Новые книги про 1917 год
Как не могли договориться власть и общество, что́ о революции думали рабочие, как ее воспринимали в действующей армии — и другие книги про 1917 год, которые советует сооснователь книжного магазина «Фаланстер»
Когда тема обеих революций ушла из официальной повестки, исследователи смогли сконцентрироваться на науке, а не на политике. Несколько книг, вышедших в последнее время, не навязывают конструкты, не дают однозначных оценок, а пытаются восстановить контекст. Основываясь на дневниках, воспоминаниях, периодических изданиях, документах, историки разбираются с важными явлениями и событиями 1917 года.
Давид Мандель. «Петроградские рабочие в революциях 1917 года (февраль 1917 года — июнь 1918 года)». Издательство «Новый хронограф». М., 2015
Имя Давида Манделя связано с амстердамским Международным институтом исследований и образования (IIRE) — авторитетнейшей организацией, занимающейся изучением мирового рабочего движения. Автор рассматривает отношение петроградских рабочих к событиям 1917 года. Отношение это менялось со временем, постоянным оно вовсе не было. Раньше рабочих представляли либо беспомощной недалекой массой, которой легко манипулировали проходимцы, либо несгибаемыми борцами, объединенными единым порывом. Разумеется, на деле в 1917 году квалифицированные рабочие, фабричные и заводские (между ними существует принципиальная разница), не проявляли ни единодушия, ни наивности. Мандель рассматривает настроения, симпатии и их динамику в разные моменты этого года. Его исследование основано на разнообразном, ценнейшем, редком материале. Документы, донесения, воспоминания…
Единодушия у рабочих не было, зато были определенные политические пристрастия. Среди рабочих были представители почти всех политических взглядов и движений. Однако Мандель отмечает, что вскоре после Февраля (поддержанного большинством) в среде рабочих появляется разочарование в революции. Долгожданное Временное правительство не смогло улучшить положение рабочих. Напротив, новая власть продолжала относиться к промышленным рабочим не как к классу, но (как и старая) как к таким своеобразным крестьянам, не понимая и не соотнося их со своими интересами и задачами. Временное правительство стало безответственно давать обещания, даже не задумываясь об их выполнении.
Однако промышленные рабочие были уже сформированной группой, могли выступать от своего имени и отстаивать свои интересы. Большевики обладали серьезным влиянием на рабочих, но на заводах были и сторонники Учредительного собрания, неготовые к диктатуре пролетариата. 1917 год рассматривается как история совпадений самосознания рабочих и интересов политических партий. Совпадение и расхождение этих интересов и определило дальнейшую судьбу России.
Федор Гайда. «Власть и общественность в России: диалог о пути политического развития (1910–1917)». Издательство «Русский фонд содействия образованию и науке». М., 2016
Распространенное мнение: революция 1917 года случайна. Набор трагических совпадений привел к масштабным последствиям. «От ничтожной причины — к причине, / А глядишь — заплутался в пустыне, / И своих же следов не найти». Думать так очень комфортно: как минимум не приходится разбираться в этих самых причинах. Наверное, это реакция на советское объяснение революции.
Книга Федора Гайды рассматривает период с 1910 по 1917 год. Автор задался целью проследить отношения между властью и общественностью, которые привели к семнадцатому году. В заглавии идет речь про диалог, хотя книга, ссылаясь на тысячи источников, доказывает, что одной из причин краха империи как раз и было отсутствие диалога, его практическая невозможность.
Чехарда правительств, дум, отсутствие политической культуры как у верхов, так и у общественности стали препятствием для возможности построения полноценного общества в начале ХХ века. Автор отмечает замечательный (но далеко не единичный) момент: в 1915 году депутаты думы обращались к верховной власти с предложением разделить всю полноту ответственности за государство в сложный военный период истории. Эти заявления центристов были безответственным популизмом. Кризис тотального непонимания продолжался и усугублялся. Власти последовательно отдаляли всех, кто мог бы хоть
Федор Гайда скрупулезно рассматривает настроения политизированной части общества, смену мнений власти и пишет книгу о последовательном непонимании, а не просто череде случайностей. Кстати, цитата Ходасевича выше приведена неслучайно: автор к каждой главе приводит эпиграф из поэтов Серебряного века, находя в стихах отражение тотальной потери коммуникации.
