Расшифровка Пираты в современном мире

Как устроены морские грабежи в Сомали, странах Азии и Латинской Америки и почему их не удается остановить

Автор Юлия Вымятнина

К концу первой трети XVIII века несколько европейских держав смогли если не полностью победить, то по крайней мере загнать пиратов в угол. Дело в том, что по мере наращивания флота, в том числе и военного, крупные европейские державы — такие как Британия, Франция и Испания — смогли без ущерба для защиты своих основных территорий отправить довольно существенные военные силы в свои колониальные владения. В результате официальный военный флот в какой-то момент стал попросту превосходить силы и возмож­ности пиратов. Вместе с ужесточением наказаний за пиратство и закрытием разного рода лазеек все это привело к тому, что желающих заниматься рискованным пиратским бизнесом становилось все меньше. Риск стал перевешивать возможную награду, а людей, которые любят риск ради риска, в человеческой популяции не так уж и много. Может возникнуть вопрос: куда же делись приватиры и каперы, те самые спутники морской торговли, которые сопровождали ее на протяжении практически всего известного нам периода?

Дело в том, что по мере приближения и наступления промышленной революции изменилась основа экономики. Теперь стало важным не только иметь ресурсы и возможность торговать этими ресурсами и извлекать из этого выгоду, но появлялись выгоды от новых изобретений. И вопрос уже был в том, насколько эффективно использовались доступные ресурсы.

Конечно, не нужно считать, что ресурсы оказались совершенно не нужны и отошли на второй план. До сих пор роль, например, энергоресурсов в экономике является крайне важной. Однако нужно понимать, что те ресурсы, которые являлись двигателем промышленной революции, например сталь и уголь, это были ресурсы, которыми обеспечить страну за счет пиратства, за счет каперства было попросту невозможно.

Все это вместе привело к тому, что популяция пиратов довольно резко сократилась. И основные очаги пиратского бизнеса переместились в сторону стран с низким экономическим развитием. Случаи берегового пиратства были очень распространены в XIX веке в Северной Африке, где основными выгодо­приобретателями от такого пиратства были туземные правительства. Что они делали? Они предлагали европейским державам, чьи торговые маршруты проходили мимо их территорий, просто платить им за то, чтобы на их корабли не нападали. То есть фактически занимались рэкетом. Почему же европейские государства соглашались платить такую дань вместо того, чтобы навести порядок и разобраться? Собственно, уплата была гораздо более дешевым способом решить проблему, чем посылать военный флот к этим территориям и пытаться решить проблему силой. И, конечно же, низкий уровень экономического развития не позволял этим странам, скажем Северной Африки, участвовать в полной мере в получении выгод от экономического развития, которые несла с собой промышленная революция.

Не надо думать, что пиратство сосредоточилось в это время только в Северной Африке. Активно пираты действовали в течение всего XIX века и в Юго-Восточ­ной Азии, и практически во всем Индийском океане. Да, в общем-то, и в районе Карибского моря они тоже остались. Но пиратство теперь приобрело в этих регионах более локальный масштаб, и европейцы замечали его только тогда, когда оно затрагивало их суда. Но их суда довольно редко подвергались нападениям. Причина этого была проста: пираты знали, что если напасть на суда, принадлежащие крупным британским или нидерландским компаниям, это неминуемо приведет к тому, что власти предпримут серьезные ответные действия — чего пираты, безусловно, старались избегать.

Поэтому основная часть пиратства в этих регионах сводилась к действиям друг против друга. То есть к пиратству на местном уровне. В Юго-Восточной Азии, правда, довольно большое количество пиратских действий также было направлено против Китая — но опять-таки это не европейская держава.

Как и в период Античности, в Азии пиратство считалось в XIX веке достойным, уважаемым и даже в чем-то престижным занятием. Целые поселения были вовлечены в пиратскую деятельность. Местная элита финансировала пиратские экспедиции, а местное население обеспечивало приток добровольцев, которые проводили собственно операции.

Поскольку это пиратство было, по сути, береговым и не требовало длительных периодов нахождения в море, пиратские команды теперь уже не складывались стабильными экипажами. Скорее люди просто собирались для очередной выходки в море. Не исключено, что были какие-то своего рода костяки пиратских команд, вокруг которых формировалась уже команда в целом. Но в любом случае до тех пор, пока пиратство оставалось на локальном уровне и не наносило большого ущерба европейской торговле, европейцы мало обращали на это внимание.

