Расшифровка Пираты в Античности

Как пираты жили во времена Гомера, почему в Древней Греции и Риме грабить было выгоднее, чем торговать, и как пиратство способствовало экономическому сотрудничеству

Автор Юлия Вымятнина

Мы не знаем точно, когда появилось пиратство, но вполне логично предпо­ложить, что мореплавание, морская торговля и пиратство возникают одновре­менно. Логика будет такая: если ты сильнее, то веди себя как пират. То есть грабь, отнимай. Если же ты сла­бее, то в твоих интересах договориться о том, чтобы торговать и вести какое-то сотрудничество и обмен.

Фактически морская торговля разви­валась там, где ни одна из сторон не имела достаточно весомого преиму­щества для того, чтобы, собственно, захватить, ограбить вторую сторону. Если же какая-то из сторон оказывалась сильнее, то торговля фактически сходила на нет.

По всей вероятности, способы пират­ских действий возникли не одновре­менно, а пиратство развивалось постепенно. У него были своего рода стадии. Начина­лось все, видимо, с берегового пиратства. Причем, скорее всего, первым этапом было пиратство с берега на море — когда жители береговых поселений напада­ли на корабли, потерпевшие кораблекру­шение, или даже на корабли, просто зашедшие в гавань и не обеспечившие себе достаточной охраны.

В интересах таких береговых пиратов было, естественно, подстроить как мож­но больше моментов для того, чтобы судно оказалось вынуждено сделать остановку. Речное пиратство тоже процветало. Например, есть упоминание о том, что на Руси, на пути «из варяг в греки», тоже существовали такие пираты. В их интересах было подстроить какое-нибудь препятствие в судоход­ной части реки, которое будет не видно кораблю, не видно тем, кто им управ­ляет, и которое вынудит корабль остановиться.

То есть первый вариант: сидя на суше, грабим тех, кто отваживается проплы­вать мимо. Второй вариант — это тоже береговое пиратство, но в обратном направлении — с моря на берег: напасть, ограбить и убежать. При этом пираты так же могут напасть не только на поселение, но и на корабли, которые стоят, скажем, в гавани.

И уже только следующим этапом разви­тия пиратства становится пиратство в открытом море — когда производится либо захват судна с помощью военной силы, либо захват с помощью хитрости.

Мы привыкли считать, что пираты — разбойники, люди, находящиеся вне закона. Однако это не обязательно так. На примере Афин, где существовал закон о пиратах, мы видим, что там предусматривалось создание и функ­циони­рование общества пиратов. Закон регламентировал членство в этом обществе, а также возлагал на общество некоторые обязанности. В частности, помогать государству в ведении военных действий, охранять торговлю, охранять побережье от врагов.

Если мы посмотрим на текст «Одиссеи», то увидим, что во времена Гомера (VIII век до нашей эры) пираты были полноправными членами общества. Они пользовались уважением сограждан, участвовали в разных формах жизни своего государства. Например, Нестор, царь Пилоса, с ностальгией вспоминает свое морское прошлое, когда он с товарищами гонялся по «темно-туманному» морю за добычей.

Одиссей рассказывает Алкиною, как он с товарищами разграбил город киконов  Киконы — народность Фракии, исторической области на востоке Балканского полустрова. Исмару, как они делили добычу, которая включала не только сокровища, но и женщин. И это классический вид пиратства с моря на берег, это береговое пиратство. И Одиссей в своем рассказе сожалеет только, что он не смог убедить своих товарищей как можно быстрее покинуть место разграбления — и в ре­зуль­­­тате они оказались под угрозой возмездия со стороны киконов и их со­седей.

При этом в «Одиссее» нет осуждения действий Одиссея и его товарищей — это воспринимается как нормальное состояние вещей для того времени. Это объ­ясня­ется некоторыми особенно­стями античной экономики.

Первая особенность — это отсутствие выраженного технологического прогрес­са и аграрная экономика. Какие были ресурсы в аграрной экономике? Это прежде всего земля, на которой можно что-то вырастить, и люди, которые что-то на этой земле выращи­вают. То есть — труд.

Важная особенность этой экономики — для того, чтобы произвести больше, нужно больше ресурсов. Либо больше земли, либо больше людей, либо того и другого. Поэтому для того, чтобы производить больше, единственный способ состоит в том, чтобы захватить чужие земли и желательно вместе с ними — чужую рабочую силу. То есть мы не сможем произвести существенно больше в следующий период времени, мы не можем оказаться вдруг более умными и удачливыми.

