы живут в Монголии и Китае. Численность в России: около 80 тысяч человек. Самоназвание: алтайлар или алтай-кижи (алтайцы), теленет (теленгиты), туба (тубалары), шалканду (челканцы), тадар или теленнет (телеуты), къуманды или къубанды (кумандинцы). Языки: алтайский, тубаларский, кумандинский, челканский, телеутский, а также теленгитский диалект алтайского языка. Религия: шаманизм, бурханизм, или Ак Jаҥ Синкретичное религиозное течение, имеющее шаманские и буддийские черты., буддизм, православие, евангелические течения.
О традиции
Алтайка в традиционной одежде. Фотография Сергея Борисова. 1911 годLibrary of Congress
У алтайцев русское слово «колыбельная» может быть передано несколькими местными понятиями. Самое известное из них — кабай кожоҥ — дословно переводится как «песня о колыбели» Используются и другие термины: «баланы jайкар» («ребенка укачивать»), «баланы уйуктадар» («ребенка усыплять») и просто «бай-бай» — их мы можем встретить у алтай-кижи, теленгитов и тубаларов. Челканцы говорят «пай-пай», «пала пайлап jат» («ребёнок убаюкивается»), «палам уйукта» («мой ребёнок, спи»), «сарын» («песня») или «пежик сарын» («колыбельная песня»). Последнее схоже с тем, как колыбельную могут называть кумандинцы и тубалары рода кузен, поскольку все они называют люльку не «кабай», а по-древнетюркски — «пежик» или «бежик». У телеутов колыбель называется «пубай» или «убай», а колыбельная песня, соответственно, «пубай сарын» (другой вариант — «пала пайлаган сарыны»)..
В самом общем виде кабай кожоҥ — это пропеваемый текст, который может выступать в разных качествах: и как укачивающая песня, и как алкыш — ритуальное благопожелание и славословие ребенка и его колыбели. То есть, например, один и тот же кабай кожоҥ может быть пропет очень громко несколькими людьми — на празднике первого укладывания младенца в колыбель У теленгитов, например, этот ритуал называется «баланыҥ байрамы» — праздник младенца. — и уже вечером тихо одним человеком, для того чтобы младенца убаюкать. Поэтому исследование колыбельных неразрывно связано с изучением других жанров (прежде всего как раз алкышей) и ритуалов, окружающих рождение и первые годы жизни ребёнка. Ниже — как раз такая колыбельная-алкыш.
Благопожелания, произносимые при укладывании ребенка в колыбель
Много детей вырастившая эта колыбель!
В этой колыбели лежавшие все в здоровье-покое ходят, живут!
Теперь и ты здоровым будь!
Если лежишь, твой сон достаточным будет!
Подложенная подушка как хлопок пусть будет!
Быстрей вырастай!
Когда вырастешь из колыбели — на четвереньках ползай,
Когда на четвереньках пойдешь — за предметы, держась, беги.
Вовсю беги! Баланы кабайга салза, айдар алкыш сöстöр
Канча бала кабайланган кабай эди!
Бу кабайда ϳаткан ончо эзен-амыр ϳӱрӱ, jадыры!
Эмди сен де су-кадык ϳӱр!
Јатсаҥ, уйкуҥ ϳеткил болзын!
Колыбельная записана Эммой Васильевной Екеевой в 2017 году в селе Мухор-Тархата Кош-Агачского района от теленгитки С. Б. Талкыбаевой из рода ак кыпчак. Опубликована в монографии «Обрядность в традиционной культуре алтайцев» (2019).
В этой колыбельной мы видим оба аспекта алкыша: восхваление колыбели и благопожелание младенцу. Благопожелание формулируется в виде перечня напутствий, и исследователи видят в этом близость кабай кожоҥ и алкышей к заговорным текстам. В кабай кожоҥ звучат пожелания сна, здоровья, роста, послушания, благой жизни в будущем, например: «ложись хорошенько и засыпай» Jакшы jадып уйуктазаҥ (алтайский)., «не плачь никогда» Ыйлабазаҥ качанда (алтайский)., «потерпи — вырастешь мужчиной» Чыдап алзаҥ, эр болорыҥ (алтайский)., «женись на дочери богатого» Байыҥ кызын ал (алтайский)., «заберись на священный тополь» Бай терекке чык (алтайский). или «заколи трехгодовалую овечку» Кунан койды сой (алтайский)..
Алкыши считались древним магическим средством, которое должно было обеспечить благополучие новорожденному. Они звучали весь первый год жизни ребенка. Сначала исполнялись алкыши для благополучного рождения и облегчения мук роженицы, затем алкыши, пропеваемые пуповичной матерью Пуповичная мать (киндик эне) — женщина, которая принимает младенца в родах. У крещеных алтайцев алкыши исполнялись также крестной матерью — крес эне., алкыши божественной подательнице и хранительнице малых Умай-Эне, хозяину Алтая богу Алтай-Кудаю и дереву, из которого делается колыбель. Звучали алкыши самой колыбели и огню, дымом от которого она окуривается Колыбель окуривают дымом от горящей ветки можжевельника., а также духам различных болезней, которыми может заболеть младенец. В первый день рождения ребенка часто проходили ритуалы его имянаречения, семейного праздника густой похлебки Койу кöчö (алтайский). и первой стрижки — они тоже сопровождались алкышами.
Не каждая колыбельная может пропеваться ритуально, как алкыш, существуют и колыбельные, исполняемые только при укачивании младенца.
Эти ритмические песни насыщены формулами укачиваний с междометиями, напоминающими русское «баю-бай» Алтай-кижи, тубалары, челканцы и кумандинцы поют «бай-бай», теленгиты — «пӧбӧй, пӧбӧй» или «у-ай, у-ай, у-ай, уай, балам, увай», а еще у теленгитов и алтай-кижи есть вариант «ӧбӧй, ӧбӧй, ӧбӧй». В колыбельной челканцев можно услышать «паай, паай, паю паай» или «паай-паай, палам-ай», а также «палам-пай, палам пайлап jат» («мой ребенок убаюкивается»). А у телеутов — «бай, бай, баламды» («баю-бай, дитя моё»), «пайлап jат» («засыпает») или «бала байлап jат» («ребенок убаюкивается»)..
Известная алтайская фольклористка Майя Петровна Чочкина в своей книге «Алтайский детский фольклор» приводит пример такой колыбельной:
Бай-бай, бай-бай,
Засыпай, мой ребенок,
Женись на дочери богатого человека,
Бай-бaй, бай-бай,
Засыпай, мой ребенок,
Заберись на священный тополь, мой ребенок,
Женись на дочери богатого человека, мой ребенок,
Женись на дочери богатого человека, мой ребенок,
Заколи трехгодовалую овечку, мой ребенок,
Бай, мой ребенок, бай Баай-баай, баай-баай,
Баай, балам,
Байдыҥ ла кызын ал балам,
Баай-баай, баай-баай,
Баай балам,
Бай терекке чык, балам,
Байдыҥ кызын ал, балам,
Байдыҥ ла кызын ал балам,
Кунан койды coй балам,
Баай, балам, баай..
«Основное назначение этих песен — убаюкать младенца, поэтому ритмика и звуковое оформление соответствуют покачиванию и скрипу „кабай“ (колыбели)», — заключает Майя Чочкина.
Как и во многих колыбельных, укачивающий эффект кабай кожоҥ достигается поэтическими приемами — аллитерацией, ассонансом, синонимией и повторами — слов в одном стихе, слов в смежных стихах, целых стихов и междометий.
Иногда для большего убаюкивающего эффекта использовались музыкальные инструменты — например, у телеутов песню могло сопровождать постукивание костяных подвесок-погремушек шалтрак.
Нередко колыбельные на Алтае вообще лишены сюжета и благопожеланий и почти целиком строятся из баюльных формул и повторов:
М. П. Чочкина. Алтайский детский фольклор. Горно-Алтайск, 2003..
Благодаря повторам и особой фонетике эти кабай кожоҥ не только быстро убаюкивают младенца, но и легко запоминаются и передаются следующему поколению. В традиционной алтайской семье девочка, подражая матери, напевала кабай кожоҥ своим куклам, а лет с шести-семи — младшим детям.
Еще одна особенность кабай кожоҥ — заимствования из других песенных и поэтических жанров. Так, например, колыбельные кумандинцев и других северных алтайцев исследователи связывают с песенно-поэтической традицией сарын, похоронным плачем сыгыт и жанром коротких ритмических песен такпакКороткие ритмические песни, которые часто сопровождаются танцем. Исследователи сравнивают этот жанр с русской частушкой.. Теленгитские колыбельные тоже связывают с такпаком, а также со скотоводческими заговорами и эпосом. Отдельный интерес представляют кабай кожоҥ из фонда колыбельных алтай-кижи, которые заимствуют сюжеты и поэтику из жанра традиционной коллективной алтайской песни jаҥар кожоҥ. Каждая строка в такой колыбельной повторяется по два раза, а кроме того — в ней возникают характерные синонимичные ряды: например, в одном куплете встречается фраза «Поставив на ноги детеныша косули» Элик балазын телчидип (алтайский)., а в следующем — «Вырастив детеныша марала» Аҥ балазын чыдадып (алтайский).. В таких колыбельных можно также найти заимствования мотивов из мифологических рассказов Речь про фольклорный жанр кеп куучындар. и даже загадок.
В алтайских колыбельных — как и во многих других колыбельных традициях — светлое будущее ребенка призывается с помощью не только напутствий и пожеланий, но и метафор. Например, в колыбельной, приведенной ниже, ребенок соотносится с корнем березы — ожидается, что и он станет родоначальником, корнем большой семьи.
Бай-бай, мое дитя,
Ты корень березы с наростом,
Ты корень рода, имевшего покровителя.
Ты корень молодой березы,
Ты корень плодовитого рода.
Скоро возвратится мать со свадьбы,
Принесет девять мешков мяса,
Скоро возвратится отец с охоты,
Принесет голову священного козла Баай-бaaй, балам,
Урлу кайын тазылы эдиҥ,
Укту-тӧстӱниҥ тазылы эдиҥ.
Бала кайыҥ тазылы эдиҥ,
Байлу уктуныҥ тазылы эдиҥ.
Тойлой берген энеҥ келер,
Тогус таар эт экелер.
Аҥдай берген адаҥ келер.
Бай куран бажын экелер.
М. П. Чочкина. Алтайский детский фольклор. Горно-Алтайск, 2003..
Другой пример — известная на Алтае колыбельная о яйце, снесенном ночью: яйцо станет птицей, а ребенок — мужчиной.
Яйцо, которое было снесено ночью,
Станет птицей шумным летом.
Ребенок, который в пеленках,
Когда-нибудь станет мужчиной.
Яйцо, которое снесено в темноте,
Станет птицей с шумным летом.