Владимир Джунковский. «Воспоминания (1915–1917)». Т. 3. Издательство им. Сабашниковых. М., 2016
Третий том воспоминаний Владимира Федоровича Джунковского начинается с его отставки с места товарища министра внутренних дел и командующего Корпусом жандармов, а заканчивается полной отставкой и назначением персональной пенсии в январе 1918 года. Перед нами прекрасно комментированный том воспоминаний. Джунковский описывает, как русская армия всего за три года теряет всяческую боеготовность и практически полностью разлагается. Начинаются эти процессы вовсе не с отречения и «дозволения младшим чинам ездить в трамваях» (оказывается, до февраля 1917 года это было запрещено), а несколько раньше. Это не вполне ожидаемый взгляд на 1917 год — глазами генерал-лейтенанта действующей армии. Кстати сказать, Джунковский пользовался заслуженным уважением своего 3-го Сибирского армейского корпуса. В сентябре солдатский комитет избирает его на должность командующего. Владимир Федорович описывает свои повседневные заботы по поддержанию корпуса, но он способен обобщать, его опыт позволяет видеть ситуацию и со стороны.
Биография Джунковского необыкновенна. С 1891 года он адъютант великого князя Сергея Александровича, московского губернатора, убитого бомбой в 1905-м; затем — губернатор Москвы; в 1913 году был назначен товарищем министра внутренних дел и командующим Отдельным корпусом жандармов. Запретил использовать в качестве осведомителей учащихся, студентов и солдат, дабы не «развращать неокрепшие умы» политическим сыском. Вот его слова о легендарном провокаторе: «Я слишком уважал звание депутата и не мог допустить, чтобы членом Госдумы было лицо, состоящее на службе в департаменте полиции, и поэтому считал нужным принять все меры к тому, чтобы избавить от нее Малиновского». В немилость Джунковский попадает не за «излишний либерализм», а за донесения об оргиях Распутина в московском «Яре». Просится на фронт, с честью служит, не разделяя заботу о солдате и выполнение воинского долга.
В 1917 году в дневниках много показного недоумения. Не уверен, что опытный царедворец в действительности так удивлялся происходящему. В описании событий, могущих стоить жизни, автор отклоняется от сухого слога, и в записках становится заметна весьма язвительная ирония.
Судьба Владимира Федоровича Джунковского после революции складывается неожиданно, а некоторые моменты до сих пор не прояснены. После нескольких арестов он оказывается на свободе по личному распоряжению Дзержинского. Многие историки настаивают на его участии в организации работы ВЧК в качестве консультанта. Некоторые утверждают, что именно он разработал операцию «Трест» Операция «Трест» (1921–1926) — операция Государственного политического управления (ОГПУ) Советского Союза по созданию фальшивой антибольшевистской организации, которая должна была выявить настоящих монархистов.. Доподлинно известно, что в конце 1920-х Джунковский с органами уже не сотрудничает, работает церковным сторожем, смотрителям маяка в Крыму, дает уроки французского. Вернувшись из Крыма в Подмосковье в 1938 году, 72-летний бывший губернатор Москвы был арестован и расстрелян.
«Россия 1917 года в эго-документах. Воспоминания». Издательство «Политическая энциклопедия». М., 2015
В книгу вошло 24 документа о 1917 годе в России. Эти воспоминания печатаются впервые, написаны они в разных местах и в разное время, принадлежат людям с различным образованием, личным опытом, положением в обществе, идеологией. Почти все они — совершенно безвестные очевидцы событий. Тексты структурированы по семи разделам, объединенным не сходством, а противоречием, разнонаправленной оптикой: верхи — низы, cтолица — периферия, фронт — тыл, свои — чужие, женщины — мужчины, взрослые — дети, город — деревня.
Составители старались избежать так называемой вторичной памяти, когда автор принимает распространенные идеологические штампы или растиражированные анекдоты за собственные воспоминания. Им предельно важно понять не эмоциональное состояние автора в момент написания мемуаров, а само ощущение 1917 года.
Составители не собираются навязывать нам единое представление, они даже не пытаются показать 1917-й во всем многообразии. Зато они дают необыкновенную возможность почувствовать очень личные ощущения людей. Представить этот год не высеченной в мраморе последовательностью официальных событий, а тысячей маленьких, иногда совершенно бытовых происшествий.
Заметно, что и время, и пространство в революционные годы перестает быть линейным (собственно, об этом прямым текстом написано во вступлении). То, что в 1910-м занимало не больше пяти минут, в 1917-м производится невероятно долго,