Вторая особенность античной эконо­мики в том, что экономическая жизнь концентрировалась в прибрежных районах. Это означало необходимость обороняться от попыток чужаков перераспределить в свою пользу те самые ресурсы, о которых мы уже говорили. То есть было необходимо защищаться от береговых пиратов. А это фактически означало, что желательно самим организовать такие отряды пиратов, которые, наоборот, будут грабить соседние государства в пользу собственного.

Получается игра с нулевой суммой  Игра с нулевой суммой (англ. zero-sum game), или антагонистическая игра, — игра, в которой участвуют два или более игрока, выигрыши которых противоположны. из-за особенностей аграрной античной экономики: грабь соседа для того, чтобы самому стать сильнее! Почему не торговать при этом? Дело в том, что мы сейчас привыкли к тому, что тор­говля — это очень выгодное дело, и когда экономисты говорят о том, что обязательно нужно торговать и что это выгодно для всех, они опираются на теорию сравнительных преимуществ Рикардо. Эта теория, сформули­рован­ная британским банкиром, эконо­мистом и политиком Дэвидом Рикардо в начале XIX века, говорит о том, что страны должны специализиро­ваться на том, в производстве чего они обладают сравнительным преимуще­ством, а все остальное покупать в других странах.

Давайте поясним, что такое сравнительное преимущество. В оригинальном примере у Рикардо были две страны — Англия и Португалия. Обе страны про­изводили, для простоты, сукно и вино. Причем Португалия могла и то, и дру­гое производить дешевле с точки зрения количества труда, которое затрачи­валось на производство единицы сукна или единицы вина. Но если посмотреть, сколько вина не произведет страна для того, чтобы произвести дополнитель­ную единицу сукна, то оказывается, что Англия производит сукно лучше — если мерить сукно в единицах вина. А Португалия производит лучше вино. Поэтому Рикардо делает такой вывод: Португалия пусть специализиру­ется на выпуске вина, Англия — на выпуске сукна, и они будут торговать между собой — и обеим странам будет значительно лучше.

Почему это не работало в условиях античной экономики? Собственно, ничто не мешает нам предположить, что сравнительные преимущества существовали уже тогда. Причина проста: торговля — это признак мирного времени, а в на­ших условиях игры с нулевой суммой, когда постоянно существует соблазн захвата чужих ресурсов, у нас постоянно есть затраты на оборону, и поддержи­вать длительное время мирную торговлю становится сложно. Фактически здесь мы имеем дело с необходимостью обеспечить то, что называется обще­ственным благом. Поскольку оборона — это классический пример такого блага.

Что такое общественное благо? Это такой товар или услуга, потребление которого отличается двумя характе­ристиками: несоперничеством и неисклю­чаемостью. Несоперничество означает, что если наша армия защищает меня, обеспечивая безопасность страны, то точно так же, в нисколько не меньшей мере, армия защищает и соседа на моей улице. То есть оттого, что я получаю от нашей армии услугу по охране и обеспечению моей безопасности, все остальные нисколько в не меньшей мере получают то же самое.

Неисключаемость означает, что если бы мы финансировали армию за счет взносов из собственного кармана, то есть если бы каждый месяц нужно было бы платить, например, 1000 рублей на то, чтобы армия работала, то, если я не заплачу свою 1000 рублей, а все остальные заплатят, никто не сможет запретить мне продолжать пользоваться теми же самыми услугами армии. Разумеется, за единственным исключением: если меня в конце концов за неуплату взносов не выкинут из страны. (И в Античности, кстати, это было гораздо более простым делом, чем в наше время.)

Эти особенности общественных благ означают, что есть разные способы их финансирования. В первом группа граждан собирается, договаривается, в каком объеме нужно это обществен­ное благо, скажем безопасность, сколько нам нужно воинов для того, чтобы обеспечить достаточно серьезную армию, договариваются, кто сколько будет платить, — и кто-то должен контроли­ровать, что происходят все эти платежи, что армия действительно собралась, работает и выполняет свои функции. То есть можно решить эту проблему таким частным образом, но это отвлекает довольно много ресурсов, которые могли бы быть направлены на что-то другое.

Вариант второй, к которому мы при­выкли в наше время, это вариант, когда государство берет на себя функции решения, какая должна быть армия, функции финансирования и контроля. А с нас государство собирает налоги, которые тратит в том числе и на армию тоже.

