Расшифровка Прогрессирует ли общество?

Могут ли ученые помочь политикам и почему в Латинской Америке провалилась модернизация

Часто приходится слышать, что задача социологии состоит в том, чтобы помо­гать обществу развиваться. В самом деле, социологи — это, по идее, люди, знающие законы, по кото­рым устроено и развивается общество. Стало быть, мы вполне можем ожидать, что они будут рассказывать, каким образом обще­ство должно развиваться, что они будут давать советы и рекомендации тем, кто взял на себя ответственность за управление обществом.

Чтобы подумать о том, насколько это верно, нам придется сначала разложить этот миф на несколько элементов. Первый элемент — это убежденность в том, что общества развиваются. Идея о том, что существует некоторая социальная эволю­ция, что общества проходят некоторый путь развития, существовала длительное время в разных формах, но всерьез укорени­лась в европейском сознании, пожалуй, только к XIX веку. Родоначальник социологии Огюст Конт говорил, что два главных элемента, на которых поко­ится общество и которые следует изучать социологии, — это порядок и про­гресс. Но для возникновения идеи о том, что общество проходит через опре­деленные стадии прогресса, людям — социологам, антропологам, в целом тем, кто интересовался социаль­ной наукой, — потребовалось начать сравнивать себя с какими-то другими обществами. Иными словами, увидеть рядом с собой кого-то, кто, предполо­жительно, находится на другой стадии развития.

Этот процесс был достаточно длинным. В Европе он довольно интенсивно проходил, по крайней мере с эпохи Великих географических открытий, и к XIX веку более или менее оформился в доктрины эволюционизма. Именно XIX век характерен появлением множества различных концепций, указы­ваю­щих, каким образом развивается общество, какие этапы оно проходит во время своего развития. Предполагалось, что те общества, которые европейский на­блю­датель встречает, когда имеет дело, например, с колониями, — это об­ще­ства, которые находятся на предыдущем этапе развития, которые еще не до­росли. Как правило, это связано с их религиозным характером, с тем, что в них господ­ст­вует политеизм (в отличие от монотеизма европейских обществ), или с тем, что им неизвестна наука, неизвестен научный способ познания мира; во мно­гом это связано и с тем, что им не знакомы некоторые материальные блага, которые известны европейской цивилизации.

Критика эволюционистов в полной мере развернулась в начале XX века. Именно в это время некоторые антропологи начали приезжать в другие об­щества не на короткий срок — с миссионерскими целями или с целями оказать какую-то краткосрочную помощь местной колониальной администрации. Они приезжали туда надолго, на несколько лет, жили с людьми, которых иссле­до­вали, и при этом старались ограничивать контакты с представителями собст­венных обществ.

Такие антропологи поняли, что общество нужно рассматри­вать как нечто целостное, что все его элементы можно понять, только если понимать их как составляющие некоторой единой системы. Их не следует сразу пытаться расположить на какой-то шкале, чтобы сравнивать их с анало­гичными эле­ментами в том обществе, которое является для тебя близким, например, где ты ро­дился. Для того чтобы понять значение того или иного ритуала, того или иного сим­вола, даже если он вызывает отвращение и кажется очевидным пережит­ком, необходимо поместить его в контекст общей куль­турной системы. Тогда окажется, что он выполняет некоторую функцию и зачем-то нужен этому обществу, чтобы воспроизводиться. Если мы просто уберем его оттуда, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, желанием побыстрее продвинуть это общество на лестнице прогресса, то не исключено, что все зда­ние культуры рассыпется как карточный домик.

Очень легко убрать те риту­алы, которые кажутся наиболее раздражающими, дурацкими или отсталыми. Но можно не заметить, как исчезновение этих ритуалов вызовет, например, падение авторитета определенных групп — скажем, старших возрастных групп или группы жрецов; как их исчезновение, подобно эффекту домино, дальше вызовет разрушение властных иерархий, крах всех других институтов, неспособность людей договариваться по элемен­тарным вопросам совместного выживания — и приведет к упадку в данном обществе.

Таким образом, идея о том, что все общества движется по пути прогресса, долго и небезосновательно оспаривается в социальной науке. В знакомом нам виде эта идея фигурирует в так называемой теории модернизации, которая говорит, что все общества не просто движутся по пути прогресса, а что все они на самом деле идут по одному и тому же пути; что те общества, которые ушли по этому пути дальше, не просто прошли все предыдущие стадии, но и знают, как их про­ходить. Тем самым они должны помогать отстающим обществам, экспортируя в них те способы действия и учреждая те институты, которые являются более прогрессивными.