На протяжении всего ХХ века проблема морского берегового пиратства, конечно, была не на первом месте, поскольку мы имели дело с двумя мировыми войнами, а больше внимания привлекали к себе инциденты с участием официальных судов в Южно-Китайском море, чем мелкое локальное пиратство. Но пиратство ни в Азии, ни в Африке, ни в Карибском бассейне никуда не делось. Оно остается с нами и по сей день.

И современное пиратство по сути своей является береговым, и тот факт, что оно до сих пор имеет довольно значитель­ные размеры, объясняется тем, что в странах, население которых занимается пиратством, экономический рост является либо отсутствующим, либо недостаточным для того, чтобы население могло получать выгоды от официальных занятий.

Как правило, при словах «современные пираты» большинство из нас думает про сомалийских пиратов — про пиратов, которые оперируют у побережья Сомали. Но наибольшая пиратская активность регистрируется совсем не там. Почти половина всех случаев пиратства, которые были зарегистрированы в течение 1993–2015 годов, приходилась на регион Юго-Восточной Азии, причем половина из них — на Индонезию. Нужно, конечно, сразу оговориться, что статистика по пиратским нападениям даже в наши дни является крайне несовершенной. И даже по тем случаям, которые зарегистрированы, и мы знаем, что было требование выкупа, например, и выкуп был заплачен, разные источники приводят разные данные: какой, собственно, выкуп был заплачен, сколько людей было захвачено, каков был по составу и количеству пиратский экипаж, который участвовал в этой операции, и так далее.

Более того, многие случаи локального пиратства просто не регистрируются. Особенно это характерно для Юго-Восточной Азии. Дело в том, что если честно, открыто сообщать официальным властям о всех случаях пиратства, это приведет к тому, что вырастут страховые премии за перевозку грузов — в чем, естественно, местные судовладельцы никак не заинтересованы. Поскольку они предполагают, что рост страховых взносов нанесет им больший урон, чем пиратская активность.

Тем не менее некоторые данные и некоторые оценки того, какой ущерб наносит современное пиратство, у нас все-таки есть. Организация Oceans Beyond Piracy («Океаны без пиратства») каждый год готовит новый доклад о состояния пиратства в мире и выделяет в них четыре основные зоны действия пиратов. Это Восточная Африка, Западная Африка, Азия и Латинская Америка, включая Карибский бассейн. Естественно, что оценка ущерба, которую они дают, является приблизительной. Тем не менее мы знаем, что на 2017 год общая оценка (причем это скорее оценка ущерба «снизу», то есть реальный ущерб, скорее всего, был больше) составила примерно 2,3 миллиарда долларов.

Оценка потерь от пиратства, естественно, включает не только прямой ущерб от украденных товаров — он составляет меньше 1 % от общего ущерба от действий пиратов, примерно 7,8 миллиона долларов на 2017 год. Но также в общий ущерб включаются и затраты на борьбу с пиратством и на предотвра­щение пиратских инцидентов. В сумме это примерно две трети от общей оценки ущерба. То есть это те ресурсы, которые можно было бы направить на какую-то более производительную деятельность, но которые приходится тратить на это.

Ну и конечно же, в оценку ущерба входят повышенные затраты на страховку там, где маршрут пролегает через опасные с точки зрения пиратства регионы. Естественно, уплаченные выкупы и оценка стоимости жизней, которые потеряны вследствие действий пиратов.

Естественно, что в разных регионах суммы ущерба от пиратства разные. Меньше всего данных у нас по региону Латинской Америки и Карибского бассейна. Фактически там все, что у нас есть, — это оценка прямого ущерба, который в 2017 году составил примерно 1 миллион долларов. В Азии наибольший размер прямого ущерба — 6,3 миллиона долларов. А в Африке больше всего средств тратится на противодействие пиратам и на профилактику пиратских нападений.

Такое различие объясняется тем, что модели пиратского бизнеса в Африке и в Азии очень различны. Напомним, что пиратство в Азии, как мы говорили, когда обращались к XIX веку, было, да, в общем-то, и сейчас в ряде мест остается занятием уважаемым. Более того, традиционно местные власти не рвутся противодействовать пиратам, поскольку часто они, особенно на локальном уровне, попросту получают выгоду от деятельности пиратов — получают взятки за то, что закрывают глаза. Поэтому можно говорить, что в Азии сохраняется рентоориентированное поведение со стороны официальных лиц — как чиновников на местах, так и командного и рядового состава тех подразделений, которые должны патрулировать соответствующие морские торговые маршруты.

