Расшифровка Цифровое пиратство

Почему воровство потенциальных доходов — это тоже пиратство, кто от него страдает и когда оно может быть выгодно правообладателю

Автор Юлия Вымятнина

Говоря о современном пиратстве, нельзя не сказать про цифровое пиратство, которое является, пожалуй, даже более значительным в размерах, чем настоя­щее морское пиратство. Как мы помним, морской разбой — это один из видов преступлений против собственности, когда в открытом море производится неправомерный, без позволения какой-либо правительственной власти, захват экипажем частного судна с целью присвоения чужой собствен­но­сти или получения выкупа. То есть это неправомерное перераспределение каких-то ценностей и денежных средств. Цифровое пиратство является нарушением авторского права и состоит в том, что работы, являющиеся объектом автор­ского права, то есть защищенные авторским правом, используются без получе­ния соответствующих разрешений и без уплаты соответствующих сумм авторам. То есть цифровое пиратство — это всего лишь часть нарушений авторского права, которая связана с копиро­ванием работ на цифровых носителях. Но мы понимаем, что незаконное копирование чужих работ может иметь место и в другом виде, например на физических носителях. Скажем, это ксерокс книги.

Чтобы лучше понять подоплеку цифрового пиратства, в чем оно похоже на обыч­ное пиратство и чем отличается, давайте посмотрим на класси­фикацию всех товаров и услуг с точки зрения экономики в двух плоскостях. Одна плоскость — это соперничество в потреблении, вторая — возможность исключаемости.

Что такое соперничество в потреблении или несоперничество? Если мы говорим, например, о смартфоне, то в каждый момент времени им могу пользоваться либо я, либо другой человек. То есть если кто-то пользуется им, то другой уже не может. Это пример соперничества в потреблении.

С другой стороны, обеспечение безопасности, скажем силами армии, то есть общественное благо, это мы уже встречали, — не приводит к такому результату. Если армия защищает меня, она в той же степени защищает и моего соседа. Аналогичный пример с уличным освещением. Фонарь, освещающий улицу, освещает ее и для меня, и для моего соседа в равной степени.

С исключаемыми товарами, с одной стороны, понятно: если я не заплачу за смартфон, я не смогу им пользоваться. Меня легко исключить из возмож­ности им пользоваться. То же самое верно и, например, относительно платных компьютерных программ, и цифровых копий книги, фильма и так далее. Но это не работает так же хорошо с освещением улиц или, скажем, с армией. Если я не заплачу, но другие заплатят, я все равно смогу пользоваться тем же самым — ну если только меня не выкинут из страны.

То есть, грубо говоря, получается четыре категории. Те товары и услуги, которые характеризуются соперничеством в потреблении и исключаемостью. Это большинство тех товаров и услуг, которые мы используем: одежда, еда, личные вещи, услуги парикмахера и так далее. Во-вторых, характеризуемые соперничеством в потреблении и неисключаемостью. Как, например, рыба в море. Рыбу выловить и съесть или продать может только кто-то один. Но физически исключить тех, кто за квоту не заплатил, например, или выловил больше, чем полагается по квоте, очень сложно. То есть это практически неисключаемые блага.

Третья категория, характеризуемая несоперничеством в потреблении и исключаемостью, — это компьютерные программы, кино, музыка, книги в цифровом формате. Все это можно распространять за определенную плату. И, наконец, четвертая категория — это общественные блага.

С точки зрения этой классификации настоящее пиратство оперирует благами из первой категории. То есть, будучи пиратом, человек грабит вещи, отбирает возможность их использования. А цифровое пиратство оперирует благами из третьей категории — когда тот факт, что пират будет пользоваться, скажем, незаконной копией Windows, никак не уменьшит мои возможности пользо­ваться легальной и законной копией Windows. То есть мы видим, что цифровое пиратство потенциально наносит вред тем, кто обладает правами на взимание платы за использование какого-либо товара и услуги, но не наносит вреда всем остальным потребителям этого товара, во всяком случае напрямую.

Получается, мы уже говорим о том, что можно создавать объекты, которые не имеют прямого материального выражения. Они не по конкретному заказу создаются, а имеют нематериальное воплощение и создаются ради рыночного спроса. Например, без появления такого спроса профессия писателя не могла бы состояться.

Поэтому пиратство в этом случае также приравнивается к краже, а ущерб рассчитывается по розничной стоимости оригинального продукта. И поскольку такое пиратство связано с вопросом авторского права, давайте кратко посмотрим, когда авторское право появилось и как оно изначально выглядело.