Ребенок в колыбели,
Когда-нибудь станет мужчиной Тӱнде чыккан jымыртка,
Тӱлӱреп учар куш болор.
Тӱӱнчекте jаш бала,
Тӱбинде барып эр болор.
Караҥуйда чыккан jымыртка,
Калырап учар куш болор.
Кабайдагы jаш бала.
Качан тӱпте эр болор.
М. П. Чочкина Алтайский детский фольклор. Горно-Алтайск: РИО ГАГУ, 2003..
Исследователи отмечают, что жанр кабай кожоҥ продолжает развиваться и сегодня: как и раньше, исполнители колыбельных импровизируют и заимствуют сюжеты из современных эстрадных песен и литературы.
О песне
Выбранная нами колыбельная известна в разных районах и селах республики Алтай. Фольклористы не раз записывали ее у алтай-кижи (например, Усть-Канском районе) и у теленгитов (например, в Улаганском районе). Но каждый раз — с небольшими отличиями.
Вот, например, другая вариация — записанная в 2017 году фольклористкой Эммой Екеевой:
С шестью слоями колыбель моя,
Детеныша оленя взрастившая,
Отца-матери ручная колыбель.
Из дитя-младенца мужчину вырастившая,
С двумя слоями каменная колыбель.
Детеныша косули взрастившая,
Из дитя-младенца мужчину воспитавшая,
Матери-отца ручная колыбель Алты кыпту кабайым,
Аҥ балазын телчиткен,
Ада-энениҥ кол кабай.
Эргекче бала эр ϳетирген,
Эки кыпту ташка бай.
Элик балазын телчиткен,
Эргекче баланы эр эткен,
Эне-аданыҥ кол кабай.
Записана в 2017 году фольклористкой Эммой Екеевой в селе Новый Бельтир Кош-Агачского района от А. С. Тадыровой. Опубликована в монографии «Обрядность в традиционной культуре алтайцев» (2019)..
В вариации, которую мы записали, конкретный ребенок в конкретной колыбели соотносится с детенышами животных и колыбелью огромного Алтая. Из этого проистекает магический эффект песни. Одно дело — человеческий малыш в деревянной кроватке, совсем другое — звериный детеныш в горной каменной колыбели самого Алтая. Злые духи путаются в том, кто есть кто, и уже не могут навредить ребенку. По этнографическим данным, родители могли положить и настоящее животное в колыбель в качестве подмены: «Когда ребенок неспокойный, в его колыбель кладут щенка, а ребенка, спрятав, уносят. Когда черные силы придут, ребенка не найдут» НА НИИА. ФМ. Дело № 296. Материалы экспедиций в Улаганский район 1974 г. С. Д. Куйуков..
Упомянутый в колыбельной марал имеет для алтайцев особенное значение: это не только промысловое животное, но и существо, в которое могут воплощаться духи тайги. Согласно некоторым историям, хозяин Алтая является в виде белого марала, либо марала с особенными рогами или особенным большим черным пятном, либо же человека с головой марала.
В этой колыбельной нет традиционного для других алтайских колыбельных перечня пожеланий ребенку. Она моделирует его будущее иначе: ему не велят засыпать или жениться на дочери богатого человека, но создают вокруг него упорядоченный и безопасный мир под защитой и заботой Алтая.
«В обрядовой и шире в фольклорной традиции топоним Алтай имеет широкие смысловые контексты и понимается как „родная земля“, „родовая территория“, „родина богатыря“, „мать и отец“. <…> В благопожеланиях народ образно отождествляет Алтай с отцом и матерью, выкормившими своих детей: „Албатызын азыраган, / Алтайымга баш болзын!“ („Народ свой кормящему, / Алтаю моему голову преклоняю!“» Обрядность в традиционной культуре алтайцев. Горно-Алтайск, 2019.
Алкыши Алтаю произносят в том числе при изготовлении деревянной колыбели. Перед тем как распилить дерево, на него повязывают жертвенные ленточки Кыйра (алтайский)., окропляют его молоком и произносят благопожелания Алтай-Кудаю, то есть Алтаю-богу, хозяину Алтая.
Образ колыбели в этой колыбельной растворяется в образе целого многослойного мира Алтая — каменной колыбели всех живых существ. Идея многослойности — одна из важнейших для алтайской традиции. Согласно алтайской космологии, мир состоит из множества слоев и каждое пространство этого мира многослойно. Небесный мир, срединный мир, подземный мир — все эти сферы имеют слоистую топографию.
У каждого слоя есть своей хозяин и свои обитатели. Возьмем, к примеру, горы. На заснеженном пространстве горы обитают духи гор, это место, где гора смыкается с небесной сферой. Дальше идет слой, где нет вечных снегов, там живут маралы и снежные барсы. Потом — слой, значимый для человека, там растет кедр. А есть подземный слой, он тоже очень значим для алтайской мифологии. Там обитают алмысы — существа порой безразличные, а порой и крайне недоброжелательные к человеческому миру.
Мифологическая топография прослеживается не только в песне, но и в самой колыбели: алтайский кабай, как символическое и реальное жилище младенца, его микрокосм, действительно состоит из четного Четность, или парность, называемая эшту, — важное для алтайской традиции понятие. Эшту — это основа гармонии и изобилия в идеальном миропорядке. В песне двух- или шестислойная колыбель ребенка соотносится с такой же, но каменной колыбелью Алтая — и это основа будущей благой судьбы ребенка, народа Алтая и всех его обитателей. числа слоев. Младенец лежит на двойном войлоке, под войлоком — лопаточка (талалай, или кÿрек, — деревянная планочка, в которой могут быть вырезаны желобки для стока мочи), под ней — поперечные перекладины или, как у теленгитского кабая, само дно люльки.
Возможны и другие традиционные варианты слоистости колыбели. Например, петербургский этнограф Вера Павловна Дьяконова дает следующее описание: на выдолбленное деревянное дно старинного кабая у чуйских теленгитов укладывался слой сухого овечьего помета, поверх него для стока мочи клался хвост яка-сарлыка, на нем был слой шерсти с ног и шеи сарлыка, затем — шерсть молодых коз и несколько рядов шкурок ягнят. Улаганские теленгиты поверх шерсти стелили листья лопуха. Самого ребенка укрывали шкурками козлят или ягнят. А с самого верха колыбель перетянута еще одним слоем — сыромятными петлями, чтобы младенец не выпал.
Таким образом, представления о слоях пронизывают весь микро- и макрокосм алтайца: они присущи колыбели, дому, небесам, горам и подземному миру.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Чеченцы — один из коренных народов Северного Кавказа. Численность в России: 1,4 миллиона человек. Самоназвание: нохчий. Язык: чеченский, относится к нахской ветви нахско-дагестанских языков. Религия: ислам. Широко распространены суфийские течения ислама.
О традиции
Чеченцы в традиционной одежде. Вторая половина XIX векаWikimedia Commons
Наиболее торжественным и богатым жанром чеченского фольклора считаются героико-эпические песни илли, чья история прослеживается еще с XVI века. Илли отличаются насыщенностью поэтических образов и древнеэпических мотивов, у них сложный сюжет, в котором можно проследить отсылки к истории и культуре, герой песни обязательно должен столкнуться с моральным выбором и с честью пройти это испытание. Изначально их пели народные сказители (илланчи) — пастухи и пахари, но сегодня их можно услышать в исполнении профессиональных музыкантов со сцен домов культуры и филармоний.
В 1990-е годы фольклористы еще записывали языческие обрядовые песни, вызывающие дождь или посвященные просыпающейся после зимы природе. А в позднее советское время можно было записать обрядовые причитания «профессиональных» плакальщиц. Сейчас, по словам исследователей, их уже не услышишь.
Чеченский фольклор богат сказками, поговорками, загадками, пословицами, легендами с кораническими сюжетами. В прошлом одним из самых живых и свободных жанров были сатирические песни, высмеивающие бесчисленное количество типажей: ленивую невестку, нерадивую жену, сварливую свекровь, неуклюже ухаживающего мужчину и других. Если илли пели только мужчины, то сатирические песни — только женщины. В песнях, которые исполняли на вечерах в аулах, можно было даже высмеять гостя или представителя власти — вольность, немыслимая в повседневной жизни. Носителей традиции почти не осталось, однако фольклор до сих пор востребован: в республике популярны сказители, исполняющие илли, выступает песенно-танцевальный ансамбль «Нур-Жовхар» и другие фольклорные коллективы.
Колыбельные песни — один из самых древних жанров детской поэзии чеченцев. Чеченская колыбельная была своего рода заклинанием, с помощью которого успокаивали ребенка в колыбели.
В традиционном чеченском обществе воспитанием детей чаще всего занимались бабушки или тети: мать заботилась о муже, доме и хозяйстве. А мужчина, согласно горскому адату, не мог даже покачать колыбель с ребенком.
Как отмечают фольклористы, многие колыбельные не имели смысла, а были просто набором слов и междометий для убаюкивания ребенка. Или, качая колыбель, женщины просто говорили с ребенком, придавая ритм обычной прозаической речи, например жаловались малышу, что он не спит, а дел по дому еще так много. С возрастающим влиянием ислама на повседневность чеченцев в тексты колыбельных в качестве припевов стали добавлять мусульманскую шахаду «Ла илахIа иллаЛлахI», что переводится как «Нет Бога, кроме Аллаха». Согласно сунне пророка Мухаммада, сразу после рождения ребенка в его правое ухо следует прочесть азан (призыв к молитве), а в левое можно прочитать икамат (второй после азана призыв к молитве). Сейчас матери и бабушки все чаще включают младенцам колыбельные на телефоне.
О песне
Выбранная нами колыбельная — это морально-назидательная песня, своеобразный кодекс чести горца, ставший колыбельной для мальчика.
Колыбельная была записана фольклористом Вахой Расумовым от жительницы села Чечен-Аул Сациты Мукаевой. По словам Сациты, она услышала эту колыбельную от соседской бабушки во время депортации в Казахстан. В феврале — марте 1944 года более полумиллиона чеченцев и ингушей были выселены со своей родины в Казахстан и Кыргызстан. Вынужденное проживание среди казахов и других народов оказало влияние на фольклор чеченцев: многие люди, чье детство и молодость пришлись на депортацию, и сегодня исполняют казахские и русские песни. Например, Сацита Мукаева спела Вахе Расумову песню о чеченке, влюбившейся в русского парня, на русском языке (хотя у этой песни есть и чеченский вариант).
По мнению Вахи Расумова, выбранная нами колыбельная относится к XVIII–XIX векам. Как уже упоминалось выше, в традиционном чеченском обществе колыбельные исполняли бабушки и тети. Но мать все же могла петь своему ребенку, когда оставалась в доме одна. Судя по всему, эта колыбельная поется от лица матери, но могла исполняться и другими старшими родственниками младенца.