Получается, что в Азии мы имеем дело с захватом государства пиратами на таких нижних ступенях. Официальные высшие власти государства борются с пиратством — по крайней мере на словах. Однако в реальности на низовом уровне эта борьба, в общем-то, прекращается и переходит в полную свою противоположность. Мы видели похожую ситуацию в Англии в период с XIV по XVII век, когда местные власти тоже имели очень тесные связи с пиратами и были напрямую заинтересованы в их процветании.

Естественно, что в таких условиях бороться с пиратством крайне сложно, поскольку оно фактически укоренилось в обществе и поддерживается не только сообществом пиратов, которое связано нарушениями закона, но еще и сложными родственными связями, что в Азии является крайне важным. Напомним, что в Англии эту проблему с пиратами удалось решить за счет того, что английская экономика перешла на другой тип развития. Который позволил зарабатывать сопоставимые доходы с меньшим риском за счет участия в легальных занятиях. А кроме того, силу набрало государство, которое смогло за счет более сильной центральной власти навести порядок и на местном уровне.

Но в государствах Юго-Восточной Азии, где наиболее развита пиратская деятельность (это в первую очередь Индонезия, Малайзия и Сингапур), пока экономические стимулы к пиратской деятельности гораздо выше, чем издержки от занятий ею. Что означает, что искоренить пиратство трудно.

В целом эти страны довольно успешно растут, по мировым меркам. Скажем, темпы экономического роста за последние 60 лет в Индонезии и Малайзии в среднем составляли около 5 % в год — что является очень хорошим показа­телем. А Сингапур за тот же период в среднем рос на 7–8 % в год. Что означает, что в целом эти страны были крайне успешными. Но с другой стороны, в этих странах также большими темпами росло и население. Поэтому рост ВВП на душу населения в этих странах оставался ниже. Самая успешная среди этих стран с точки зрения ВВП на душу населения — это Сингапур.

По классификации Мирового банка они уже с 1987 года относятся к группе стран с высоким доходом на душу населения. Малайзия с 1992 года относится к категории стран с доходами выше среднего. Но вот Индонезия по-прежнему остается в группе стран с доходами ниже среднего, поэтому нас не должно удивлять, что почти четверть зарегистрированных случаев пиратства в мире приходится именно на эту страну.

Естественно, нужно добавить, что ВВП на душу населения — это показатель средний и не отражает реального распределения доходов среди населения. В этих странах оно крайне неравномерное, и поэтому можно предположить, что значительная часть населения по-прежнему получает доходы меньшие, чем средний ВВП на душу населения. Поэтому экономические стимулы к занятию пиратством в этом регионе не исчезли.

Основная часть пиратства в Юго-Восточной Азии приходится на Малаккский и Сингапурский проливы. Это два очень важных пролива в мировой морской торговле: через них в год проходит до четверти всего мирового товарообо­рота, естественно оцененного в денежном выражении. Значительная часть судов, которые проходят через эти два пролива, это нефтяные танкеры. На них напа­дать сложно и, в общем-то, относительно бессмысленно. Более того, в тради­циях XIX и XX века пиратство в районе Индонезийского архипелага в первую очередь ориентировано все-таки на локальные перевозки, а не на перевозки в крупных международных компаниях. Собственно, пиратство сосредота­чивается в этом регионе на перевозках двух товаров. Во-первых, это сырое пальмовое масло, из которого потом, в процессе дальнейшей пере­работки, получают либо пальмовое масло для использования в пищевой промыш­ленности, либо добавки в дизельное топливо. Либо это газойль, который используется в качестве топлива для дизельных двигателей.

Почему эти два товара? Дело в том, что Индонезия и Малайзия являются крупнейшими производителями сырого пальмового масла в мире. Примерно две трети сырого пальмового масла перерабатывается в этих странах, и уже продукты переработки отправляются на экспорт, и оставшаяся треть уходит на экспорт в сыром виде. Собственно, что происходит: когда это масло на план­тации готово, его отправляют на переработку на местные заводы. Отправляют его на небольших баржах, и эти баржи находятся в пути максимум два дня. Однако именно в это время они оказываются наиболее уязвимыми для того, чтобы быть захваченными пиратами.