В английских источниках первым таким примером является королевская хартия, полученная Почтенной компанией торговцев канцелярскими принадлежностями от 1557 года. Согласно этой хартии компания фактически оказывалась монополистом на рынке книгопечатания. Потому что, во-первых, она была наделена правами цензора — то есть она могла решать, какие книги нарушают установления церкви и государства, и это уже было эффективным оружием против конкурентов. А во-вторых, как только эта компания выпускала книгу, никто не имел права копировать эту книгу, никогда. То есть авторское право этой компании на книгу оказывалось бессрочным. И заметим, что автор­ское право принадлежало не автору произведения, а компании, которая его выпустила.

Есть гипотеза, что в самом начале XVII века именно в связи с деятельностью этой компании было впервые употреблено слово «пираты» применительно к тем, кто незаконно копировал книги и пьесы, издаваемые этой компанией. То есть пиратством было названо производство контрафактной продукции. В таком значении это слово сохранилось и до наших дней и перешло в том числе и на цифровое пиратство.

Получается, что если морские пираты отбирали у жертв деньги и вещи, то пираты, занимающиеся незаконным копированием, отбирали часть потенциального дохода у правообладателей. То есть они не отбирали деньги напрямую, они отбирали потенциальный доход.

Позднее, в 1710 году, был принят так называемый статут королевы Анны, который устанавливал авторское право на произведения на срок в 14 лет. Причем права на произведения принадлежали теперь автору. Автор мог продать какой-либо книгопечатающей компании право на издание своего произведения — и компания получала это монопольное право на 14 лет. В случае если автор спустя 14 лет все еще был жив, он имел право повторно продать авторское право той же самой или другой компании еще на 14 лет. После этого любое произведение становилось фактически общественным достоянием. Естественно, возникал вопрос, может ли автор одновременно продать произведение двум компаниям, так чтобы они об этом не знали? Чтобы исключить такую возможность при продаже права на публикацию, произведение регистрировалось в специальном реестре. Тем самым теперь монополия на публикацию какой-то книги или пьесы у компании, которая ее печатала, была временной. И компания, договариваясь с автором о том, сколько ему заплатить за использование авторского права, должна была угадать, каким спросом будет пользоваться произведение, соответственно — каковы будут издержки и на какую прибыль она может рассчитывать. Поэтому естественно, что в интересах компании-монополиста на эти 14 лет было всячески охранять свое право и бороться с любыми незаконными копиями, которые тем не менее все равно были.

Можно констатировать, что общество в этот момент поднялось как бы на следующую ступень. То есть рентный доход стала приносить уже не только земля, но и собственность совершенно другого плана — интеллектуальная. И получается, что если настоящие пираты были готовы платить рентный доход за возможность пользоваться удобной гаванью, например, и не подвергаться при этом опасности быть пойманными, то пираты — изготовители нелегальной продукции извлекали доход, лишая рентного дохода владельца авторских прав.
И, конечно же, поскольку в сфере интеллектуальной собственности пиратство было точно так же незаконным, нелегальным, как и морское пиратство, государ­ство боролось с ним и выступало, разумеется, на стороне правообла­дателей. Не только потому, что государство является фактически гарантом прав собственности, но и потому, что нелегальная деятельность не приводит к росту налоговых платежей. Более того, за счет снижения продаж официальной продукции налоговые платежи могут даже сокращаться. Поэтому у государства есть еще и собственный экономический интерес в том, чтобы с пиратством в этом смысле тоже бороться.

Перескочив через много этапов в развитии концепции авторского права, отметим еще одну ступень, еще один важный этап — это появление кинематографа. Фактически к началу ХХ века сложилась любопытная ситуация: кинокомпании-конкуренты, поскольку не было законодательства, которое регулировало происходящее в этой сфере, часто копировали друг у друга фильмы просто покадрово. И более того, они брали сюжеты популярных книг, популярных пьес, в том числе шедших на Бродвее, например, и использовали их для производства фильмов.

С учетом того, что первые фильмы были короткими, предполагалось, что изначальную книгу или пьесу зритель уже знает. Потому что иначе он не сможет понять происходящее. И фактически фильмы представляли собой не столько полноценные фильмы, сколько такие небольшие движущиеся иллюстрации к каким-то отдельным сценам или частям книги или пьесы. И тем не менее правомерность использования в коммерческих целях чужих идей была поставлена под вопрос в 1907 году, когда кинокомпания Kalem выпустила собственный фильм по роману Лью Уоллеса «Бен-Гур: история Христа». В это время была также популярна постановка по мотивам этой книги на Бродвее. И именно тогда было вынесено важное судебное решение. Хотя кино представляет собой совсем не то же самое, но фактически оно расска­зывает сюжет книги, используя собственный, кинематографический язык. И для того чтобы использовать чужую идею, чужой сюжет, правообладателям нужно заплатить. Результат этого решения может оказаться неоднозначным, и мы еще поговорим об этом.

