Расшифровка Как работают соцопросы?

Существует ли общественное мнение, не врут ли опросы и как Гэллапу удалось предсказать победителя выборов

Так получилось, что социологию обыденным образом связывают с опро­сами общественного мнения. Не то чтобы это было совсем неверно, но если мы посмотрим на то, как возникали опросы общественного мнения, то увидим, во-первых, что они возникли несколько позже, чем социология (по крайней мере в том виде, в котором мы их знаем сегодня), а во-вторых, что отношения между опросами общественного мнения и социологией всегда оставались довольно напряженными.

Причина в том, что сама идея общественного мнения таит в себе известные противоречия. Мы уже говорили о том, что понятие общества можно опре­де­лять по-разному и во многих случаях его не склонны сводить к сумме инди­видов. Однако в середине XIX — начале XX века, когда возникает социология, стремительное технологическое, научное и духовное развитие Европы при­водит к тому, что нарушаются привычные способы взаимодействия между людьми, способы их ассоциаций, способы совместной жизни. На их место то ли заступают какие-то другие, то ли не заступает вовсе ничего. Самым большим страхом основателей социо­логии в начале XX века был социальный вакуум — жизнь атомизи­рованных отдельных индивидов, которые потеряли понимание друг друга и возможность чувствовать друг друга и как-либо взаимодействовать, оказались в ситуа­ции, когда каждый сам за себя.

Один из основателей социологии Фердинанд Тённис именно эту ситуацию и называет термином «общество», считая, что общество как способ ассоциации людей появляется относительно поздно, что общество не существовало всегда. Тённис называет обществом некоторый особый способ взаимодействия людей, при котором они остаются совершенно независимыми друг от друга и всту­па­ют в контакт только по мере необходимости, если им нужно заключить друг с другом какие-то сделки.

Теперь вернемся к общественному мнению. По словам Тённиса, мы можем говорить об общественном мнении, с одной стороны, как о наборе индиви­дуальных высказываний, а с другой стороны — как о согласованном мнении всего общества. Но может ли иметь единое мнение все общество, понятое именно как просто случайное собрание отдельных индивидов, не связанных друг с другом? Это похоже на ситуацию в парламенте, когда есть либо разно­голосица мнений, либо единая согласованная позиция всего парламента. Для Тённиса было большим вопросом, возможно ли второе.

В начале 1920-х годов Тённис и американский теоретик Уолтер Липпман одновременно, не сговариваясь, написали книги об общественном мнении. В своих книгах они примерно с оди­нако­вых позиций критико­вали идею обще­ственного мнения — идею о том, что не связанные друг с другом, потерявшие что-либо общее друг с другом индивиды могут, соби­раясь вместе, иметь какое-то единое мнение. Даже если мнение таких индивидов совпадет, это будет всего-навсего сумма их мнений, но не мне­ние общества как надынди­виду­аль­ной самостоятельной реальности.

Однако идея общественного мнения и опросы общественного мнения вошли в поли­ти­ческую жизнь западного мира прочно и надолго — и, в общем, без особого участия самих социологов. Еще в XIX веке в Америке существовала практика опросов, которые проводились крупными газетами. Газеты рассылали своим читателям анкеты и получали от них реакцию, которую потом публи­ковали в следующих номерах. Эта практика носила название «соломенных опросов», особенно в тех случаях, когда с помощью нее пытались предска­зывать какие-то значимые события в жизни общества. «Соломенных» — потому, что ее срав­нивали с методом подбрасывания соломы вверх, чтобы посмотреть, куда дует ветер.

Журнал The Literary Digest снискал себе славу наиболее успешного в деле таких «соломенных опросов». Он действительно был необыкновенно удачлив в пред­сказании результатов президентских выборов в начале XX века. Журнал был очень популярным, отправлял своим читателям анкеты, получал большое коли­чество ответов и с их помощью мог предсказывать результаты выборов. К 1920-м годам количество отосланных анкет превышало уже несколько миллионов.

Все шло хорошо до 1936 года, пока предсказание The Literary Digest, основанное на их методе «соломенного опроса», не провалилось. Это были важные выбо­ры — первые выборы, на которых пытался переизбраться Фран­клин Делано Руз­вельт. The Literary Digest предсказывал Рузвельту пораже­ние: считалось, что гонку с большим отрывом выиграет Альфред Лэндон.

На этих выборах у The Literary Digest появился конкурент. Им был человек по имени Джордж Гэллап, который представил совершенно другую методику предсказания результатов выборов. Гэллап предложил построить модель избирателей Америки и, изучив эту модель, предсказать результат. Используя техники, которые существовали вне социологии, но были хорошо известны в статистике, Гэллап создал фактически первую — или, по крайней мере, пер­вую знаменитую — репрезентативную социологическую выборку. Репрезен­тативную в том смысле, что она представляла все население США. Это была модель, которая хорошо отражала моделируемый ею объект. Идея состояла в том, что если мы случайным образом будем выбирать из сово­купности всех избирателей людей, которые могут нам ответить, то мы тем самым получим идеальную модель, в которой, как в капле воды, отразятся предпочтения американских избирателей.

Эта система сработала, Гэллапу удалось предсказать результат выборов — Рузвельт выиграл с большим отрывом. Для опросов это означало настоящую революцию: стало понятно, что репрезентация всего населения практически не зависит от числа отправленных анкет. В сравнении с миллионами анкет The Literary Digest, Гэллап обходился выборкой в 50 тысяч человек. Поэтому сегодня, когда мы слышим, что тот или иной опрос был проведен по огромной выборке, это еще ничего не говорит о том, насколь­ко хорошо он представляет ту совокупность, которая при этом изучается.

Гэллап был либерал-демократом по своим убеждениям и полагал, что опросы, которые теперь стало проводить невероятно легко и которые проводятся по этой случайной, репрезентирующей все население выборке, — это отличный механизм для того, чтобы постоянно сообщать политикам о мнении народа и в то же время давать им возможность постоянно следить за народом.

Эта тех­нология работала и работает достаточно неплохо, но возражения, кото­рые име­ли по отношению к ней социологи, никуда не делись. С возраже­ниями, кото­рые существовали по поводу самого понятия общественного мнения, ничего не произошло: они остаются верными, по крайней мере осмысленными.

Сегодня значимость этих возражений можно легко распознать в том факте, что доля людей, которые готовы отвечать на опросы общественного мнения, неуклонно снижается практически во всех странах. Для разных видов опросов она разная, но для телефонных опросов она может не превышать 20–30% от всех, кому мы пытаемся дозвониться, — как в Америке, так и в России.

Вспом­­ним предупреждение Тённиса или Липпмана: это означает, что мы на самом деле имеем некоторый случайный набор каких-то отдельных мнений. Почему можно считать, что эти мнения выражают мнение всего общества? Тем более если мы знаем, что значительная часть людей, к которым мы пыта­ем­ся пробиться и у которых пытаемся получить их отдельные мнения, вообще не хотят с нами общаться. Они могут не любить опросы, могут быть заняты, могут не доверять нам, могут считать, что они ни на что не влияют, — это может происходить по массе причин. У нас нет никакой гарантии, что те, кто отказывается отвечать на наши вопросы, не отличаются существенным и важ­ным образом от тех, кто все-таки соглашается на них отвечать. Это важно, потому что если данное подозрение действительно имеет под собой основание и это качественно разные совокупности людей, то это означает, что модель Гэллапа, идея репрезентирования всего общества с помощью опроса общест­вен­ного мнения, не работает. И тогда опросы общественного мнения скорее конструируют общественное мнение, которое они пытаются выявлять.