По данным исследователей, в этом регионе действует примерно 18 пиратских сетей, которые организуют кражу груза с этих барж. Причем состав и структура этих сетей по сравнению с 1990-ми годами и даже началом 2000-х сейчас немного изменились. В 1990-х и начале 2000-х структура была довольно иерархической. Во главе операций стоял так называемый большой босс, который осуществлял всю координацию и планирование операций. Он находил инвестора, который финансировал предприятие (в некоторых случаях это мог быть и сам большой босс, но не всегда). Большой босс находил покупателя, который готов был приобрести груз дешевле рыночной цены и получить заведомо поддельные документы на этот груз. А также большой босс находил организатора захвата конкретного судна.

Этот организатор уже, получив средства и получив указания, кому нужно груз передать, то есть контакты покупателя, связывался с сообщниками на конкрет­ном судне с грузом, с инсайдерами компании-перевозчика и набирал, собственно, команду людей, которые осуществят захват судна. Однако ближе к концу 2000-х годов модель немного поменялась, большой босс исчез как необходимое звено, и теперь, по сути, организаторы захвата сами связываются с теми, кто будет финансировать предприятие, сами находят покупателей, в общем-то, сами все организуют.

То есть постепенно центр организации и координации перешел к исполни­телям непосредственно пиратских захватов. Как правило, покупают эти неофициальные грузы сырого пальмового масла фиктивные компании, которые оперируют где-то в регионе — в Индонезии, в Малайзии, в Сингапуре, в Южной Корее, в Китае. При таком способе покупки сырого пальмового масла можно заплатить за него примерно 60–65 % от его рыночной стоимости и, соответственно, затем перепродать его уже дороже.

В этой схеме на борту захватываемого судна обычно есть сообщники, которые помогают тому, чтобы захват судна прошел мирно, без человеческих жертв и без каких-то неприятностей. Команда судна нейтрализуется, товар перегружается на пиратское судно, а то судно, которое подверглось захвату, вместе с экипажем удерживается, как правило, в течение 24 часов. После чего они отпускаются. Найти следы пиратов после этого уже становится довольно затруднительным делом. Более того, как мы уже говорили, бо́льшая часть таких инцидентов просто не сообщается официально как случаи пиратства для того, чтобы не платить повышенные страховые премии.

Естественно, что для успеха этого предприятия очень важно, чтобы морские патрули не появились в том районе, где производится контрабандная перегрузка товара с одного судна на другое. Поэтому, как правило, для успеха предприятия соответствующие власти на местах получают определенную сумму денег для того, чтобы их усилия по патрулированию в нужный день были направлены куда-то в другое место. То есть фактически местные власти получают свою прибавку к доходам для того, чтобы пираты могли продолжать работать.

Конечно, бывают и неудачные захваты, когда происходит поимка пиратов. В этом случае в рамках пиратской деятельности предусмотрены средства на то, чтобы заплатить судьям, чтобы они вынесли либо оправдательный, либо самый минимально возможный приговор, что также способствует продолже­нию пиратской деятельности. Поскольку, как правило, в этом регионе захвата заложников не происходит и все пиратство сосредоточенно именно на том, чтобы украсть груз, то широ­кого внимания инциденты пиратства не привлекают. Поэтому мы гораздо меньше слышим о них, чем о сомалийских пиратах, например.

Соб­ствен­но, для того, чтобы такая деятельность окупалась, нужно, чтобы в период, когда у нас высокие цены на сырое пальмовое масло, успешной была хотя бы треть пиратских рейдов. А когда цены на сырое пальмовое масло пониже, достаточно, чтобы половина пиратских рейдов была успешной. То есть даже не сто процентов пиратских нападений должны быть успешными для того, чтобы пираты продолжали с выгодой функционировать.

Однако в период, когда цены совсем снижаются, пираты переключаются на другой продукт — на тот самый газойль. Например, так было в период с 2012 по 2014 год, когда газойль стоил дороже и, соответственно, его воровать было гораздо выгоднее. Дело в том, что газойль перевозится на судах похожего размера, также перевозится локально — и тактика захвата судна будет абсо­лют­но такой же. Единственное, что нужно иметь, — это, опять же, инсайдеров на соответствующих судах.