Собственно, развитие концепции авторского права некоторое время шло в разных странах параллельно и могло идти немного в разном направлении, а международная синхронизация существенно отставала. Поэтому складывалась такая ситуация, когда то, что было защищено авторским правом в одной стране, в другой стране не имело надлежащей защиты. Например, от такого действия пиратов страдал Чарльз Диккенс. Его книги в Великобрита­нии были защищены авторским правом — соответственно, они относительно дорого стоили. В то же время в США его книги не были объектом защиты авторского права, и поэтому их там нелегально печатали, продавали дешево, и, соответственно, у него росла армия поклонников в США. Диккенса такое положение вещей совершенно не устраивало, он очень дорожил авторскими отчислениями, поскольку ему нужно было кормить большую семью с девятью детьми. Но при этом получалось, что в Великобритании, например, его произведения конкурировали с дешевыми копиями произве­дений Марка Твена, которые в США продавались по более дорогой цене, поскольку они там покрывались авторским правом.

Марк Твен был тоже крайне озабочен авторскими правами и их защитой, и ближе к концу жизни он вообще отстаивал перед конгрессом концепцию бессрочного авторского права, руководствуясь, видимо, естественным желанием оставить как можно больше средств к существованию своим потомкам. В целом понятно, что и Диккенс, и Твен были заинтересованы в том, чтобы самим получать как можно больше вознаграждения за результаты своего труда, а не делиться с кем-то своими доходами.

По мере продвижения технического прогресса вопрос об авторском праве только усложнялся. Потому что в отличие от материальной собственности, на которую установить право собственности относительно легко (если я что-то купила, то я этим владею, вот подтверждение покупки), то авторское право представляет собой более сложный конструкт, когда мы говорим про интел­лек­туальную собственность.

Например, авторское право на книгу — это право на что? На то, что нельзя полностью перепечатать текст без разрешения правообладателя? Или какой-то кусок текста? Или можно все-таки использовать какой-то кусок текста в каких-то ситуациях? Можно ли использовать тех же персонажей, например, но в другом сюжетном контексте? Можно ли использовать тот же сюжет? Можно ли использовать это в некоммерческих целях? И так далее. С точки зрения пользователя возникает еще один вопрос: если я купила «физическую» книгу, я могу поделиться ею с друзьями, дать им ее почитать. Если я купила книгу в цифровом формате, имею ли я право скопировать этот файл кому-то из своих друзей или нет? То есть фактически здесь огромный клубок вопросов, который решается постепенно и который все более и более жестко очерчивает концепцию авторского права — что, безусловно, может стать причиной проблем в будущем.

Собственно, почему пиратство в этой сфере вообще до сих пор процветает? Исследование, скажем, рынка контрафактной продукции — не только цифрового пиратства, но и незаконного физического копирования каких-то продуктов (книг или фильмов) — показывает, что, например, в азиатских странах потребители покупают такие пиратские продукты не потому, что они хотят сэкономить, а потому, что они просто не могут позволить себе купить оригинал. То есть они не смогут купить, условно говоря, десять дисков с оригинальными фильмами, но могут позволить себе купить десять пиратских дисков.

Более того, если бы производство пиратских продуктов и их продажу в этих странах удалось остановить, это совершенно не значит, что все эти потреби­тели пошли бы и купили все то же самое у официальных производителей. Поэтому с точки зрения экономики здесь есть такая вполне логичная ниша для ценовой дискриминации.

Ценовой дискриминацией может воспользоваться монополия — то есть та ком­пания, которая продает какой-то уникальный продукт, — для того, чтобы разным группам потребителей продать этот продукт по разным ценам. То есть тем, кто готов платить дороже, продать по самой дорогой цене, а тем, кто готов покупать этот продукт только по существенно более низким ценам, продать по низким. Собственно, с фильмами одно из решений как раз и было найдено в том, что официальные DVD имеют региональный код. Среди многих других вещей, которые этот код позволяет отслеживать и регулировать, это позволяет регулировать цену, по которой диски продаются в разных регионах. То есть можно в экономически более бедных регионах продавать официальные диски дешевле.