Исполнительница колыбельной использует ласковое обращение — «птенчик». В традиционном чеченском обществе мать не могла называть своего ребенка по имени, а использовала слова вроде «птенчик» или «волчонок». Стоит добавить, что, согласно горским адатам, перед свекровью или другими родственниками мужа, а также перед старейшинами матери не разрешали не только петь колыбельную, но и вообще обращать внимание на ребенка. Адаты также не разрешали невестке называть мужа, его родственников и друзей по именам — это считалось неуважением. Более того, невестка не могла называть по именам и своих родственников, если они были тезками родственников мужа. А если невестка происходила из другого села, то бывало, что она не называла по именам и односельчан мужа. Соответственно, не используя имени своего ребенка, мать тем самым следовала адатам, так как можно сказать, что ребенок был и односельчанином, и родственником своего отца.
Текст основан на интервью с Вахой Расумовым, фольклористом, кандидатом филологических наук, доцентом кафедры чеченской филологии Чеченского государственного университета имени Ахмата Абдулхамидовича Кадырова.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Татары — тюркский народ. Проживают на территории всей России, есть многочисленные общины в Казахстане, Узбекистане, на Украине. В России больше всего татар живет в Татарстане (более 2 миллионов человек), в Башкортостане (более 1 миллиона), Челябинской, Ульяновской, Свердловской, Нижегородской и Оренбургской областях. Численность в России: более 5 миллионов человек. Татары — второй по численности народ в России. Самоназвание: татарлар. Язык: татарский, относится к кыпчакской подгруппе тюркской группы алтайской семьи языков и делится на мишарский, казанский и сибирский диалекты. Религия: ислам суннитского толка. Есть и православные татары (кряшены).
Как и колыбельные многих других народов, татарские колыбельные (бишек җырлары) можно разделить на две группы: те, что состоят преимущественно из тянущихся звуков, звукоподражательных слов, междометий или просто ритмического набора букв, и песни, которые рассказывают историю.
Значительная часть татарских сюжетных колыбельных — благопожелательные. Фольклористка и этномузыколог Наиля Шарифуллина называет такие колыбельные песни «заговорной поэзией»: старшие родственники воображают будущее ребенка, желают ему всего наилучшего, рисуют чудесный мир, который ожидает малыша.
По словам фольклористки Гузели Юнусовой, в колыбельной песне можно встретить тексты известных поэтов или мелодии, написанные профессиональными композиторами — как почти целиком, так и отдельные фрагменты.
У татар, как и у многих других народов (например, у чувашей), распространены колыбельные о матери, которая куда-то ушла (чаще всего за ягодами). Исполняются они обычно другими родственниками младенца. Вот два варианта одного из таких музыкально-поэтических текстов:
Баюшки-баю, дитя,
Куда ушла мать?
В березняк по ягоды,
За подарком для Гульнары.
Там ягод, оказывается, много,
А медведя и волка нет. Əлли-бəлли бəбкəсе,
Кая киткəн əнкəсе?
Каенлыкка җилəккə,
Гөлнарага бүлəккə.
Анда җилəк күп икəн,
Аю, бүре юк икəн.
К. Фукс. Казанские татары в статистическом и этнографическом отношениях. Краткая история города Казани: репринтное воспроизведение. Казань, 1991.
Мать корзину берет,
Ягоды собирать идет.
Там медведя нет,
А ягод много.
Ягоды собираю, пастилу готовлю
Для подарка Айгуль. Аннан кəрҗинен ала,
Җилəк җыярга бара.
Анда аю юк икəн,
Җилəклəре күп икəн.
Җилəк җыям, как коям
Айгөлемə бүлəккə.
Э. Каюмова. Борынгы да, моңлы да. Милли-мəдəни мирасыбыз: актаныш. Казань, 2010.
Каждый конкретный исполнитель подставил бы то имя, которое ему нужно, — Айгуль, Гульнара или любое другое.
Татарский фольклор (в том числе религиозного характера) сохранялся не только за счет памяти исполнителей и передачи из поколения в поколение. Произведения народной поэзии фиксировали в рукописных песенниках или даже в напечатанных в типографиях сборниках. Такие неакадемические фольклорные книги были очень популярны в конце XIX — начале XX века. Вот что об этом говорит Наиля Шарифуллина:
«Бабушку спросишь спеть что-нибудь, а она достает со шкафа узелочек, завернутый в платок, и там вот эти листочки, которая она в детстве писала, как песенник. Или те, которые напечатаны, которые им дарил дедушка-мулла. Там такое богатство. И вот она начинала по ним петь — доставала очки и начинала петь. Колыбельной, конечно, там не было, но там были песни, жанры, которые влияли на колыбельную. И вот когда у вас перед глазами вот этот блокнотик, вы уже не ошибетесь — это консервация фольклора».
О песне
Куплеты колыбельной, собранные в двух разных деревнях Ульяновской области, выстраиваются в одну песню, которую могла бы исполнить татарка-мишарка этого края своему малышу. Татарские колыбельные, как и колыбельные многих других фольклорных традиций, отличаются краткостью. Безусловно, ребенок не успеет уснуть за время исполнения нескольких строчек. Поэтому матери повторяли один и тот же куплет несколько раз либо соединяли в одной песне разные колыбельные, импровизировали, меняли куплеты местами, возвращались к уже спетому отрывку. Наиля Шарифуллина рассказывает об этом:
«Признаки фольклора — анонимность и импровизационность высказывания, то есть можно немножко влево-вправо шагнуть, это право человек имеет. Бабушка могла вспомнить какое-то четверостишие, потом еще какое-то. Один исследователь включил магнитофон в Горьковской области (сейчас Нижегородская) — бабушка про это не знала. Она час пятнадцать минут пела».
Гузель Юнусова тоже отмечает импровизационность фольклора, непредсказуемость и уникальность каждого исполнения, которое невозможно повторить точь-в-точь:
«Надо учитывать, что редко удается застать человека, выступающего в роли няни у люльки, усыпляющего ребенка. Колыбельные поют обычно специально по просьбе фольклориста. В результате — сокращенное время исполнения, усеченный текст, часто без характерных для данного жанра импровизаций. В реальной же обстановке убаюкивания песню поют гораздо дольше — например, по сообщению одного этномузыколога, бабушка, не зная, что ее записывают, пела полчаса». Г. Ф. Юнусова. Колыбельная и игровая песня татар: генезис связи. Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. № 7. Тамбов, 2012.
Тексты и музыка к двум колыбельным, которые мы сложили вместе, были записаны от татар-мишарей, чей фольклорный репертуар специалисты считают более богатым, чем репертуар казанских татар. Наиля Шарифуллина связывает лучшую сохранность устной народной традиции у мишарей с меньшим влиянием шариата, чем у казанских татар, а более оригинальные и сложные мотивы свидетельствуют, по ее мнению, о влиянии чувашской и финно-угорских (удмуртской, мордовской) культур.
Первый куплет нашей песни восходит к популярной колыбельной авторства знаменитого татарского поэта Габдуллы Тукая:
Баю-баю — заснет он.
В Бухару поедет он.
Когда вернется из Бухары,
Муллою будет он. Әлли-бәлли итәр бу,
Бохарага китәр бу.
Бохарадан кайткачтин
Мулла булып җитәр бу.
В 1907 году в сборнике «Третья тетрадь» Тукай опубликовал колыбельную «Авыл хатынының бала тирбәткәндә өмидләре» («Надежды деревенской женщины, баюкающей ребенка»). Гузель Юнусова считает, что колыбельная Габдуллы Тукая — пародия на народную колыбельную:
«В народных колыбельных песнях нередко встречается описание предстоящей счастливой жизни ребенка после окончания им обучения в Бухаре Бухарское медресе было одной из самых известных и древних мусульманских образовательных институций в Центральной Азии. Многие века оно готовило алимов (ученых) и имамов для всей Евразии. — в медресе и школе. Пожелание получения хорошего образования — ведущий мотив в татарских колыбельных песнях. Есть такое и в этом произведении Габдуллы Тукая. Но оно приобретает здесь оттенок чванства, подчеркнутого хвастовством матери, надеждами на упрочение ее собственного положения в обществе».
Вероятно, деревенские женщины считывали пародийную составляющую этого произведения и использовали при укачивании ребенка только первый куплет, который сам по себе не несет сатирической интонации. Наиля Шарифуллина отмечает архаичность мелодии и текста этого куплета и неточно датирует первоисточник золотоордынским периодом до завоевания Казани Иваном Грозным.
Оставшиеся четыре куплета отличаются сложным, витиеватым напевом и напоминают своим ритмом мунаджаты, один из самых древних поэтических жанров татар. По мнению Наили Шарифуллиной, это свидетельствует о том, что созданы они были, вероятнее всего, в XVI–XVII веках.
Текст основан на интервью с Наилей Мидхатовной Шарифуллиной, музыковедом, этномузыкологом, кандидатом искусствоведения, специалисткой по татарскому фольклору, доцентом Казанского государственного института культуры.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Русские — восточнославянский народ, самый многочисленный в Европе и России. Расселен по всей территории страны, большие диаспоры находятся на Украине, в Казахстане, США, Германии. Численность в России: более 111 миллионов человек. Самоназвание: русские. Язык: русский, относится к восточнославянской группе славянской ветви индоевропейской языковой семьи. Имеет два наречия — северное и южное, внутри каждого существует множество территориальных диалектов, образовавшихся в связи с историческими, ландшафтными и культурными различиями. Религия: православие, однако есть и русские неоязычники, мусульмане, буддисты.
О традиции
Группа детей. Фотография Сергея Прокудина-Горского. 1909 годLibrary of Congress
Колыбельные песни — один из самых богатых жанров русского фольклора. В каждом регионе расселения русских записано свыше тысячи вариантов колыбельных, отличающихся друг от друга напевами, сюжетами и мотивами. В прошлом колыбельные песни исполняли практически все: матери, няньки, бабушки и дедушки, старшие братья и сестры новорожденного, реже всего — отцы. В русской традиции считалось, что младенец еще не перешел полностью из иного мира в мир живых и колыбельные могут помочь в этом переходе. Кроме того, колыбельные защищали младенца, моделировали его благополучное будущее и описывали основные правила жизни крестьянской общины.
Фольклорист и этномузыколог Наталья Прохорова отмечает, что колыбельные — практически единственный жанр, который до сих пор живет в русской традиционной культуре: «Современные женщины исполняют колыбельные, не задумываясь о том, что это какая-то старина или фольклор. Для них эти песни современные, они участвуют в их жизни сейчас».
Колыбельные не только успокаивали и убаюкивали ребенка, но и рассказывали малышу о мироустройстве. Например, в одной из песен описывается, чем заняты члены семьи младенца:
Баю-баю, зыбаю,
Дед пошел за рыбою.
Матушка коров доить,
А бабушка уху варить.