Более того, в этом случае даже не нужно искать покупателя продукта, который купит продукт оптом, поскольку газойль можно продать в некотором смысле мелким оптом для заправки автомобилей, мопедов, моторных лодок и тому подобных технических средств передвижения просто местному населению, буквально канистрами продают. Поэтому получается, что коррупция и невысокий уровень экономического развития делают пиратство выгодным в этом регионе. И, соответственно, пока эти условия не изменятся, пиратство продолжит процветать.

Более того, поскольку пиратство в такой модели фактически локализовано в этом регионе и приводит к тому, что доходы перераспределяются от владельцев плантаций пальмового масла к пиратским сетям в регионе, это не является большой международной проблемой и существенно снижает стимулы для международного вмешательства. Не нужно думать, правда, что его совсем нет, регулярно поднимается вопрос о том, что надо что-то делать с пиратством в этом регионе. Власти в первую очередь Индонезии, Малайзии и Сингапура обещают с этим разобраться на высоком уровне, однако на локаль­ном уровне все остается по-прежнему. Для того чтобы пиратство искоренить, нужно, чтобы удельный вес интересов пиратов и тех, кто от них страдает, немножко поменялся в пользу последних.

Проблемы экономического роста являются драйверами пиратства и в Африке, и в Латинской Америке. Но там ситуация несколько иная по сравнению с Индонезией, Малайзией и Сингапуром. В случае и Африки, и Латинской Америки пиратство является мерой вынужденной, и ситуация в этих странах еще более неблагоприятна, эти страны никак не растут такими же темпами, как рассмотренные нами страны Юго-Восточной Азии. По региону Латинской Америки и Карибского моря, как мы уже говорили, данных не так много для того, чтобы полностью оценить экономический ущерб, наносимый в этом регионе. Но любопытно, что в 2017 году был зафиксирован огромный рост числа пиратских нападений — 160 %. Это гораздо выше, чем во всех остальных регионах в том же году.

Основное объяснение этому — продолжающийся экономический коллапс в Венесуэле. Здесь пиратством начали заниматься рыбаки, к которым потом присоединились и представители береговой охраны. Собственно, рыболо­вецкая отрасль в Венесуэле еще в 2000-е годы начала приходить в упадок. После того как она была национализирована, управление ей было крайне неэффективно, регулирование тоже. В результате к нынешнему времени стало гораздо более выгодно использовать рыболовецкие суда для того, чтобы нападать на другие суда, чем, собственно, для того, чтобы заниматься ловлей рыбы.

Представители береговой охраны присоединились к пиратам в этом районе. Они захватывают людей на других кораблях с требованием выкупа — и это позволяет им также получать некоторые дополнительные доходы. На захваченных кораблях, как правило, забирают груз — это может быть свежий улов. А также забирают даже запасы еды, что указывает на крайне проблематичную экономическую ситуацию.

Местные пираты в Венесуэле занима­ются тем, например, что отбирают улов у мелких рыбаков из соседнего Тринидада. Или у своих же собственных более успешных товарищей. Налицо примитивное перераспределение ресурсов в пользу более сильного. И это, естественно, сильно ухудшает экономическое положение всего региона в целом. То есть проблемы одной страны начинают распространяться и на соседей. И при этом ожидать улучшения с пиратством в этом регионе не приходится, поскольку экономическая ситуация в Венесуэле продолжает только ухудшаться. Но здесь пиратство ограничивается такой относительно некрупной добычей и небольшими нападениями.

В Африке, особенно в Восточной, пиратство носит несколько другой характер. Хотя и здесь оно объясняется проблемами экономического роста. По тем оценкам ущерба от пиратства, которые у нас есть, почти 99 % общего ущерба приходится на Африку. И из них почти две трети приходится на Восточную Африку, практически целиком на одну страну — Сомали. Посмотрим, какова здесь экономи­ческая подоплека пиратства.

Пиратство в Сомали расцветает в тот момент, когда в стране усиливается политическая нестабильность. А точнее, когда в стране просто заканчивается хотя бы какое-то подобие политической стабильности, примерно с середины 1990-х годов. Естественно, что отсутствие нормальной государственной власти в стране приводит и к экономической, и социальной нестабильности. Страна фактически является крайне неоднородной по своему этническому составу, и довольно сложно найти баланс интересов для того, чтобы выстроить сильную центральную власть в стране.