Но здесь мы сталкиваемся с другим вопросом, и это вопрос о нарушении прав потребителей и о нарушении свободы торговли. Если я купила DVD в Лондоне, но у меня на ноутбуке стоит регион «Россия», почему я не могу смотреть легально купленный диск на своем компьютере? Вo-вторых, правила Всемир­ной торговой организации тоже не предполагают практики такой ценовой дискриминации, и, вообще говоря, до сих пор идет обсуждение — легальна ли такая практика с точки зрения Всемирной торговой организации, в которой состоит большинство стран мира на данный момент?

Кроме того, исследование спроса на пиратские продукты показало также, что пиратские копии часто являются стимулом для того, чтобы либо через какое-то время купить оригинал, либо купить какую-то продукцию сувенир­ного плана, связанную с этим фильмом, или этой музыкальной группой, или этой книгой. Кроме того, посмотрев один раз какой-то культовый фильм в пиратской версии, люди могут настолько полюбить его, что и спустя длительное время быть готовыми пойти и посмотреть его в кинотеатре в хорошей оригинальной версии. Иначе на показ в Москве по случаю 20-летия выхода «Бойцовского клуба» не пришел бы вообще никто. И тем не менее кинотеатры собирали если не целые залы, то по крайней мере наполовину заполненные.

А еще обнаружилось, что пиратская продукция способствует успехам гастрольных туров. Этот эффект на себе обнаружил еще Чарльз Диккенс, приехавший в Америку, где его ожидал более чем восторженный прием огромного количества читателей нелегальных копий его книг. Это позволило Диккенсу за время его тура 1867–1868 годов заработать 19 тысяч фунтов стерлингов. Для понимания того, что это была огромная сумма: выходной костюм хорошего качества в это время можно было купить за три фунта. А квалифицированный персонал зарабатывал за неделю один фунт. То есть Диккенс на самом деле практически озолотился. Естественно, что такого эффекта не было бы, если бы все книги Диккенса в Америке продавались только по официальным ценам.

В наше время эта идея была как бы заново открыта музыкальными коллекти­вами, которые фактически основные средства сейчас зарабатывают не от про­дажи своих CD, а во время гастрольных туров и за счет того, что продают разного рода сувенирную продукцию. То есть бизнес-модель перестраивается следом за действиями пиратов. И это выглядит как естественный и нормальный ответ на происходящее.

Что же у нас происходит со стороны предложения оригинальной продукции? Здесь можно отметить следующее. Авторское право, с одной стороны, стимулирует людей что-то делать и, соответственно, получать авторские права на свои произведения, но, с другой стороны, может приводить к ограничению появления новых продуктов в той же нише. В конце концов, в теории сюжето­строения выделяют, в зависимости от того, какой теории придерживаться, от 7 до 36 сюжетов. Поэтому получается, что новые фильмы, книги, музыка так или иначе будут использовать то, что уже было раньше написано.

Такая ситуация сложилась, например, с четвертой книгой из поттерианы. Джоан Роулинг получила иск, обвинявший ее в том, что она использовала содержание малоизвест­ной книги «Волшебник Вилли» писателя Эдриана Джейкобса. Но в итоге этот иск даже не был принят в работу. Собственно, об этом писал Редьярд Киплинг, когда говорил, что «Гомер все легенды на свете знал, / И все подходящее из старья / Он, не церемонясь, перенимал, / Но с блеском, — и так же делаю я».

А ведь, помимо того, чтобы сознательно обратиться к какому-то известному сюжету, есть еще и криптомнезия — это свойство мозга предлагать собственную версию когда-то услышанного, увиден­ного или прочитанного и выдавать это за результат собственного творчества. Есть множество историй такого рода. Возможно, одна из самых известных — это песня Джорджа Харрисона «My Sweet Lord».

Недавно с точки зрения развития музыкальной индустрии было вынесено важное судебное решение: в декабре 2018 года по судебному процессу между наследниками Марвина Гэя и музыкан­тами Робином Тиком и Фаррел­лом Уильямсом. Наследники Гэя отсудили 5,3 миллиона долларов компенсации. При этом суд принял такое решение на основе схожести даже не основной мелодии композиции «Blurred Lines» Тика и Уильямса, она сравнивалась с «Got to Give It Up» Гэя, а на основе деталей вроде басовой партии.

С решением суда не согласны музыкальные сообщества, которые выразили свою позицию в открытом письме, поскольку любое музыкальное произве­дение фактически вдохновля­ется работами предшественников. И поэтому невозможно запрещать копировать какие-то маленькие, может быть даже незначительные, не основ­ные вещи из пусть даже очень известных произведений предыдущих авторов.