Теория модернизации основывается на идее о том, что традиционное общество понемногу выходит из своего закостеневшего состояния и проходит некоторый революционный этап преобразований во время индустриальной революции. Индустриальная революция сначала высвобождает определенные экономи­ческие потенциалы, а потом начинает затрагивать все новые и новые сферы жизни общества — и вот происходит прорыв. Результаты этого прорыва за­креп­ляются, и благодаря ему открывается перспектива общества, в котором у людей будут гораздо более обширные возможности и гораздо более высокие шансы в жизни, чем у людей в традиционном обществе. Один из основных теоретиков модернизации Уолт Ростоу считал финальной стадией модерни­зации наступ­ление эпохи массового потребления, в которой множество своих потребностей смогут удовлетворять не только представители элиты, но и са­мые широкие массы.

Теория модернизации важна не только с тео­ретической точки зрения — но еще и потому, что ею руководствовались и продол­жают руководствоваться многие политики в разных странах мира. Она оказала очень большое влияние на вы­стра­ивание международных отношений, на созда­ние системы, в которой существует современное государство, на выстраивание оппо­зиции между развитыми странами и развивающимися. В рамках этой системы предпола­галось, что развитые страны должны финансово помогать развиваю­щимся и обучать их тому, каким образом следует про­двигаться по этой лестнице прогресса, лестнице модернизации. А когда эти страны продвинутся, то, достиг­нув процветания, они, конечно, без труда вернут то, что взяли в долг.

Критики теории модернизации стали появляться в 1960–70-е годы в рамках так называемых теорий зависимости. Во-первых, многие из них были родом из Латинской Америки, то есть из зоны, которая первой почувствовала на себе влияние доктрины модернизации. Во-вторых, они часто были бывшими чинов­никами или собственно ответственными лицами. В рамках теорий зависимости они указывали на то, что идея деления обществ на развитые и «догоняющие», кото­рые следуют их при­меру, на самом деле оборачивается тем, что этот разрыв между развитыми и развивающимися обществами все время воспро­изводится. Развитые общества подсаживают общества раз­вивающиеся на дол­го­вую иглу, взамен забирают контроль над ресурсами этих обществ, получают новые рынки сбыта и дешевую рабочую силу. А кредиты, которые они предо­ставляют развивающимся обществам, идут на покупку элиты, кото­рой дается возможность беспрепятственно их разворовывать. И сам по себе разрыв между развитыми и развивающимися обществами никуда не девается.

Итак, теория модернизации также много и часто критиковалась. Что же каса­ется идеи о том, социология могла бы каким-то образом поучаствовать в этой задаче развития по некоторому общему пути, то против этой идеи есть два весьма важных возражения, которые возникли в социальной науке еще на ран­них ее этапах.

Одно из этих возражений связано с концепцией Карла Маркса. С точки зрения Маркса, идея о том, что развитие общества обязательно означает развитие всего общества в целом и что его бенефици­арами являются все члены обще­ства, пытается замаскировать наиболее очевидное в общественных отноше­ниях — а именно существование непре­одолимого в рамках данного общества конфликта между теми, кто обладает собственностью на средства произ­вод­ства, и теми, кого эти обладатели соб­ственности эксплуатируют. Развитие общества выгодно, конечно, тем, кто обладает собственностью на средства производства, кто господствует в этом обществе. И поэтому все усилия по раз­витию общества на самом деле явля­ются усилиями по обогащению или уси­лению позиций тех, кто в нем господствует. Из этого ведь вовсе не следует, что они будут каким-то образом делиться с теми, над кем они господствуют.

Второй же аргумент против участия социологии в развитии общества связан с тем, что если эта эволюция общества действительно существует, то, может быть, это вовсе не прогресс, а как раз регресс. И в рамках работ ранних социо­ло­гов, особенно немецких, эта тема является одной из ключевых. Их идея в том, что в современном обществе люди объединены не традицией, не кров­но­род­ственными отношениями, не общим опытом или устремлениями, а лишь как партнеры в рамках товарного обмена. Если судьба общества действительно состоит в том, чтобы перейти к такому рыночному способу объединения, то это, вероятно, не самое позитивное явление — и не факт, что следует его поощрять и в нем участвовать. Таким образом, против идеи о том, что социо­логи должны способствовать прогрессу общества, можно выдвинуть целый ряд самых разных возражений.