Но есть и третий вариант — который сейчас, как правило, не используется, но вполне использовался в экономике и Античности, и Средних веков. Это просто предоставить тем, кто возьмется обеспечивать, например, ту же самую оборону, некоторые права или возможности, позволяющие на этом зарабатывать. Собственно, примерно так и начиналось то, что мы сейчас называем пиратством.

На первом этапе пиратами  Слово произошло, возможно, от грече­ского «пейратес», πειρατής, из πειράω — «искать счастья» + -τής, из греч. πεῖρα — «попытка», что означает «пробовать нечто неизведанное, испытывать судьбу»., видимо, называли тех, кто пускался в море на поиск неизведанного, кто выходит в море, испытывает судьбу. И никакой негативной коннотации это слово не несло. Искатели приключений, собственно, представляли собой еще одно профессиональное сообщество. Они лучше знали побережье, лучше понимали, как охранять собственную территорию. И вполне естественно, что в обмен на это они пользовались возможностью ограбить более слабых соседей и перераспределить какие-то ресурсы в свою сторону.

И как мы видели на примере афинского общества пиратов, такие люди имели дополнительно некоторые обязанности. Например, усиливать государственную армию во время ведения войны. Фактически это были люди, которые в обмен на право грабить соседей охраняли собственное побережье. То есть пираты на этом этапе — это такой вариант общественного блага.

Логично предположить, что со вре­менем это привело к тому, что жажда легкой наживы стала перевешивать собственно первоначальную функцию по охране собственных берегов. И в результате происходит такая трансформация. Наши искатели приключений и защитники побережья становятся фактически береговыми пиратами и промышляют в основном тем, что совершают вылазки на берега соседей. Отношение к пиратам, естественно, начинает меняться, романтические искатели приключений превращаются в пиратов, которые вызывают ужас и осуждение тех, кто подвергся нападению такой банды.

Латинское слово «пираты» уже указы­вает именно на морских грабителей, то есть у нас от греческого «пейратес» к латинскому «пираты» происходит трансформация значения. Но мы видим уже и в «Одиссее», которую мы упоми­нали, настороженное отношение к Одиссею и его товарищам, когда Нестор спрашивает их:

То есть он подозревает, что Одиссей фактически является главой отряда морских разбойников. Такое положение дел, когда у нас защитники побережья одной страны, одного государства становятся фактически угрозой мирному существованию соседей, естественно, означает, что с пиратами нужно было как-то бороться.

Здесь есть два варианта. Либо коопери­роваться против пиратов, либо платить за то, чтобы они оставили государство в покое. Соседние государства довольно быстро начали кооперироваться друг с другом. И, например, уже к середине V века до н. э. мы видим почти типовые договоры между разными городами о том, чтобы воздерживаться от грабе­жа друг друга. Например, есть договор между критскими городами Кносс и Тилисс, в котором сказано, что тилисся­нину разрешается грабить везде, кроме тех районов, которые принадлежат кносся­нам. Более того, тилиссяне при дележе добычи треть захваченного на суше и половину захваченного на море должны отдавать кноссянам. И кнос­сяне ведут себя симметрично по отношению к тилисся­нам. Получается, дого­вор не только о том, что друг друга не грабим, но еще и делимся добычей.

Примерно в то же время и примерно такого же рода договор заключается между локридскими городами Эантия и Халей: о том, что имущество чужеземца можно брать всюду на море, кроме гавани города — участника договора. Это случай городов, которые, во-первых, находятся недалеко друг от друга, а во-вторых, имеют примерно равные силы. То есть ни один из них не может запросто поглотить другого и воспользоваться его ресурсами.
И это перемирие, этот военный, можно сказать, союз будет действовать только до тех пор, пока ни одна из этих сторон не окажется сильнее другой — или не появится третья сторона, которая сможет обе эти стороны поглотить.

Но помимо кооперации соседей бывает и другой вариант. А именно когда пираты оказываются такой мощной силой, что проще заплатить им дань, чтобы откупиться. То есть в таком случае мы имеем дело с пиратским рэкетом. Известно, что грамотно поставленный пиратский рэкет делал некоторых пиратов весьма могуще­ственными.

Наверное, самый известный пример такого пирата — это Поликрат. Он жил в VI веке до н. э. и считался по тем временам самым удачливым, самым предпри­имчивым пиратом, оперировавшим в Эгейском море. Он распоряжался флотом — говорят, что его флот насчитывал не менее сотни судов самого разного размера, — и он организовал очень успешный рэкет соседних государств. Греки, финикий­цы, прочие народности платили ему дань, причем весьма солидную, для того чтобы избежать грабежа своих судов, сохранить своих моряков и иметь возможность вести торговлю. Поликрат получал такие доходы, что смог на острове Самос построить себе дворец, который считался в то время одним из чудес света; он окружил себя лучшими врачами, учеными, художниками, поэтами. То есть фактически он вел себя как царь, у которого был свой собственный двор.