Другая часть ограничений, которая связана с авторскими правами, связана с тем, что в последнее время сюжеты и герои популярных книг или фильмов часто используются людьми для собственного творчества, у которого может не быть выраженной коммерческой составляющей. Например, фанфики. Строго говоря, они являются нарушением законодательства авторских прав. Собственный перевод любимого произведения, строго говоря, тоже может быть приравнен к нарушению авторских прав. В компьютерных играх нельзя создавать новых персонажей или улучшать имеющихся. Более того, опасно даже цитировать известные песни. Например, когда президент Киотского университета Юити Ямагива выступал перед студентами в 2017 году и процитировал несколько строчек из песни Боба Дилана «Blowing in the Wind», это было сочтено нарушением авторских прав певца.

То есть очень легко в наше время оказаться обвиненным в нарушении авторских прав — что, безусловно, может повлиять на появление новых фильмов, и песен, и книг, авторы которых будут бояться нарушить чьи-то уже существующие авторские права.

Но пиратов все это не останавливает. И благодаря тому, что большая часть деятельности пиратов теперь происходит в цифровом формате, бороться с ними становится очень сложно. Можно закрыть один сайт с пиратским контентом, но вместо него легко возникнет другой.

Такая ситуация означает, что нужно не только бороться с пиратством и, может быть, не пытаться идти по пути ужесточения авторских прав, а искать новые форматы, предлагать свою продукцию и искать новые модели заработка.

Одну такую модель мы уже видели — за счет гастролей, за счет продажи сувенирной продукции. Другой вариант — предлагать ограниченную часть материалов бесплатно, а полный доступ или расширенный доступ — по подписке. И эта опция используется для распространения и программных продуктов, и текстов, и музыки. И с учетом того, что больше всего пиратство распространено в странах с низкими доходами, стоимость подписки в таком случае должна быть невысокой. Для того чтобы как можно людей предпочли заплатить небольшую сумму и чувствовать себя спокойно, потребляя легальный контент.

Обеспечить низкую стоимость подписки скорее смогут не очень большие компании, у которых довольно много конкурентов. Но проблема состоит в том, что получить легальный доступ к большому количеству музыки могут только компании, у которых есть собственный большой штат юристов, который сможет провести все необходимые переговоры, и, скорее всего, компании придется вложить довольно большую сумму в то, чтобы получить доступ к сколько-нибудь большому количеству музыкальных треков.

Логично поинтересоваться — а насколь­ко велика проблема цифрового пират­ства? Насколько сильный ущерб наносится правообладателям действиями пиратов? Оценки очень разные и крайне неточные. Очень сложно посчитать целиком ущерб от пиратства во всех областях — и в киноиндустрии, и в области книжного пиратства, и музыки, и игр.

Например, по данным Group-IB, в 2017 году объем рынка видеопи­ратства только в России составил 85 миллионов долларов. При этом в том же году компания Digital TV Research оценила глобальные потери от видеопиратства почти в 32 миллиар­да долларов. Если принять, что обе эти оценки верны, получается, что Россия в общий ущерб от видеопиратства в 2017 году внесла только две десятые процента. Основной убыток от пиратства приходится на Азию — по понятным причинам: это наиболее населенный регион, причем регион стран с низкими доходами.

Но, конечно, нужно еще раз подчеркнуть, что эти оценки являются очень приблизительными, поскольку они основываются на неполных данных и могут использовать методы оценки ущерба, к которым есть вопросы. Например, распространение цифровой копии фильма, скажем, ущерб от него сложно оценивать по стоимости DVD этого фильма — потому что на DVD нет спроса в таком количестве. И более того, распространять цифровую копию гораздо дешевле, чем произвести DVD. Однако, хотя цифры ущерба от пират­ства довольно условные, правообла­датели, естественно, с большим удовольствием их получают, цитируют и указывают на то, что в результате пиратства экономика недополучает какие-то доходы. И, естественно, большую часть этих доходов предполагается, что недополучила фирма-правообладатель, которая тем не менее утверждает, что она могла бы вложить эти средства в развитие каких-то новых проектов и тому подобное.

Но здесь, хотя в этом утверждении есть доля правды, нужно понимать и другое. Есть здесь некоторое такое манипули­рование фактами. Если люди выбрали не купить официальный DVD, а скачали пиратскую копию фильма, то те деньги, которые они могли бы потратить на покупку официального DVD, они потратили на что-то другое. Потреби­тельский долг во всех странах в мире растет. То есть потребители не складывают деньги под матрас, они не копят эти деньги — они активно потребляют. Просто они потребляют что-то другое.