Бабушка уху варить,
Малых деточёк кормить. Записана в деревне Новоселье Киришского района Ленинградской области от А. И. Смирновой. Опубликована в книге «Музыкально-песенный фольклор Ленинградской области» (1987).
В русских колыбельных фигурирует множество героев. Как языческие — Угомон, Сон, Дрема, — так и христианские — Богородица, ангелы, Христос. Главным героем многих колыбельных из разных уголков России оказывается кот. Вот как об этом рассказывает Наталья Прохорова:
«Например, если ребенку требуется рассказать, как нужно себя вести и как нельзя себя вести, поются истории про кота, который пошел в погребок есть сметану или творог, его две старушки увидали из окна и наказали. И в конце припевается: вот, коток, вот тебе и сметана, и творог, будешь знать, как лазить в погребок. Есть другие сюжеты, связанные с котом, — например, про кота-помощника. Кот приходит домой к хозяйке, и хозяйка его просит помочь покачать, усыпить малыша, и за это кот получит вознаграждение — пирог, молоко».
В колыбельных встречается целая группа героев, которые призваны напугать малыша, убедить младенца побыстрее заснуть. Самыми распространенными из них являются бабайка и волк. Однако следует отметить, что чаще всего пугающий герой не овладевает малышом — семья защищает ребенка, спасает его от бабайки или волка.
Особое внимание фольклористов привлекают «смертные» колыбельные песни, которые отражают отношение крестьянина к смерти:
Ох, бай, да люли,
Хоть сегодня умри.
Хоть сегодня умри,
Завтра похороны. Записана в 2015 году в ходе экспедиции Фольклорно-этнографического центра Санкт-Петербургской консерватории в поселке Степное Пластовского района Челябинской области от В. А. Зоновой.
В фольклористике существует несколько гипотез насчет предназначения таких колыбельных. За ними может стоять желание ускорить смерть ребенка в связи с голодом или болезнью или же продемонстрировать бесстрашие по отношению к смерти, тем самым отвадив ее от младенца, который пока что находится между мирами и потому очень уязвим.
В русской фольклорной традиции колыбельные песни часто смешивались с другими песенными жанрами. До наших дней дошли уникальные записи колыбельных, содержащих историческое повествование о татарском полоне. Например, песня, в которой разворачивается история попавшей в плен женщины. В плену она узнает в сыне своего нового хозяина собственного внука:
Татары шли, ковылю жгли,
Кашу варили,
Поевши кашу,
Людей делили.
А баю-бай, а баю-бай-бай.
Досталася сестра брату,
А теща зятю,
А баю-бай, бай-баи, бай-бай.
Вот брат сестру на Русь пустил,
А зять тещу в служанки взял.
А баю-бай, бай-баи, бай-бай.
И дал он ей три дела делать:
Вот глазками гусей стеречь,
А ручками ковыль-травку прясть,
А ножками дитя качать.
А баю-бай, бай-баи, бай-бай.
<…>
Ты по батюшке татарин сын,
А по матушке ты внучек мой. Записана в начале 1980-х годов в селе Подсереднее Алексеевского района Белгородской области от В. Д. Ходыкиной. Опубликована в 1986 году в альбоме «На Середенской улице. Народная музыка села Подсереднего».
Колыбельные русской фольклорной традиции, как и традиций многих других народов, можно разделить на два вида: песни, фокусирующиеся на переживаниях и чувствах матери, и песни, обращенные именно к ребенку и рассказывающие о ребенке. Вот пример «материнской» колыбельной, в которой мать сетует младенцу на свою тяжелую жизнь:
Баю, баю да побаю, да
Васе песню я напеваю.
Баю, баю Васю, бай.
Васе песенку пою
Про участь горькую свою.
Баю, баю, баю, бай.
Учесть горькая моя, да
Нет заступы-то у меня.
Ни заступы-то, ни замены, да
Старо горе бедно я.
Баю, баю, баю, бай.
Старо горё бедно я, да
Всё ругают-то зятья. Записана в деревне Мячево Каргопольского района Архангельской области от Валентины Исаковой. Опубликована в издании «Золотая веточка. Детский фольклор Каргопольского и Коношского районов Архангельской области» (2021).
Напевы колыбельных песен очень разнообразны и варьируются от простого интонирования до сложных музыкальных построений. Традиционно они исполнялись полным, но негромким голосом, а темп и ритм песни повторяли движения колыбели. Мелодии колыбельных состоят из нескольких коротких попевок. В рамках этих попевок более талантливые певцы могли значительно изменять мелодию, наделять новыми интонациями и музыкальными украшениями — мелизмами. Сочетание мелодии и ритмов колыбельной песни с качанием и постукиванием с раннего возраста воспитывало в ребенке музыкальный слух и погружало в культурную традицию русского народа.
О песне
Колыбельная записана на фонограф — первое звукозаписывающее устройство, изобретенное человеком. Собиратели фольклора активно использовали фонограф начиная с конца 1890-х годов.
Характерный треск на записи напоминает о хрупкости и ненадежности используемого аудионосителя — воскового валика.
Сюжет песни можно поделить на несколько частей, но, как и в жизни младенца, в большинстве из них важнейшую роль играет колыбелька — зыбка. В начале колыбельной выражается нежность исполнительницы к ребенку:
Бай, бай, бай, да моё дитетко.
Уж я дитетка люблю да
Нову зыбочку куплю
Уж я робетка потешу,
Нову зыбочку повешу.
Нову зыбочку повешу,
Дитё спать повалю.
Спать повалю да
Тебя в зыбочку.
В зыбочку да
В колыбелюшку.
В колыбелюшку да
На постелюшку.
На взголовьицо да
На здоровьицо.
А после описывается зыбка, в которой качается малыш. В русских колыбельных особое значение уделялось образу колыбельки как защитного пространства младенца, зоны его благополучия и безопасности. Тут зыбка описывается как новый, богато украшенный предмет с красивыми деталями:
Тиша зыбочка качка да
Золоты были лучка.
Очеп под качкой да
По середке золотой.
Наконец, исполнительница убеждает младенца не слишком ее утруждать и поскорее сладко уснуть, а в самом конце следует пожелание благоприятного, радостного будущего:
Уж и спи ты, мое дитетко,
Без байканья.
Ты без байканья да
Без люльканья.
Уж ты спи, детя, здорово,
Вставай весело.
В этой колыбельной сохранились уникальные особенности архангельского диалекта (окающий, цокающий говор и характерные для этого региона слова «зыбочка», «робетко» и другие) и широкораспевная мелодия, отсылающая слушателя к севернорусским былинным напевам.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Ненцы — самодийский народ, живущий в России. Ненцы делятся на две группы: тундровые и лесные. Тундровые ненцы живут на территории от Кольского полуострова до Енисея. Это Мурманская и Архангельская области, Ненецкий и Ямало-Ненецкий автономные округа и бывший Долгано-Ненецкий округ (север Красноярского края). Лесных ненцев — около 1500 человек, они живут в основном в бассейнах рек Пур и Таз на юго-востоке Ямало-Ненецкого автономного округа и в Ханты-Мансийском автономном округе. Численность: около 45 тысяч человек. Самоназвание: тундровые ненцы — негой ненэць, лесные ненцы — пян хасова, нещанг. В исторических документах и литературе XVI–XIX веков лесных ненцев называли «кунная самоядь», «казымская (мозымская) самоядь», «казымские самоеды» и «нях-самар-ях». Язык: ненецкий. В ненецком языке два наречия — тундровое и лесное, они существенно отличаются, и некоторые ученые считают их разными языками. Религия: шаманизм и анимизм, а также православие.
Первым из европейских ученых услышал и записал ненецкий фольклор Матиас Александр Кастрен — финский и русский лингвист. Несмотря на то что это произошло уже в середине XIX века, собранные им тексты были опубликованы лишь в 1940 году в книжке «Народное творчество самоедов» финского исследователя Тойво Лехтисало. После Матиаса Кастрена многие ученые занимались сбором и классификацией ненецкого фольклора, и благодаря им исследователи стали понимать, насколько фольклор ненцев отличается, например, от фольклора русских.
Среди жанров ненецкого фольклора можно выделить самбдабц — шаманское песнопение, хэбидя лаханако — миф-сказку, этиологическое и космогоническое сказание, вадако — обычную сказку. Эпическую песню (что-то среднее между преданиями о борьбе между народами и историческими песнями о прошлом) ненцы называют тремя словами: сюдбабц, ярабц и хынабц. Существует несколько разновидностей лирических песен: сё — песня лирическая, ябе сё — хмельная песня, исполняемая во время застолья, ерота сё — шуточная песня. Жанры детского фольклора тоже имеют свои названия: например, ӈацекы лаханако — это детская сказка, а колыбельная называется совсем по-другому, но тоже ласково — нюкубцСогласно некоторым источникам, отдельно выделяются «нгацекы нюкубц» или «нгачекы шё/сё». Обычно это простые бессодержательные колыбельные напевы («оба-оба-обачи», «баю-бай», «а-а-а»), но иногда в них можно ввести и персонажей-устрашителей: «Ӈабаци» (ненецкого бабайку) и «Ӈэмунси» — Дрёму, того, кто ходит тихо, неслышно. Ими пугают ребенка, который никак не может угомониться. Родители перед сном говорят детям: «Ӈэмунси тута, сит ханаӈгу…» («Неслышно ходящий придет, тебя заберет…»). И ребенок засыпает.
Однако по опыту антрополога Елены Лярской, если спросить у ненцев про колыбельные, чаще всего речь пойдет о «нюкубц». О них рассказываем и мы..
Часто лирические песни не имеют устойчивого текста, они похожи на индивидуальные импровизации о разных жизненных обстоятельствах, чувствах или ситуациях. Тексты ненецких колыбельных тоже всегда личные, индивидуальные.
Антрополог Елена Лярская рассказывает со слов ненцев:
«Мать их даже не сочиняет, песни как будто бы сами появляются у нее в голове. Колыбельная — это даже не песня, а способ укладывать ребенка. Когда у мамы восемь детей, она поет каждому свою песню. И эту песню, в принципе, может исполнить другой человек, но нужно у матери спросить специального разрешения».
Некоторые колыбельные поются от лица матери, другие — от лица ребенка. Колыбельные не передают по наследству и очень редко записывают, хотя их великое множество. Ненцы даже говорят, что сколько людей в тундре, столько и колыбельных.
Нюкубц — «песня, которая поется в люльке». Само слово, возможно, происходит от глагола нюкуць — «ласкать», а ребенка иногда называют нюкця, что означает «детеныш». Ребенку поют «люлечные» песни не просто перед сном, но и во время кочевья или когда занимаются хозяйственной работой, поют в чуме или балкé — в деревенском доме, а также во время езды на оленьей упряжке. Петь личную колыбельную малышу могут и знакомые, особенно если они ее уже несколько раз слышали: это способ приветствия ребенка и его матери.