Сомалийские пираты захватывают корабли и требуют выкуп за то, чтобы члены экипажей остались в живых. То есть они не столько грабят, сколько требуют большой выкуп за жизнь. Они захватывают крупные суда богатых государств, богатых компаний и требуют солидный выкуп. В этом как раз отличие от пиратства в Азии или в Латинской Америке. Как ни странно, предшественниками современных грозных сомалийских пиратов опять-таки стали рыбаки. Причем рыбаки, которые в условиях нефункциони­рующего государства взяли на себя волонтерскую роль по контролю за своими территориальными водами. Они запрещали иностранцам сбрасывать мусор в сомалийские территориальные воды. То есть изначально они занимались абсолютно благим экологичным делом. Естественно, что это начало довольно быстро сочетаться с мелким пиратством, с грабежом по типу того, что мы ви­дим сейчас в районе Венесуэлы. Однако со временем ситуация ухуд­шилась настолько, что для значительной части населения прибрежной части Сомали пиратство оказалось, по сути, единственным способом получить хотя бы какие-то средства к существованию. Поскольку легальной альтерна­тивы ему практически нет.

Грубые оценки, которые есть относи­тельно того, сколько зарабатывают пираты, показывают, что за год пиратства сомалиец может заработать от 30 до 40 тысяч долларов. По другим оценкам, за одно только успешное нападение на корабль каждый сомалий­ский пират получает от 25 до 75 тысяч долларов. Но мы должны понимать, что и то и другое — это приблизительные оценки. При этом ВВП на душу населения в Сомали в лучшем случае оценива­ется в 500 долларов в год. То есть за год занятий пиратской деятельностью можно заработать минимум в два раза больше, чем за 30 лет официальной работы — при условии что человек будет получать те самые средние 500 дол­ларов в год. Поэтому естественно, что экономические стимулы к пиратству просто огромны в этой стране.

Конечно же, у пиратства есть и риски. И смерть, и получение серьезных увечий, и попадание в тюрьму, и получение серьезного наказания. Исследователи оценили, с учетом всего происходящего в регионе, такие издержки от занятий пиратством максимум в 3,3 тысячи долларов. То есть мы видим, что издержки от занятий пиратством в десять раз меньше, чем минимальная оценка того, что можно заработать за год. Поэтому, опять‑таки, очевидно, что пиратство выгодно.

Конечно, не весь доход, который пираты получают от своей деятель­ности, рас­пре­деляется целиком среди пиратов. Часть его, по разным оценкам от 30 до 50 %, уходит, собственно, тому, кто основал клуб, кто приносит средства, кто фи­нансировал, собствен­но, первоначальное предприятие. И еще порядка одной пятой части дохода уходит на то, чтобы совершенствовать и развивать всю пи­ратскую сеть, вкладываться в оборудование, в новые суда, в оружие, в трени­ровку и так далее.

Но даже с учетом этого, если уменьшить, соответственно, оценку того, сколько получает в год каждый пират, занятие пиратством остается в разы более выгодным, чем легальная работа, которой, к тому же заметим, практически нет в Сомали. Более того, не только сами пираты получают выгоду от пиратства. На пиратов, на пиратские действия работает практически все местное население. То есть на обслуживание пиратской сети. На предоставление им продуктов, обслуживание их кораблей, помощь в сбывании груза, на то, чтобы помогать им охранять пленников. В условиях, когда государство фактически не функционирует, вся экономи­ческая жизнь оказывается сосредоточена в руках наиболее сильного института в стране, которым в данном случае оказалось пиратство.

По сравнению с Азией и с Латинской Америкой африканские пираты исполь­зуют в корне другую модель. Они как раз захватывают крупные суда, которые затем, используя экипаж в качестве заложников, удерживают. Причем удерживают иногда в течение нескольких лет. То есть они готовы ждать до тех пор, пока не получат весьма значительный выкуп. Причем захват судов произ­во­дится не только непосредственно у берегов, но уже и на значительном отдалении от берегов. То есть пиратство начинает немножко отступать от того, чтобы быть исключительно береговым пиратством. У них хорошо воору­жен­ные современные корабли. Сами пираты хорошо тренированы, подготовлены и хорошо вооружены. Поэтому значительная часть тех вылазок, которые они предпринимают, оказывается успешной.