Поэтому получается, что у нас в каждый конкретный момент времени происходит перераспределение доходов от официальных правообладателей к пиратам. Или к другим поставщикам товаров и услуг. В этом смысле это очень похоже на перераспределение ресурсов, которое происходит в случае морского, настоящего пиратства, когда деньги и ценности перекочевывают от одних людей к другим. Реальный ущерб экономике будет нанесен в том случае, если действия таких цифровых пиратов и изготовителей контрафакт­ной продукции приведут к замедлению экономического роста в будущем. Но доказать такой эффект на реальных данных очень сложно. Практически убедительных доказательств этого у нас на данный момент нет.

Помимо того, что у нас нет согласия по поводу того, как считать на самом деле убытки от нарушения авторского права, противники существующей системы авторского права указывают на то, что очень часто эта система защищает не столько интересы самих авторов, сколько интересы крупных корпораций, которые владеют правами на соответствующие произведения и просто отчисляют некоторый процент самим авторам. Это позволяет критиковать эту систему не только с экономической точки зрения, но даже и с моральной точки зрения. И в этом случае часто говорят о том, что авторы фактически обделены и получают крохи от этих крупных корпораций, а пираты — это своего рода современные Робин Гуды.

Это, конечно, тоже очень спорная точка зрения. С одной стороны, современные пираты часто выкладывают абсолютно без какой-либо коммерческой выгоды фильмы, музыку или книги на разного рода файлообменные сайты. Более того, популярные фильмы или сериалы часто озвучиваются командами актеров-любителей буквально из любви к процессу. На бесплатной основе делаются переводы субтитров, сводятся разные звуковые дорожки. То есть люди действительно делают довольно много вещей бесплатно — просто из интереса, из любви, из желания каким-то образом самовыразиться. Некоторые ценители музыки или фильмов тратят время на то, чтобы оцифровать старые музыкальные кассеты или видеокассеты и фактически делают доступным то, что иначе просто недоступно никак — потому что, например, официальных цифровых версий не существует.

У этого процесса, конечно же, есть и обратная сторона. Например, сайты, которые показывают пиратские версии наиболее популярных сериалов, зарабатывают неплохие деньги на рекламе. По оценкам Group-IB, окупить пиратский сайт можно за счет рекламы нелегальных услуг. В первую очередь это онлайн-казино. И если обеспечить в месяц хотя бы 80 тысяч просмотров рекламы, то сайт окупится очень легко. И поскольку реальный трафик значительно больше, то некоторые оценки показывают, что доход таких сайтов ежемесячно может составлять от 10 тысяч долларов. Это уже не похоже на некоммерческую деятельность.

Конечно же, точные цифры оценить сложно, и по-прежнему остается вопрос, в какой степени пиратские продукты действительно замещают спрос на оригинальные продукты. Будут ли пользоваться дорогие и качественные оригинальные продукты таким же спросом — или нет. Несколько исследований попытались дать такие оценки и понять, в какой степени действительно пиратство вытесняет официальные продажи. Например, в 2012 году американские ученые Данахер и Уальдфогел рассмотрели такой эксперимент. BitTorrent позволял скачивать пиратскую копию фильмов удобным для пользователя образом. Голливуд практиковал разные даты выхода фильмов в прокат в США и в других странах. Получилось, что после того, как возник BitTorrent, почти сразу после выхода фильма в прокат в США потребители в других странах могли посмотреть этот фильм, не дожидаясь несколько недель, пока он появится на экранах кинотеатров. Контролируя все возможные другие факторы, которые могли повлиять на результат, ученые выяснили, что кассовые сборы голливудских премьер в других странах (они рассматривали кроме США еще 16 стран) снизились как минимум на 7 % в результате появления BitTorrent. При этом в США значимого снижения не наблюдалось. Поэтому вывод из этого исследования состоял в том, что скорее отсутствие легальной возможности посмотреть фильм одновременно с его выпуском в США приводило к тому, что люди смотрели фильм в пиратских копиях и уже в меньшем количестве шли в кинотеатры.