В колыбельных поется о мире и будущем ребенка. Мальчику желают иметь много оленей, стать замечательным охотником, быть самым лучшим среди людей и просто озорным мальчишкой, бесстрашным и работящим. Вот, например, песня, где от имени мальчика Алексея Ямкина поется о будущей жизни:
На высокой нарте,
бедовый мальчишка,
я возвышаюсь.
Все мне видно кругом.
Силен, однако, я буду,
когда вырасту.
Работящим, наверное,
буду я.
Сижу на высокой нарте
и смотрю за всеми,
все мне видно кругом.Пыда мантани' вэй
Олешкая' рэй.
Вандако' нинев
Ңамтесь сыраңов.
Ңасир нив' ңаңэй!
Олешкая' рэй,
Сюдбяэ' рэй.
Хасава мант' нивэй,
Ханяри пябтоов,
Юхурта ни' ңоов!
Л. П. Ненянг. Песни над белым безмолвием: взрослые личные и детские песни нюкубц таймырских ненцев на русском и ненецком языках. Красноярск, 2006.
А девочке в колыбельной могут пожелать быть хозяйкой чума, искусной мастерицей или красоткой-кокеткой:
Старшая дочка Михаила Мало —
Девочка-певунья,
Девочка-красотка,
Девочка-кокетка.
И в округе все соседи хвалят лишь ее,
Потому что Александра
Мастерицей и работящей
Девочкой растет. Мало’ей кояей,
Неңэй нив' ңаңэй.
Малоей мантңов,
Ңарка' не Малоей
Ңарка не сава ней
Сядота Малоей
Пирцяне Малоей
Хакикоча неңэй.
Детская песня Александры Михайловны Лырминой // Л. П. Ненянг. Фольклор таймырских ненцев. М., 1996.
Колыбельную сочиняет и «дарит» ребенку мать или бабушка, сестра, немного реже — отец или брат. Она поется младенцу, пока он в люльке, но после — никто уже не поет эту песню: ребенок перестал быть малышом и стал другим человеком. Некоторые такие личные песни забываются, а о некоторых помнят, и со временем они начинают восприниматься уже как фольклорные, то есть повторяющиеся, бытующие в народе тексты.
Колыбельные в ненецком фольклоре редко несут охранительную функцию, но родители заботятся о защите малыша другими способами. Раньше в колыбель клали уголек и просили у огня, чтобы он защитил ребенка от злых духов. Теперь туда кладут спички. И если в дороге ненецкий родитель не помнит, куда положил спички, он всегда найдет их в люльке.
Очень интересна конструкция ненецкой колыбели. Ребенок весь первый год жизни проводит в ней, она приспособлена не только для сна, но и для кочевья, кормления, игр. Антрополог Елена Лярская так пересказывает слова опрошенных ей ненцев:
«Когда температура минус сорок, а дома нет, то люлька — это такой специальный жилой дом, в котором ребенок и не замерзнет от холода, и не задохнется. Она очень функциональна, по удобству для переездов ее можно сравнить, например, с автокреслом. Маленькие дети в нее укладываются и пристегиваются. Детей постарше тоже перевозят в люльках, и хотя вообще-то они уже бойкие, боевые, носятся, когда нужно садиться в эту люльку, они не сопротивляются, хотя вообще заставить детей что-то сделать невозможно».
Обычно мужчины делают колыбельку из дерева, чаще всего из березы. На донышке крепят ремешки, которыми пристегивается ребенок. Украшается люлька металлическими пуговицами, монетами, бисером и сукном. В колыбели всегда должны быть металл и огонь (например, колокольчик или солдатские пуговицы на креплениях и уголек или спички внутри).
Внутрь колыбели клали шкурку молодого оленя (а на нее иногда — специальный лоток из бересты) и насыпали березовую труху — она отлично впитывала влагу. Вместо пеленки был мех оленя. А если колыбели нужно было быть на морозе, на нее надевали специальную шубу. Сейчас ненцы могут использовать современные средства для ухода за малышом, но конструкция колыбели не меняется.
Колыбель — штука ценная, ее передают по наследству, а новую делают, только если старая изнашивается или умирает ребенок, который вырос в ней.
О песне
Эта колыбельная — личная, и в ненецкой среде известна как колыбельная Ульвя — по имени мальчика, которому принадлежит. В колыбельной описывается быт ненцев. Мать рассказывает младшему ребенку в семье («люлечному»), что когда отец придет с охоты, он принесет мясо «бычка» — так ненцы могут назвать дикого оленя. Ребенку дадут самое вкусное — почку оленя, которая, как и сердце, в ненецкой кухне считается угощением, лакомством. Вероятно, ему около двух лет, он уже довольно взрослый, чтобы насладиться таким угощением.
Сейчас ребенку надо ложиться спать, а утром из-за верхушки чума выглянет солнце. Это очень важный образ, который хорошо раскрывает жизнь кочевых народов. Через отверстие в макушке чума виднеются небо, звезды и солнце, через него влетают и вылетают духи. Под ним в чуме расположен очаг: это основная вертикаль, соединяющая землю и небо, по сути, это дорога, по которой перемещаются духи и шаманы. Колыбельная, по всей видимости, сочинена для ребенка, рожденного летом, поскольку солнце появляется только во время полярного дня. Если бы была полярная ночь, то сквозь отверстие в чуме виднелось бы звездное небо.
Как правильно собрать чум: инструкция
Что сначала — симзы или нюки? Объясняем, как собрать мобильное жилище за полтора часа в условиях арктической зимы
Когда взойдет солнце, на вершину чума сядут маленькие птички, небольшие, как сам ребенок. Малыш Ульвя проснется и попытается их догнать, тем самым приобретая первые охотничьи навыки. Когда он вырастет, его личная песня, быть может, изменится вслед за ним самим, как это принято в некоторых ненецких сообществах: птички могут стать оленями, а Ульвя — ловким охотником или опытным хозяином стада.
Текст подготовлен на основании интервью с Еленой Владимировной Лярской, антропологом, кандидатом исторических наук, научной сотрудницей Центра социальных исследований Севера Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Нанайцы — коренной малочисленный народ Дальнего Востока, проживающий по берегам Амура и его притоков Уссури и Сунгари в России (Хабаровский и Приморский край) и в Китае (участки бассейна Уссури в провинции Хэйлунцзян) Сейчас некоторые лингвисты считают, что язык нанайцев, живущих в Китае, на самом деле ближе к удэгейскому, чем к нанайскому, а значит, их едва ли корректно называть нанайцами.. Численность в России: около 12 тысяч человек. Говорящих на нанайском языке — около 300 человек в мире. Самоназвание: нани. Так называют себя нанайцы, живущие ниже села Найхин по течению Амура; нанайцы, проживающие выше Найхина, в селе Дада, часто называют себя по-нанайскихэдзэ (ни), что означает «низовые» Видимо, в прошлом хэдзэ-ни имели тесные связи с теми, кто жил еще выше по течению Амура, — тунгусо-маньчжурами. Относительно них хэдзэ-ни и стали называть себя «низовыми». По сравнению с другими нанайцами они, конечно, верховые.. Язык: нанайский. Принадлежит к нанайской группе тунгусо-маньчжурской языковой семьи. Говорящих на нанайском языке в России — около 300 человек. Сейчас некоторые ученые считают, что это не один, а множество разных языков. Религия: шаманизм, православие, анимизм.
В нанайской культуре различалось пение дярин («песен») и бэбэли («колыбельных»). В 2000-х годах нанайцы говорили этнокультурологу Татьяне Диомидовне Булгаковой, что обычному человеку, а не шаману петь раньше было соромбори («запрещено, грешно»). Песни привлекали духов, а они довольно опасные существа. Если будешь петь не вовремя, могут умереть родители или дети, будет неудачной охота. Женщины раньше пели, только если рядом никого не было и никто их пения не слышал, а мать не должна была петь в присутствии ребенка, чтобы не навредить ему. В отличие от песен бэбэли считались заклинаниями, их исполняли, чтобы амбаны — злые духи — не услышали плач ребенка. Татьяна Булгакова приводит слова нанайской рассказчицы Гары Кисовны: «Чем громче ребенок плачет, тем громче нужно петь!» Т. Д. Булгакова. Музыка в традиционной нанайской культуре (Север России, 2000 г.) // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. № 3. 2001.
Времена запретов давно прошли, и теперь нанайцы поют песни по большей части на фестивалях и в домах культуры. Благодаря этому до нас дошли некоторые из колыбельных, хоть их и записано очень мало, а те, что записаны, хранятся в архивах, их трудно послушать. Колыбельные нанайцев относятся к личным лирическим песням, раньше их исполнение было строго регламентированным: «Свои песни, — рассказывает исполнительница нанайских песен Нина Павловна Гейкер, — было запрещено передавать от одного исполнителя к другому, если они не принадлежали к одному роду или группе». В этом смысле колыбельные импровизации нанайцев трудно назвать фольклором в полной мере: это личные песни того или иного автора и исполнителя с хорошо запоминающейся мелодией.
Лингвист и популяризатор нанайского языка Василий Харитонов так пересказывает то, что узнал от Татьяны Булгаковой:
«Ну, вот я — то есть не я, а нанаец, носитель песенной традиции, — придумал свою песню, и я ее буду петь. Скорее всего, когда куда-нибудь еду или на лодке плыву. Я одну придумываю — мне она не нравится, потом другую — она начинает нравиться, и я её запоминаю. То есть это не импровизация в чистом виде, это запоминание своей собственной песни. И как только она мне начала нравиться, я ее пробую где-нибудь исполнить, и все говорят: „О, как здорово“. Но если мою песню кто-то споет, это будет оскорбление в мой адрес: считается, что они взяли мою собственность, не спросив. И в этом отличие: например, в русском фольклоре или в грузинском, наоборот, все радуются, когда поют одну песню, а в нанайском нельзя. И когда я это узнал, для меня наконец стало понятно, почему сейчас фольклорные коллективы очень ревниво относятся к своим песням. Вот они, например, поют какую-то песню — и вот не дай бог кто-нибудь тоже будет петь эту песню. Хотя это вроде бы народное творчество, но опять же вопрос: насколько оно народное? Чаще всего оно все-таки авторское, советское. По мотивам нанайской традиционной музыки, но с элементами русского и советского наследия».
При этом в исполнении песен и колыбельных есть общее правило: они поются по нисходящей. Нанайскую мелодию сразу можно узнать: мелодия начинается высоко, а затем спускается вниз, к тонике — самой устойчивой ноте лада.