Есть и другой пример успешного рэкета. Этолийский союз — группа вооружен­ных пиратов, действовавшая примерно в IV веке до н. э. в Этолии, области Центральной Греции, между Македонией и Коринфским заливом, — успешно собирала дань с соседних государств. По сути это была военная организация, которая включала в себя не только пиратов, но и сухопутных воинов. Они организовали свою деятельность, соответственно, и на море, и на суше, и они зарабаты­вали тем, что брали плату за свои услуги. Услуги могли, в частности, включать и такую услугу, как то, что корабли заплатившего государства не бу­дут подвергаться нападению этих пиратов. Также Этолийский союз предостав­лял и услуги по нападению на какие-то другие государства. Огромное коли­чество государств Эгейского и Ионического морей платило ему дань. Все это свидетель­ствует о том, что Этолийский союз оказался достаточно крупным и сплоченным образованием. В то время как небольшие государства, платив­шие дань, были слишком слабы для того, чтобы самостоятельно с ним бороть­ся, и не имели либо возможностей, либо желания скоопери­роваться между собой и совместно противопоставить что-то бодрым этолийским пиратам.

То есть когда у нас государство слабое, ему проще откупиться от сильной пиратской организации, чем противо­стоять ей. Естественно, что совершенно другая ситуация складывается тогда, когда государству удается набрать силу и его собственная армия и флот смогли бы противостоять пиратам. И это мы очень ярко видим на примере Римской империи. Римская империя пиратов сурово наказывала, за пират­ство полагалась смертная казнь. Почему это так — ярче всего видно на примере последствий действий киликийских пиратов в 68–67 годах до н. э., когда они захватили конвой, следовавший из Северной Африки, с Сицилии и с Корсики в Рим с грузом хлеба.

Собственно, захват хлебного конвоя было несложно предвидеть. Про то, что в Средиземном море оперируют пира­ты, было известно, и что любые торговые пути могут подвергнуться их нападению, тоже было вполне понятно. Полко­во­дец Гней Помпей, например, предлагал сенаторам собрать силы и средства и очистить море от пиратов. Однако сенаторы его предложение отклонили, опасаясь, что как только ему удастся это сделать, он окажется слишком влиятельным человеком в Риме.

Однако когда киликийские пираты действительно захватили этот конвой с хлебом из Северной Африки, в Риме наступил голод. С наступлением голода вполне естественно, что сенаторы были вынуждены все-таки принять предло­жение Помпея, и он немедленно принял командование экспедицией, получив соответствующие полномочия. К нему присоединились еще 14 сенаторов, которые также были опытными полководцами, и в течение нескольких недель было снаряжено 500 кораблей и было набрано 100 тысяч людей, чтобы участвовать в этой экспедиции.

Под давлением таких сил пираты начали отступать к опорной крепости Коракесий, где они были захвачены и разбиты. Хроники говорят, что примерно 1300 пиратских кораблей утопили, 400 взяли в плен, уничтожили также целый ряд других баз, помимо Коракесия, — и все это произошло в течение буквально нескольких недель. Естественно, что цены на хлеб тут же упали, поскольку корабли смогли спокойно пройти с хлебом в Рим. И, как и опасались сенаторы, Помпей действи­тельно оказался самым влиятельным человеком в Риме на какое-то время.

Почему же перехват этого хлебного конвоя из Северной Африки привел к таким серьезным последствиям? Не вдаваясь глубоко в детали, можно ска­зать, что Римская империя выстроила очень сложные логисти­ческие цепочки снабжения различными товарами разных частей империи — и в первую очередь Рима.

Более того, одним из важных узких мест жизни Римской империи был тот факт, что Рим полагался в основном на поставки импортируемого хлеба. А импортировал он хлеб в основном из Северной Африки. Поэтому здесь киликийским пиратам и оказалось так легко поставить под угрозу физическое выживание римлян. Римское население было довольно значительным, приле­гающие сельскохозяйственные районы не могли его полностью обеспечивать, поэтому здесь не могла сработать стратегия импортозамещения: у них не было технологий и возможностей вырастить такое количество хлеба, которое бы всех прокормило.