Исследователи считают, что на данный момент у сомалийских пиратов факти­чески уникальная модель, никто другой такой моделью в мире не пользуется. И естественно, что эта проблема носит международный характер. Однако пока ее решить не удается. Все попытки усиления международного контроля за тем, что происходит с судоходством в этом регионе, имеют исключительно временный эффект.

С точки зрения экономики здесь есть два объяснения. Во-первых, несмотря на то, что ущерб от пиратства в этом регионе составляет, по оценкам, 1,4 мил­лиарда долларов только за 2017 год, это все равно крайне маленькая сумма в общем обороте мировой торговли. Это примерно одна десятитысячная от суммы мировой торговли за 2017 год. То есть несмотря на то, что сумма ущерба выглядит крайне внушительной, действительно серьезных стимулов навести здесь порядок, в общем-то, нет.

Во-вторых, регион является одним из наиболее нестабильных в мире. Скажем, соседний Йемен, в котором недавно тоже был политический конфликт, как только политическая нестабильность усилилась, тоже начал прибегать к пиратству и пытаться копировать то, что происходит в Сомали. Более того, судя по всему, часть йеменцев начала просто как-то кооперироваться и помо­гать сомалийцам, поскольку параллельно произошло и увеличение числа захвата кораблей сомалийцами. Если Сомали фактически управляется и контролируется пиратами, то вполне очевидно, что сеть финансовых контактов и сеть торговых контактов выходит далеко за пределы Сомали и даже за пределы самого региона. До тех пор пока сам регион нестабилен, навести в нем порядок и взять пиратство под контроль будет очень сложно.

Кроме того, на всякое средство слежения есть средство противо­слежения. И поскольку сомалийские пираты уже достаточно хорошо экипированы, они вполне могут себе позволить глушить радары, посылать другого рода сигналы, то есть, условно говоря, они вполне профессионально действуют для того, чтобы создать впечатление ложной безопасности, иначе им бы вообще никого не удавалось захватывать.

Более того, системы слежения работают не стопроцентно. Можно вспомнить, что несколько лет назад пропал самолет — как пропал с радаров, так его не нашли. Вообще не нашли, несмотря ни на какие современные средства отслеживания. Поэтому здесь тоже не стоит преувеличивать значение наших достижений. То есть, по сути, мы имеем дело с такой очень хорошо организо­ванной сетью пиратов, которые прекрасно вооружены и экипированы и умеют делать свое дело не хуже, чем профессиональные военные.

Конечно, сеть контактов, сеть интересантов выходит за пределы и Сомали, и региона, поэтому здесь, собственно, никто не знает, как далеко точно уходят корни, — но, конечно же, там интересы далеко не только самого Сомали. То есть финансово, я думаю, здесь заинтересовано гораздо большее количество сторон.

Попытки экономическими методами пресекать пиратскую деятельность, то есть попытки отслеживать финансовые потоки, отмывание денег, также не приводят к большому успеху. А сейчас, когда появились криптовалюты, соответственно, пиратам может стать еще проще уводить свои нелегальные доходы в тень. Поэтому практически единственным возможным решением проблемы было бы ускоренное экономическое развитие региона.

То есть нужно сделать так, чтобы населению стало выгодно с меньшим риском и, может быть, немножко меньшими доходами заниматься не пират­ством, а легальной деятельностью. Но, к сожалению, шансов на это немного. Потому что в истории нет примеров, когда извне в страну приносилось бы экономи­ческое процветание и это удержива­лось бы в течение длительного времени. У самих сомалийцев пока стимулов менять свое экономическое поведение нет, и в ближайшей перспективе они вряд ли появятся.

То есть мы видим, что в настоящее время пиратство является береговым. Пираты редко оперируют сейчас в открытом море. И пиратство в основном концентрируется в районах со слабым государством и низкими доходами. И, в дополнение к этому, с высоким экономическим неравенством.

Собственно, это вполне укладывается в то, о чем мы говорили в самом начале. Когда появление сильных государств позволило практически полностью искоренить пиратство в XVIII веке, перестать прибегать к услугам капе­ров — потому что теперь экономи­ческое развитие концентрировалось не только на ресурсах, но и на том, как наиболее правильно и эффективно их исполь­зовать. И более того, тип ресурсов стал несколько иным. Для того чтобы развивать экономику, уже недостаточно было просто прекращать торговые потоки стран-конкурентов. И с тех пор пиратство мигрировало в менее экономически развитые страны и районы и снова стало преимуществен­но береговым.