Легко узнать и нанайскую колыбельную: такие песни обычно содержат припев, в котором повторяются слова бэбэ, бэбэкэ — как «баю-бай» в русских колыбельных. В колыбельных к ребенку обращаются ласково, желают ему удачи. Важно, что текст колыбельной может изменяться со временем и от одного исполнения к другому. Кроме того, в колыбельных могут появляться образы из других жанров, например, сказок или мифологических текстов. Так, например, специально для нас Нина Гейкер записала колыбельную-импровизацию, которая содержит фрагмент мифа из песни «Чянг-чянг» другой известной артистки, Валентины Сергеевны Киле, с которой Нина Павловна когда-то вместе выступала. В колыбельной Нина Павловна просит ветер быть потише, не дуть сильно, чтобы ребенок качался в колыбели так же мягко, как качаются морские водоросли. На нанайском языке колыбельная звучит так:
Музыка и пение в традиционной нанайской культуре будто бы находятся между двух полюсов. Татьяна Булгакова описывает это так. С одной стороны, согласно мировоззрению, которое разделяли большинство нанайцев, мир населен духами — людям не стоит привлекать к себе их внимание. Ни крик, ни плач, ни какая-то особенная музыкальная интонация не должны расстроить «обыденную речевую среду» — повседневное, спокойное течение речи. С другой стороны, песня помогала выразить чувства, и естественным было стремление к творчеству, в том числе музыкальному. Благодаря этому формируется и бытует «своеобразная, полунапевная, полуречевая, плачущая и изображающая звуком не только другие звуковые, но и зрительные и двигательные впечатления человека, традиционная нанайская музыка» Т. Д. Булгакова. Музыка в традиционной нанайской культуре (Север России, 2000 г.) // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. № 3. 2001..
О песне
Эту колыбельную пели в детстве жителю Амурска Понгса (Поӈса) Киле. Он запомнил слова и опубликовал ее в сборнике своих стихов. Понгса Киле — носитель языка, самодеятельный поэт, композитор, консультант народного фольклорного ансамбля «Тасима» села Ачан Амурского района. В документальном фильме «В гнезде птенца обереги» (1990) режиссера Раисы Ерназаровой можно услышать, как Понгса читает свои стихи.
Мелодию колыбельной придумала Нина Гейкер на основе нанайских колыбельных напевов. Нина Павловна исполняет только первые четыре строфы колыбельной, потому что это личная колыбельная и полностью ее пропевать никому, кроме автора, нельзя. При этом важно, что Понгса Киле лично показывал Нине Гейкер свои песни, то есть был для нее наставником, иначе исполнение даже четырех строф было бы неправильным. Сейчас нанайцев, а тем более носителей нанайского языка и нанайской традиционной культуры остается все меньше, и многие из таких запретов уходят в прошлое, позволяя исполнителям сохранять и передавать другим фольклорную традицию. Однако некоторые запреты все еще имеют силу.
Это колыбельная для мальчика, который родился богатырем, чтобы ходить по чаще леса и охотиться на зверя. Он будет таким сильным, что сможет убить медведя, будет таким быстрым, что догонит соболя. Но в то же время он родился с ласковым и чутким сердцем, чтобы кормить отца, ухаживать за матерью и за старшими сестрами. В тексте много интересных особенностей, которые показывают, как работает система нанайского языка.
В нанайском языке немало заимствованных слов, причем то, из какого языка они заимствованы, может напрямую зависеть от сферы деятельности, с которой связаны слова. Про это рассказывает Василий Харитонов: «Много слов, которые связаны с земледелием, заимствованы из китайского; все, что связано с войной, героями, драгоценностями, чаще всего монголизмы; наконец, есть заимствования, связанные с этикетной сферой, и они будут маньчжурские — видимо, потому, что маньчжуры культивировали междинастийные этикетные формулы».
В колыбельной есть два слова, заимствованные из монгольского: батор и мэргэн. Батор в монгольском, как и в нанайском, значит «богатырь». Сложнее со словом мэргэн. Если в монгольском им называют охотника, стрелка или в целом искусного человека, то в нанайском оно просто обозначает протагониста, героя сказки, то есть переводится примерно как «парень» или «добрый молодец».
Ребенок родился, чтобы мапава магигуи — «добыть медведя». Согласно распространенной гипотезе, в русском языке слово «медведь» (то есть «мед едящий») возникло на замену настоящего имени зверя, которое лучше не называть: позовешь его, а он придет — ничего хорошего. Вполне возможно, что и в нанайском языке настоящее медвежье имя стало табуированным, и именно поэтому его называют мапа — «старик, муж». Кроме того, такие слова, как мапа, очень схожи с лексикой из детского языка: «мама», «папа». Если «старик» — это мапа, то «старуха» будет мама.
Понгса надеется, что, повзрослев, мальчик будет поступать правильно: кормить отца и смотреть за старшими сестрами. Уважение к старшим в нанайской культуре действительно важнейшая часть воспитания ребенка: дети заботятся о своих отцах и помогают дедам.
Текст основан на интервью с Василием Харитоновым, лингвистом, научным сотрудником Научного центра по сохранению, возрождению и документации языков России Института языкознания РАН, сооснователем проекта «Страна языков», и Ниной Гейкер, исполнительницей нанайских песен, хормейстером фольклорного ансамбля «Сиун» села Ачан.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Коми — финно-угорский народ, коренное население Республики Коми. Традиционно коми разделяются на коми-зырян и коми-пермяков. Почти все коми в мире проживают в пределах России: в Республике Коми, Пермском крае, Свердловской, Мурманской, Омской и Тюменской областях, а также в Ненецком, Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском автономных округах. Численность в России: около 350 тысяч человек. Самоназвание: коми, коми морт, коми войтыр/коми отир. Язык: коми-зырянский, коми-пермяцкий. Оба разделяются на множество диалектов В языке коми-зырян несколько диалектов: присыктывкарский, нижневычегодский, верхневычегодский, среднесысольский, верхнесысольский, вымский, лузско-летский, ижемский, печорский и удорский. В языке коми-пермяков выделяют кудымкарско-иньвенский, нижнеиньвенский, оньковский, нердвинский, кочевский, косинско-камский, мысовский, верхлупьинский диалекты, верхнекамское и коми-язьвинское наречие.. Религия: православие, старообрядчество.
Колыбельные коми делятся на короткие песни импровизационного характера и развернутые песни с устойчивым сюжетом. Причем чаще всего фольклористам удается записать лишь небольшие кусочки и тех и других, потому что текст колыбельной достаточно интимный, индивидуальный, он связан с будущим ребенка и его просто так не споют человеку постороннему. А колыбель, висящая в доме Для совсем маленьких детей у коми были не только домашние, но и переносные лубяные колыбельки. Когда шли сенокосить, такую зыбку вешали на ветку, ребенок шевелился и сам себя укачивал., — это личное пространство, к которому чужого не подпустят.
Текст колыбельной-импровизации не нужно было запоминать, он вырастал из культурного наследия и постепенно вбирал жизненный опыт человека. Об этом рассказывает фольклорист Анатолий Панюков:
«Если первый раз ты колыбельную поешь, когда тебе семь лет, ты поешь ее своим младшим братьям и сестрам, ты не знаешь практически ничего, ты знаешь какой-то образ, какую-то структуру, какую-то мелодику, знаешь какие-то ключевые слова. Потом это же в тебе остается, ты потом из них же будешь создавать уже колыбельную для своих детей, а чаще всего, конечно, даже для внуков, поскольку в это время уже достаточно редко мать сидела у колыбели, так как надо было работать. И пока ты дойдешь до статуса бабушки, ты это все нанизываешь, впитываешь, вбираешь. Наверное, пытаешься придерживаться какого-то канона, мелодического и содержательного».
Колыбельная — это один из шагов «очеловечивания», цепочки символических действий, после которых младенец начинает восприниматься как человек. Например, сразу после рождения в бане проводился обряд мурталöм — измерения. Слово мурт означает «мера» и фонетически похоже на слово морт — «человек». Мурталöм проводился так: «Взрослый укладывал ребенка себе на колени и языком определял вкус пота на его темени — „если соленый, значит, ребенок болен“. В этом случае ребенка укладывали на живот и поочередно несколько раз соединяли ему за спиной правую руку с пяткой левой ноги и, соответственно, левую руку с пяткой правой ноги. После совершения этих действий делали плевок между ног больного ребенка и произносили заговор: „Уходи по ту сторону моря, Курьи-Марьи, где не бывает носящий крест“» В. Э. Шарапов. Ки-кок мурталöм. Мифология коми.. Раньше обряд могли повторять множество раз при подозрении на порчу или для профилактики детских недугов, но теперь обряд утратил свой магический смысл и стал вариантом детской игры, тетешканья. При этом все еще считается, что совершить мурталöм необходимо, несмотря на то что к нему относятся как к игре.
Сейчас задачей колыбельной считается убаюкивание, она поется для успокоения, усыпления ребенка. Для этого в колыбельных коми есть специальные баюкающие слова — например, «руй-руй» «Руй», «руймы» — «утихни», «утихомирься». или «öввэ-öввэ», — они создают ритмическую основу и действуют усыпляюще. Однако если посмотреть на содержательную часть колыбельных, становится ясно, что это песни про будущее ребенка, песни, устанавливающие правила, в соответствии с которыми строится жизнь коми. Их истоки, вероятно, надо искать в древней поэзии заговоров и заклинаний.
Анатолий Панюков рассказывает:
«Никто ведь не убаюкивал плачущего ребенка: какой смысл его убаюкивать, отправлять в мир сновидений; когда он плачет, он не заснет. Но вот он лежит спокойно, и с ним начинается какой-то контакт: вербальный, тактильный. Он там что-то гулит или просто глазами хлопает, а бабушка ему потихонечку начинает описывать мир, в котором он живет, рассказывает ему, что он будет делать — ловить рябчиков, рыбачить и т. д. То есть ребенок еще сам ничего не выбирал, а его уже направили быть кем-то».
В языке коми есть понятия морттуй — путь мужчины (или человека в принципе) — и аньтуй — путь женщины. Мужской путь — охотиться, ловить рыбу, быть проворным, сильным, уметь работать; женский путь — быть красивой, убирать, готовить, косить и сгребать сено, петь песни. Человек идет по своему пути сам, но наставляют на путь родители. И начинается наставление с колыбельной.
Руй-руй, бай-бай,
Золотая моя гора,
Каменная моя стена.
Ноги твои обгонят оленя,
Пальцы твои проворнее белки,
Глаза твои не проглядят глухаря.
Охотничью добычу будешь доставлять возами,
Улов будешь привозить плотами,
Будешь играть в городе серебряными рюхами,
В лапту будешь играть золотым мячом.
Через пять городков будешь перескакивать,
Над шестью городками седьмой выбивать.
Ты, мое солнышко, как посредине неба мерцающая звездочка,
На ладонях ты лелеянный,
Ты как тень у окна,
Как куколка на коленях,
Для дома ты большая радость. Руй-руй, бай-бай,
Зöлöтоя гöраöй,
Каменнöяöй стенаöй.
Кöр вöтöдан пö дай кокъяснад,
Ур печгöдан пö дай чуньяснад,
Дозмöр лыян пö дай синъяснад.
