Конспект Самойлов. «Мне выпало счастье быть русским поэтом…»
Краткое содержание эпизода Андрея Немзера из курса «Русская литература XX века. Сезон 4»
Мне выпало счастье быть русским поэтом.
Мне выпала честь прикасаться к победам.
Мне выпало горе родиться в двадцатом,
В проклятом году и в столетье проклятом.
Мне выпало все. И при этом я выпал,
Как пьяный из фуры, в походе великом.
Как валенок мерзлый, валяюсь в кювете.
Добро на Руси ничего не имети.
Первые строки стихотворения отчетливо параллельны: «Мне выпало счастье быть русским поэтом. / Мне выпала честь прикасаться к победам. / Мне выпало горе родиться в двадцатом…» Могло бы возникнуть ощущение монотонии, если бы не уже сработавшая в первом двустишии антитеза. Счастье и честь — слова похожие, фонетически близкие, но резко противопоставленные. Счастье выпало личное, честь же выпала лишь прикасаться, быть в общности. Разумеется, честь прикасаться к победам — это участие в войне, один из важнейших моментов, определивших поэтическую судьбу Самойлова. Дальше: «Мне выпало горе родиться в двадцатом», — и мы ждем синтаксического продолжения, но вместо этого возникает мощное, взрывное развитие: «В проклятом году и в столетье проклятом». Чем 1920-й так не угодил поэту? Думаю, здесь все очень просто. У Бориса Слуцкого, ближайшего соперника и друга Самойлова, есть стихотворение, начинающееся строками: «В девятнадцатом я родился, но не веке, а просто году». Дальше приятие и рождения в 1919 году, и выпавшего ХХ века становится организующим мотивом. А у Самойлова наоборот — раз проклято столетье, то и мой год будет проклятым.
В следующем двустишии сильный слом. «Мне выпало все. И при этом я выпал…» Безличный глагол становится личным. Этот безличный глагол важен для Самойлова. В стихотворении «Сороковые» написано: «Как это было! Как совпало — / Война, беда, весна и юность! / И это все в меня запало / И лишь потом во мне очнулось!» В другом раннем и тоже очень известном тексте сказано: «Я только завтра буду мастер, / И только завтра я пойму, / Какое привалило счастье / Глупцу, шуту, бог весть кому». Самойлов верит в своих читателей, верит, что они это помнят. И вот наконец: «Мне выпало все. И при этом я выпал, / Как пьяный из фуры, в походе великом». Здесь как раз надо помнить про шута, и глупца, и бог весть кого.
Дальше: «Как валенок мерзлый, валяюсь в кювете. / Добро на Руси ничего не имети». Получается по Екклезиасту: что ни делай, ни к чему не придешь. И все-таки это не так: первая строчка отзывается для русского читателя стихотворением Максимилиана Волошина «На дне преисподней», посвященным памяти недавно умершего Блока и убитого Гумилева: «Темен жребий русского поэта: / Неисповедимый рок ведет / Пушкина под дуло пистолета, / Достоевского на эшафот». У Самойлова слово «жребий» не названо, но выпадает именно он.
У самойловского текста есть еще один выразительный ритмический аналог — стихи Германа Плисецкого «Памяти Пастернака»: «Поэты, побочные дети России! / Вас с черного хода всегда выносили. / На кладбище старом с косыми крестами / Крестились неграмотные крестьяне». Их выносили с черного хода; я же (Самойлов), которому выпало это самое счастье быть русским поэтом, — я нахожусь по сравнению с ними, пожалуй, в веселом положении.
Стихотворение, написанное в 1981 году, увидело свет лишь в 1985-м в книжке «Голоса за холмами». Она вышла в Таллине, где цензура была слабее. В книге появился и ряд совсем старых текстов Самойлова, прежде невозможных в печати, и кое-что из нового. Но, какими бы либеральными ни были эстонские власти, заведующая редакцией издательства «Ээсти Раамат», выпустившей эту книгу, Нелли Абашина получила выговор. А два года спустя Самойлов за ту же книгу получил Государственную премию СССР по литературе и искусству. Премию вручал начальник советских писателей товарищ Георгий Марков, который, как мы знаем из дневника Самойлова, сказал: «Стихи, не побоюсь, классические». Приведя это речение, Самойлов сделал замечательную запись: «Осмелел».
