Пушкин и «поэтическая жопка»

Фразу «Ай да Пушкин, ай да сукин сын» из письма Пушкина Петру Вяземскому об окончании работы над «Борисом Годуновым» цитируют, возможно, чаще самого «Бориса Годунова». Целиком это письмо мало кто читал: выражение «сукин сын» считалось относительно пристойным, но обычно текст печатали с другими купюрами. Пушкин пишет:

«В глуши, измучась жизнью постной,
Изнемогая животом,
Я не парю — сижу орлом
И болен праздностью поносной.
Бумаги берегу запас,
Натугу вдохновенья чуждый,
Хожу я редко на Парнас,
И только за большою нуждой.
Но твой затейливый навоз
Приятно мне щекотит нос:
Хвостова он напоминает,
Отца зубастых голубей,
И дух мой снова позывает
Ко испражненью прежних дней.

       Благодарствую, душа моя, и целую тебя в твою поэтическую <жопку> — с тех пор, как я в Михайловском, я только два раза хохотал; при разборе новой пиитики басен и при посвящении <говну говна> твоего. — Как же мне не любить тебя? как мне пред тобой не подли-чать — но под­личать готов, а переписывать, воля твоя, не стану — смерть моя и толь­ко.
      Поздравляю тебя, моя радость, с романтической трагедиею, в ней же первая персона Борис Годунов! Трагедия моя кончена; я перечел ее вслух, один, и бил в ладоши и кричал, ай да Пушкин, ай да сукин сын! Юродивый мой малый презабавный; на Марину <у тебя встанет> — ибо она полька, и собою преизряд­на (вроде Катерины Орловой, сказывал это я тебе?). Прочие также очень милы; кроме капитана Маржерета, кото­рый все по-матерну бранится; цензура его не пропустит».

Другие выпуски
Пушкин дня
микрорубрики
Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года
Архив
Литература, Антропология

Три страшные сказки

Летающие шаманы, оборотни и сам дьявол