Вöрысь пö потшалöмöн выйысь,
Ваысь пö пуръялöмöн катысь,
Эзысь дзолльöн пö дай дзоллясьысь,
Зарни мачöн пö да мачасьысь.
Вит кар выытi пö дай чеччалысь,
Квайт кар выытi пö дай тшаплалысь,
Ен воз шондi пö дай öзъян сись койд
Ен шор шондi пö верзян кодзув койд.
Ки пыдӧсой пӧ дай дзӧланӧй,
Ќшун дорӧй пӧ дай вуджӧрӧй,
Пидзӧс помӧй пӧ дай аканьӧй,
Керка пытшкӧс пӧ ыджыд гажӧй
Колыбельные песни в диалоге культур. Хрестоматия. Ижевск, 2013.
Колыбельная воображает будущее. А что происходит в настоящем? В настоящем висит шест (о́цеп), закрепленный к потолочной балке — ма́тице, а на нем колыбель — между небом и землей, напротив красного угла, где рядом стоят фотографии предков и иконы православных святых. В колыбельке лежит ножик, под подушкой хлеб — это обереги, чтобы с малышом ничего не случилось. Именно так, под взглядом святых и умерших предков, под поскрипывание оцепа, под звуки колыбельной ребенок входит в мир сновидений.
О песне
Колыбельная, которую мы выбрали для проекта, — это песня-импровизация. Она записана в 1959 году — тогда исследователи только начинали писать фольклорные тексты на магнитофонную пленку — и опубликована под названием «Потан дорын» («У люльки»). Но это не простая колыбельная, она связана с открытием целого жанра фольклора коми.
В конце 1950-х годов экспедиция фольклориста Анатолия Константиновича Микушева выехала на Ижму — к самым северным коми, многое взявшим из ненецкой и русской культур. Регионы, где сталкиваются несколько разных традиций, часто оказываются интересными в фольклорном отношении. Так вышло и с Ижмой: Микушев обнаруживает там огромный пласт интереснейших лироэпических импровизаций. Это «плачевые слова», причитания, среди которых встречаются и свадебные, и рекрутские (посвященные сборам в армию или на войну), и колыбельные песни. Интонационно, структурно и мелодически это причитания, но причитания у колыбельки.
Я тебя хочу воспитать как отца твоего.
Но сумею ли воспитать, бедняжка, сироту без отца?
Твой отец хороший был, пропал без вести на проклятой войне.
Сколько добрых сыновей сгубил злодей Гитлер,
Все вложила в это (в воспитанье сына), всю я молодость свою!
Да война проглотила его, половодьем как будто унесло его,
И не видела больше лица его, уж куда он исчез, где мой сынок дорогой? Бабе тэнэ качайта лайкыд потаныс вылын,
Ме яг шӧр ваемаыс вылын качайта дона нукес,
Сьӧлэмесшӧрес ме тэнэ быдта зэй нин аслум пӧрысьмыгкежам,
Корке, дашке, и ме лоа зэй пӧрысьмыг усьыг, пӧрысьлун воыгкежам,
Зэй же нин ме тэнэ мӧда быдтыны буръя айыс моз.
Кудз ме, конере, тэнэ куча кужны айтэмлунас и шудтэмлунас?
Ай бур вед тэнад вӧли же, сыа вошема лёк вӧйнаыс вылын,
Лёк Гитлер мыйттэм бур дона пиес быредіс
Ставсэ вед ме пукті сэчче, став том бурес!
Лёк вӧйна тай сіе глӧкнитіс, визыы ваыс моз кылэдіс.
Иг нин аддзыл ме сылысь чужембансэ!
Кыче сыа бырлэма, кыче сыа усема да менам дона пией?
Эта колыбельная-причитание записана от Анны Людвиговны Каневой. Песня, которую мы выбрали для проекта, записана от нее же. Она рассказывает про то, как устроена колыбель, постель ребенка внутри нее и процесс укачивания. Мальчик Колюшка засыпает, а бабушка его качает, приговаривая, что он уже спит, тем самым как бы приближая реальность, в которой малыш заснул. Еловая (а значит, долговечная) колыбель привязана к оцепу, с помощью которого ее качают, березовый (а значит, гибкий) оцеп продет через железное (крепкое) кольцо, прикрученное к потолку. Длинный конец висит, короткий упирается в стену. На гибкий конец навешиваются два прочных лучка (две дуги) из черемухи, а к ним, в свою очередь, крепится люлька. Когда бабушка качает люльку, оцеп пружинит. Она может качнуть резче, может — мягче, и оцеп будет петь, поскрипывать по-разному, создавая аккомпанемент колыбельной.
«Перина» под ребенком — из оленьей шкуры. Оленеводство характерно для ижемских коми, живущих по соседству с ненцами. Олений мех нужен для тепла и мягкости, но не факт, что он правда лежит в Колюшкиной зыбке: колыбельная описывает идеальный мир, а не реальный. Поэтому и подушка у Колюшки — самая легкая и набита мягчайшим тетеревиным пухом. Укрыт Колюшка соболиным одеялом и теплым одеялом из овечьей шкуры — это самое лучшее, что бабушка может придумать для своего внука. Английская занавеска — покупная фабричная ткань, тоже очень дорогая, в отличие от домотканой. Постоянные эпитеты (соболиный, пуховый, английский) нужны, чтобы показать, что ребенок окружен вещами самых лучших свойств и превосходного качества.
В колыбельной можно услышать немало слов, которые похожи на русские. Коми очень много взаимодействовали с русскими: торговые люди привозили русские песни, солдаты запоминали русский репертуар, семьи коми и русские семьи жили рядом и пели песни друг друга. Русские слова настолько крепко вошли в фольклорный язык коми, что приобрели в нем особенное поэтическое качество, перестав быть просто функциональными заимствованиями. «Бабе жалес качайта да», «железнэй кольча», «лучки», «перина», «агличкей завесыс» — все эти слова формируют для Колюшки идеальный иллюзорный мир не только на уровне смыслов, но и на уровне поэтики самих слов.
Текст основан на интервью с Анатолием Васильевичем Панюковым, фольклористом, кандидатом филологических наук, доцентом, ведущим научным сотрудником сектора фольклора Института языка, литературы и истории Карельского научного центра Российской академии наук.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Эвенки — коренной народ Восточной Сибири тунгусо-маньчжурского происхождения. Эвенки живут на большой территории — от Енисея на западе до Охотского моря на востоке: в Иркутской, Амурской, Сахалинской и в Томской областях, в Якутии и Бурятии, в Красноярском, Забайкальском и Хабаровском крае. Эвенков можно найти в Монголии и на северо-востоке Китая. С точки зрения владения языком и поддержания оленеводства ключевые места — село Иенгра в Нерюнгринском улусе Якутии, село Усть-Нюкжа в Амурской области и Каларский район Забайкальского края. Являясь одним народом, эвенки из разных мест представляют собой разные этнические группы со своими культурными и языковыми особенностями. Численность в России: более 38 тысяч человек. Самоназвание: эвэнкил. Эвенки могут называть себя по месту, где они живут, или по типу деятельности: ламуганы — прибрежные жители Ламу (Байкала), орочоны — оленные эвенки Амурской области, мурчены — конные эвенки Бурятии. Термин «эвенки» стал повсеместно использоваться с начала 1930-х годов. Язык: эвенкийский. Принадлежит к тунгусо-маньчжурской семье урало-алтайской макросемьи. Выделяется три группы диалектов: северная, южная и восточная. У некоторых диалектов осталось всего несколько живых носителей. Религия: анимизм, православие, буддизм.
Фольклорные тексты эвенков практически невозможно записать в поле, они давно не воспроизводятся носителями языка. Изредка кто-то из лучших рассказчиков вспоминает сюжет сказки или мифа, но полного рассказа обычно не получается — лишь короткий пересказ. Похожая ситуация сложилась и с песнями. Тем не менее в XX веке исследователи эвенкийской культуры успели зафиксировать произведения нескольких жанров, в том числе сказочные предания (нимӈакан) и лирические песни с танцами (икэн).
У эвенкийских песен есть две характерные черты. С одной стороны, песенная культура эвенков формируется из системы традиционных личных и семейных напевов, в которых текстовая часть зачастую спонтанна. Песня — акт высказывания, а не ригидный жанр фольклора, и в ее исполнении очень важна импровизация.
Среди эвенков все еще можно встретить людей, которые помнят личные напевы отца или матери, но вот семейные напевы, передававшиеся от поколения к поколению, помнят только старейшины. По словам лингвиста Карины Шейфер, есть носители языка, которые по этим мотивам могут импровизировать:
«Если они знают определенный мотив и хорошо знают язык, они могут наговорить и напеть определенные вещи. На сайте Siberian Lang Siberian Lang — сайт на базе лаборатории автоматизированных лексикографических систем Научно-исследовательского вычислительного центра Московского государственного университета. На сайте собирают материалы по селькупскому, кетскому и эвенкийскому языку., например, есть песня-импровизация из хабаровской экспедиции, Варвара Иннокентьевна Амосова импровизирует в ответ на просьбу воспроизвести песню: „Вот пришли лингвисты, с ними сижу, хорошие люди, записывают мой язык“».
Колыбельное пение исследователи эвенкийской культуры называют баюдярӣ икэ̄н, а у эвенков Селемджинского района Амурской области есть и отдельное слово для их обозначения — эмкуттэвун. В основном же эвенки не выделяют колыбельные песни как отдельный жанр.
Интересно, что исполнители могут включать в колыбельную явления современности, удачно сочетая их с традиционными формулами:
Боба-боба, боба-боба,
Скорее усни,
Большим расти.
Птички прилетят,
Тебя унесут.
Боба-боба, боба-боба,
В космическом корабле,
Как в люльке, покачаешься. Боба-боба-боба-боба,
Химат асинмалчакал,
Хэгдыт балдыдякал.
Боба-боба-боба-боба,
Чинкур дэгдерэ,
Синэ дэгивусчэрэ.
Боба-боба-боба-боба,
Хэгды бэркэ оми,
Няӈняла дэгилдеӈэс
Боба-боба-боба-боба,
Няӈняли дэгивун
Аят эмутчеӈэн.
Колыбельная записана А. М. Айзенштадтом в селе Тунгукочен Читинской области от О. Н. Аруниевой во время фольклорных экспедиций 1964–1969 годов.
В. С. Гончиков, В. Д. Дамбаев. Эвэды Давлавурвар. Эвенкийские песни. Улан-Удэ, 1997.
В колыбельных эвенков часто присутствует языково-губная вибрация — специальный исполнительский прием. Ее можно услышать и в исполнении певицы Синильги («Снежная» по-эвенкийски), которое мы записали для проекта.