Еще одно любопытное исследование было проведено под эгидой Еврокомис­сии в 2015 году, где рассматривали ситуацию с пиратством в шести странах Евро­союза: Германии, Великобритании, Испании, Польше, Франции, Швеции. И рассматривали все это по состоянию на 2014 год в разных сегментах: музыка, аудиовизуальные материалы (то есть в основном фильмы), книги и игры. Помимо просто изучения цифр покупок и оценки того, сколько людей пользовались пиратскими копиями, исследователи также провели опрос репрезентативных выборок в этой стране для того, чтобы выяснить, при каких условиях вместо пиратской копии люди покупали бы оригинал. То есть они попытались как раз таки оценить вот этот самый потенциальный спрос. Оказалось, что в среднем 51 % взрослых и 72 % несовершеннолетних хотя бы один раз в 2014 году прибегали к нелегальному скачиванию контента. Однако в результате исследования выяснилось, что значимого влияния на официаль­ные продажи, за исключе­нием киноиндустрии, не было. То есть цифровое пиратство статистически значимого влияния не оказывает на индустрию музыки, книг и игр.

Исследователи подчеркивают, что это не значит, что влияния нет никакого. Это значит, что им не удалось выявить значимого влияния. Однако оценка потерь вследствие пиратства на прокате новых фильмов составила 5 %. То есть киноиндустрия, опять-таки, страдает. Любопытно, что, видимо из-за отсутствия результатов о значимости пиратства, официальное обнародование результатов этого исследования было затянуто почти на два года Еврокомиссией.

В 2018 году Нидерландский институт права в информационной сфере попы­тался дать оценку глобальных потерь от пиратства в сфере интеллектуальной собственности. Правда, они тоже это сделали на примере небольшой выборки стран, всего 13: семь из Евросоюза плюс Канада, Бразилия и четыре азиатские страны. Они также полагались на опросы в этих странах — чтобы понять, во-первых, какова степень вовлеченности в пиратскую деятельность, так сказать. А во-вторых, готовность покупать официальные продукты вместо пиратских.

И исследователи выяснили, что если официальный доход на душу населения меньше 30 тысяч евро в год, то объемы покупок легального контента в таких странах будут существенно меньше. То есть действительно низкий уровень доходов является основным препят­ствием для того, чтобы покупать легальную продукцию, и именно эти страны являются в первую очередь теми, кто обращается к пиратской продукции.

Применительно к потреблению музыки было выяснено, что потребление пиратских копий действительно приводит к снижению покупки официальных CD, но увеличивает доходы от концертов и музыкальных фестивалей — и при этом одно уравновешивает другое. Голливудским блокбастерам опять не повезло. Действительно, есть снижение кассовых сборов в кинотеатрах примерно на 4 %. И опять-таки это в первую очередь характерно для стран с низким доходом. Но при этом доходы от официальных прокатов аудио- и видеоматериалов немного растут. Это позволяет надеяться, что можно будет перевести часть потребительского спроса в более легальное направление.

Книг стали действительно покупать меньше, как бумажных, так и аудиокниг на CD, — но, возможно, это в значительной степени просто эффект перехода на цифровые электронные книги. И здесь сложно выделить отдельный эффект от пиратства и эффект от появления официальных цифровых книг. Ну а приме­нительно к играм было выяснено, что есть просто два сегмента игроков. Одни игроки несерьезные, они предпочитают официальные бесплатные игры и в целом не слишком этим интересуются. А игроки серьезные действительно в большей степени полагаются на пиратские ресурсы. То есть, как видим, спрос действительно оттягивается на пиратский контент.

Заметим, что все исследования схо­дятся в одном: а именно в том, что на премьеры фильмов в кинотеатрах ходит несколько меньше людей и кассовые сборы снижаются, на 4–7 %. Но в остальных сегментах, по-видимому, потери не такие значительные, как это представляют сторонники жесткого авторского права.

Нельзя не сказать, говоря о цифровом пиратстве, о таком довольно неожиданном сегменте пиратства, а именно — появление пиратского сайта, на котором можно найти копии научных статей и книг. Сайт Sci-Hub — проект Александры Элбакян, молодой выпускницы Казахского национального технического университета. Этот проект предоставляет бесплатный доступ к статьям и книгам, он был запущен в сентябре 2011 года, и по состоянию на сегодня в нем находится более 70 миллионов статей и книг. В обычной жизни к большин­ству из них доступ платный, причем одна статья может стоить 25–30 долла­ров. Это означает, что если у универ­ситета нет подписки на базы с такими статьями, то на то, чтобы прочитать необходимое количество статей для написания диссертации, можно потратить не одну тысячу долларов.

Самое интересное — оказалось, что этим проектом пользуются не только ученые из развивающихся стран с низкими доходами. По доступной статистике пользователи проекта за 2015 год — первая пятерка стран выглядит так: Иран, Китай, Индия, Россия, США. Последнее, конечно же, вызывает большое недоумение. Но объяснение, по-видимому, очень простое: сайт Sci‑Hub имеет простейший интерфейс, не требует паролей, быстро находит статью. И, собственно, на нем получить статью гораздо проще, чем идя через официальные подписки универси­тетских библиотек.