О песне
Эта колыбельная — личная песня Евгении Алексеевны Курейской, она опубликована под названием «Нококо». Нококо — это уменьшительно-ласкательная диалектная форма слова нэкун, означающего младшего родственника второго порядка (это может быть младший брат или сестра, племянник, племянница, внук или внучка). Но по тексту колыбельной мы знаем, что посвящена она именно внучке.
В колыбельной множество раз повторяется «боба-боба». В эвенкийском языке есть слово бэ̄, означающее колыбель или люльку, в которой находится ребенок. Его, как и глагол бэ̄бэми — «качать люльку с ребенком», — можно связать с «боба». Также близки по звучанию слова, связанные в урмийском, учурском и сахалинском диалектах со словом «плакать» или жалобными криками, которые издает заяц. Однако эти сближения основаны на интуиции, и происхождение «боба-боба» остается неясным.
Рассказывает Карина Шейфер:
«Такие звукоподражательные песенные элементы очень характерны для тунгусских песнопений. Например, есть такой жанр — нимӈака̄н. В нем очень часто персонажи, прежде чем начать речь, затягивают свой запев. Вот белка по-эвенкийски будет улукӣ, и в нимӈакан она будет запевать: „Улу-улу-улу-улу“».
В колыбельной бабушка желает, чтобы внучка выросла похожей на нее. Она рассказывает, что в низине малышку ждут оленята — издают свой характерный звук, хорканье, и машут рогами, а на рогах висят ко̄ӈа̄ктэлтын — колокольчики-ботала. Оленчики принадлежат девочке, поэтому они упоминаются как ороко̄рин — «ее/его оленчики». Возможно, этот сюжетный мотив колыбельной связан с обрядом, согласно которому ребенку после его рождения посвящают белого олененка. В другой части песни оленята именуются словом, обозначающим олененка до года, — эӈнэкэ̄н. Они везут малышку вниз по течению и наказывают, чтобы она хорошо жила. Так, в упряжке из оленят, девочка и отправляется в царство сна.
Текст подготовлен на основании интервью с Кариной Олеговной Шейфер, младшей научной сотрудницей Лаборатории исследования и сохранения малых языков Института языкознания РАН, старшей преподавательницей Школы лингвистики НИУ ВШЭ.
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
Якуты — тюркский народ, в основном живет в Якутии. Численность: около 480 тысяч человек. Самоназвание: саха, сахалар «Сахалар» — множественное число от «саха».. Язык: якутский. Относится к тюркской семье языков. Якутский отличается от других тюркских языков наличием лексики монгольского и тунгусо-маньчжурского происхождения. Некоторые слова заимствованы из русского языка. Религия: айыы, православие, шаманизм, тенгрианство.
В якутской традиции колыбельные найти сложно: текстов записано и опубликовано очень мало Редкий пример опубликованной якутской колыбельной — колыбельная, записанная от Устина Нохсорова и вышедшая в сборнике «Образцы якутского песенного фольклора» под номером 17. В электронной версии сборника ее можно послушать.. Исследователи якутской культуры больше обращали внимание на другие жанры: сказки, песнопения, олонхо (якутский эпос), осуохай (хороводный танец во время праздника Ысыах), алгысы (благопожелания, благословения, молитвы, заговоры), кэпсээн и сэhэн (устные рассказы о прошлом — мифы, легенды, предания) и даже скороговорки — чабыргах.
Колыбельные (по-якутски биhик ырыата) исследователи обычно включают в состав бытовых песен, не выделяя в качестве отдельного жанра, а потому редко фиксируют. Интересно, что одновременно с этим современные эстрадные певцы, наоборот, очень активно используют словосочетание биhик ырыата, называя таким образом самые разные песни, не только колыбельные.
Сегодня родители в качестве колыбельных поют обычные (мелодичные, медленные, лирические, убаюкивающие) авторские песни, которые они знают и могут спеть, в том числе русские, например «В лесу родилась елочка…». Фольклористка Айталина Кузьмина рассказывает про свой собственный опыт:
«Нас в семье 10 детей, я самая старшая. В мои обязанности входило и укладывание в дневной сон малышей: качала их в коляске и пела все знакомые мне песни. А вечером родители говорили: „Утуйуҥ“ („Спите“) — и выключали свет».
Но малое количество колыбельных с лихвой восполняется богатейшей обрядовой традицией, связанной с рождением ребенка, его ростом, имянаречением и даже укладыванием в колыбель.
Рождением ребенка у якутов ведает богиня плодородия Айыысыт Бисерные голени имеющая,
Узорчатые колени имеющая,
В наколенниках из лучших волчьих шкур,
В дохе из соболя с серебристою остью,
В шапке из лапок рысьих мехов с проседью,
С ярко (на ней) сияющей
Серебряной круглой бляхой
Размером с расчищенную (ото льда) прорубь,
В серебряных украшениях спереди-сзади,
В колодке (гривне) на шее,
В серьгах с подвесками вдоль щек,
С опушкой из черного росомашьего меха,
Шапку свою надвинув,
С оторочкой из красноватого росомашьего меха.
Описание Айысыыт. Взято из книги «Обрядовая поэзия саха (якутов)» (2003).. Она дает женщине дитя. Если женщина чем-то прогневила Айыысыт, то богиня может сделать ее бесплодной (в этом случае якуты говорят: «Айыыhыт хадьырыйбыт», что означает «Айыысыт перегрызла»). По одной из версий, именно Айыысыт дает ребенку кут (что-то вроде души). Согласно традиции, через три дня после рождения ребенка женщины, смеясь и радуясь, провожали богиню — это очень важно сделать правильно. Через семь дней новорожденного укладывали в колыбель, туда же клали предметы: девочке — ножницы, а мальчику — нож с березовым черенком. Это одновременно обереги и символы работы, которая ждет человека в будущем. А иногда под подушку в колыбель могли положить плоскую речную гальку: считается, что кут ребенка — нечто очень легкое и при малейшем его испуге может улететь.
Фольклорист Айталина Кузьмина рассказывает, что якуты делили взросление человека на множество периодов: «Новорожденных называли уу кысыл ого, дословно — „водно-красный ребенок“. Когда ребенок рождается, он красного цвета, поэтому так и называли. Потом, уже с шести месяцев, — по-другому, с годика до трех — по-другому, и так далее».
«Водно-красный ребенок» максимально уязвим для злых духов-пожирателей — ого абаасыта. Именно поэтому малыша никому не показывали сразу после рождения, скрывали его пол. По этнографическим источникам известно, что после рождения девочки о роженице говорили сыаламмыт, то есть «разродилась жиром». Если родился мальчик, то говорили хабдьыламмыт — «разродилась куропаткой», имея ввиду, что мальчику предназначено охотиться за куропатками. Ребенка до определенного возраста оберегали от чужих глаз, считая, что плохие люди могут навлечь беду, старались не называть по имени, предпочитая использовать пренебрежительные имена-обереги, например бытархай («мелочь»), бёх («мусор»). Кроме того, ребенку могли давать два имени: одно вначале, другое — когда малыш вырастает. Это делали для того, чтобы злые духи не узнали и не съели ребенка.
Ребенок получал статус человека не сразу, считалось, что младенца еще можно изменять, преобразовывать. Например, во время кормления мать выпрямляла, выглаживала неровности головы младенца, для того чтобы в дальнейшем судьба ребенка была правильной и гладкой. «Наиболее красивой и желательной формой головы считалась круглая (тёгюрюк). Плоский (хаптагай) или вытянутый (ньолбогор) череп „исправляли“ путем осторожного сдавливания и растирания головы маслом» Р. И. Бравина. Концепция жизни и смерти в культуре этноса. На материале традиций саха. Новосибирск, 2005.. Таким же образом мать могла «выпрямлять» руки, ноги, живот или спину.
Когда ребенок взрослел, обрядов становилось меньше, а желания узнать про его судьбу и будущие навыки — больше. Об этом рассказывает Айталина Кузьмина: «Взрослые начинали проводить испытания, на что этот ребенок может пригождаться — например, может ли стать воином. Могли в него кинуть тяжелыми варежками, и если ребенок не падает, значит, он может стать воином».
Любопытно, что в колыбельной звучит типично русское «бай-бай» А еще любопытно, что в якутском языке есть слово «биэбэй» («малыш»). И иногда там, где в русских колыбельных было бы «бай-бай», якуты поют «биэй, биэй, биэбэйбин».. Внимательный слушатель может уловить и еще одно русское слово. Ребенка в колыбельной называют «биэлэй-биэлэй чыычаах» («белый-белый птенчик»). В якутском языке есть два слова для обозначения белого цвета: маҥан и үрүҥ. Но русское «белый» нужно для созвучия: «Биэлэй-биэлэй чыычаах / Биэтэҥкэстиирим дьолугар».
Судя по тексту колыбельной, ее начало предназначено для того, чтобы мать (либо бабушка) гладила и «исправляла» все части головы малыша (лоб, переносицу, нос, щеки, уши), создавая ему гладкую и ровную жизнь.
Затем в колыбельной поется о том, что суровая зима уйдет, а морозы сгинут. Зима — это тяжелое время года, так что якуты очень рады весне и лету, когда заботиться о ребенке гораздо легче.
Последняя часть песни больше всего насыщена символами. Ребенку обещают сделать печь из серебра и золотую колыбель. Серебро и золото в якутском (и шире — в тюркском) фольклоре символизирует нечто божественное и прекрасное. Например, в якутском, алтайском, шорском и хакасском эпосах родная земля богатыря в соответствии с мифопоэтическим представлением о прекрасном изображается серебряным/золотым покровом, с серебряной/золотой растительностью, серебряными/золотыми горами и водоемами, степью и берегами.
А теперь вернемся назад и вспомним, что ребенка в колыбельной называют птенчиком. На первый взгляд, птенчик — обычное уменьшительно-ласкательное название. Однако, согласно представлениям якутов, и душа ребенка, а точнее кут, могла принимать облик небольшой птички, и птичкой отправлялась назад к богине Айыысыт после смерти. Называя так своего ребенка в колыбельной, мать подчеркивала, как хрупко новорожденное дитя, а значит, как важно его любить и беречь пуще глаза.
Текст основан на интервью с фольклористкой Айталиной Ахметовной Кузьминой, кандидатом филологических наук, старшей научной сотрудницей Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера Сибирского отделения Российской академии наук (отдел фольклора и литературы).
Проект подготовлен совместно с «Яндекс Путешествиями»
Проект «Колыбельные народов России» состоит из нескольких частей. В приложении «Гусьгусь» все те же песни собраны в удобный плейлист. Там есть и другие колыбельные, а также подкасты, сказки и лекции для детей. «Яндекс Путешествия» составили путеводитель по местам, где каждый может познакомиться с традициями и культурой народов, о которых мы говорим в проекте. А в приложении «Радио Arzamas» вскоре запустится подкаст, в котором фольклористы подробно расскажут о нескольких колыбельных песнях.