Более того, например, в 2012 году Гарвард сообщил, что его бюджет не выдерживает подписок на журналы ведущих издательств. И это означает, что если Гарвард не может позволить себе платить те суммы, которые издательства устанавливают, то проблема доступа к статьям может стать актуальной даже для ведущих университетов.

Естественно, что этот проект породил бурную дискуссию относительно того, насколько это правильно. Насколько научное знание должно быть бесплатным и общедоступным. Издательства академических журналов не платят гонораров авторам. Не платят гонораров рецензентам. А ведь это те люди, которые, собственно, обеспечивают контент этих журналов и качество этого контента. Но эти издательства берут с университетов большие суммы за подписки. Хотя справедливости ради нужно отметить, что для развивающихся стран они предлагают более гуманные суммы. Но тем не менее это все равно значительные средства.

Получается, что университет платит зарплату ученым, которые производят исследования, публикуют результаты в журналах, а университет затем платит издательствам за подписку на эти самые журналы. В случае если речь идет о государственных университетах, вообще получается, что деньги налого­плательщиков содержат университеты, платят зарплату ученым, результаты труда которых бесплатно публикуются издательствами, и потом университеты вынуждены этим издательствам платить.

Издательства, конечно же, защищаются, утверждая, что они предоставляют инфраструктуру, верстку, редактуру, бумажные копии, распространение и все остальное. Но очевидно, что научное сообщество уже смотрит на это довольно скептически. Довольно большие группы ученых ратуют за то, чтобы публиковаться в журналах с открытым доступом. В таких журналах, как правило, автор должен заплатить порядка, скажем, 50 или 100 долларов за публикацию своей статьи. Но зато эта статья будет в абсолютно открытом доступе для всех, совершенно легально.

Движение за открытость научного знания набирает обороты. И это очень важно в контексте того, о чем мы говорили в самом начале, когда делили все товары и услуги в экономике на четыре группы. По-хорошему, научные знания, идеи представляют собой пример общественных благ. И, соответ­ственно, как только появляется удобный формат для их распространения, немедленно возникает проблема безбилетника. Поэтому сейчас академическим издательствам пора задуматься о том, чтобы как-то менять свою бизнес-модель. Европейская комиссия уже приняла решение, что все статьи по результатам исследований, которые финансируются за счет средств Еврокомиссии, должны находиться в открытом доступе. Причем за этим должны проследить сами авторы статей, и это, по идее, должно подталкивать к развитию открытого доступа ко всем научным публикациям.

В некотором роде борьба за такую открытость научного знания — это борьба с неравенством на самом важном для современного общества уровне. На уровне информационном. Таким образом, нарушителей авторского права — не важно, в коммерческих целях или нет, — тоже принято называть пиратами. И право­обладатели, которых поддерживает государство, утверждают, что современные пираты — производители контрафактной продукции, или цифровые пираты, — наносят им значительный урон. И государство, как гарант прав собственности и как институт, который заинтересован в повышении налоговых сборов, естественно, стоит на стороне правообладателей. Некоторые современные пираты нарушают авторское право в некоммерческих целях и не наносят реального урона правообладателям, а иногда даже могут, наоборот, способствовать повышению продаж исходных продуктов. Но некоторые пираты цифрового века получают, скорее всего, неплохие доходы, и в этом смысле опасения правообладателей оправданны.

Чаще всего пиратская продукция пользуется спросом в странах с низким уровнем дохода, но и в странах с высоким уровнем дохода потребители могут выбрать пиратский продукт, если доступ к нему удобнее. Поэтому важно понимать, что чем более ограничивающим является авторское право, тем больше будет возникать осознанных или бессознательных пиратов — и тем сложнее будет с ними бороться. И поскольку интеллектуаль­ная собственность сложнее, чем собственность на материальные объекты, правовые нормы, которые регулируют экономические отношения, должны развиваться вместе с развитием общества и технологий, а не застревать, как это выглядит сейчас, на уровне понятий позднего Средневековья.

Пираты — нарушители авторского права в современном мире, в отличие от морских разбойников, не пере­распределяют деньги и ценности от одних людей к другим напрямую. Они перераспределяют потенциальные доходы. И поэтому для того, чтобы уменьшить эффект от такого пиратства, нужно способствовать тому, чтобы потенциальные доходы были как можно более высокими. Для того чтобы стимулов приобретать официальные продукты у людей было больше. И для того, чтобы как можно больше пиратов было заинтересовано выйти из тени.