В дополнение к этому нужно помнить про то, что в Риме в I веке до н. э. существовал обычай анноны — то есть субсидируемой городом нормы хлеба, которая полагалась каждому свобод­ному взрослому совершенно­летнему мужчине. И эта норма хлеба предостав­лялась им по заниженным ценам, как некая форма сдерживания социальных протестов. 

В I веке до н. э. был принят закон, согласно которому пиратство каралось смертной казнью. Сложно указать конкретную дату принятия этого закона, потому что в разных источни­ках он приписывается разным сенаторам и даты указываются разные. Пираты, помимо того, что мешали торговле, еще и не гну­шались брать в плен знатных людей, в ожидании получить за них хороший выкуп. В частности, есть легенда, что в свое время в плен к пиратам попал Юлий Цезарь. Опять же, мы не знаем точно, в каком году это про­изо­шло, однако мы знаем, что Юлий Цезарь был несколько недоволен тем, как низко оценили его пираты — они потребовали за него сначала выкуп в 20 та­лантов, однако он сурово сказал им, что он стоит по меньшей мере 50.
То есть Юлий Цезарь оценил себя как минимум в полторы тонны серебра. Пираты, естественно, обрадовались перспективе получить гораздо более серьезный выкуп — и Цезарь провел с ними в плену восемь дней, потому что собрать полторы тонны серебра было нелегкой задачей. В это время он зани­мался физическими упражнениями, сочинял поэмы и, в общем-то, судя по всему, не так уж плохо проводил время.

После того как выкуп за него был уплачен, Юлий Цезарь немедленно снарядил экспедицию. Его люди поймали пиратов и отобрали у них большое количество добычи; она полностью компенсировала выпла­ченный Цезарем выкуп и стои­мость всей экспедиции против этих пиратов. А сами пираты были казнены, как и полагалось законами Древнего Рима, через повешение на кресте. Правда, с учетом того, что пираты относились к Юлию Цезарю во время его пленения весьма гуманно, он приказал сначала перерезать им горло — и только потом распять их на кресте. То есть он проявил к ним своего рода гуманное отношение.

Можно ли с учетом всего этого гово­рить, что Рим принял действительно серьезные меры по искоренению пиратов? Вообще говоря, это не сов­сем так. Держать в постоянной готовности крупный флот, который будет постоянно отражать пиратские атаки и уничтожать любых пиратов, было довольно затратно. Поэтому в конечном итоге римская модель возвращается к тому, с чего все начиналось: когда пираты делятся на «своих» и «чужих». Чужие пираты были в Риме объявлены hostis humani generis, то есть врагами всего культур­ного человечества. Закон, как мы уже знаем, предусматривал для них смертную казнь, которая в редких случаях могла заменяться на использо­вание преступников в качестве морских гладиаторов, что, естественно, было просто отсроченной формой смертной казни.

Закон также предполагал штраф в раз­мере 200 тысяч сестерций за укрывание пиратов. Чтобы было понятно, что это за сумма, скажем, что сестерций состав­лял четверть динария, или около одного грамма серебра. То есть 200 тысяч сестерциев составляли примерно 200 килограммов серебра. Для сравне­ния: богатейший человек Рима времен первого трумвирата Марк Лициний Красс владел земельной собственно­стью почти на 200 миллионов сестер­циев. Если мы еще добавим к этому, что богатство распределялось крайне нерав­номерно в Древнем Риме, очевидно, что такой штраф был запретительно высоким и выплатить его было не под силу практически никому.

Более того, законы Рима предполагали, что жертвам пиратства полагалась выплата компенсаций. Когда пиратов удавалось захватить, то часть их иму­щества шла на компенсацию. Таким образом, к чужим пиратам отошение было крайне негативное. Свои пираты, естественно, действовали в интересах своего государства, обеспечивали, как можно ожидать, охрану побережья. Но более того, они обеспечивали и приток рабов, что было важной частью экономики Античности.

По свидетельству Страбона, античного историка и географа (он жил в конце I века до н. э. — начале I века н. э.), на Делосе рынок рабов был способен в один день принять и продать десятки тысяч рабов. То есть это была процве­тающая масштабная торговля. Есте­ствен­но, что свои пираты захватывали имущество и рабов только у тех, кто считался противниками, неприятелями данного госу­дарства. И в Египте, и в Сирии, и в Византии, и в странах Малой Азии — везде были примерно одинакового рода законы, которые предполагали смертную казнь для пиратов, большие штрафы за их укры­вание и всячески способство­вали тому, чтобы четко провести границу «свой — чужой».

Логичный вопрос, который может возникнуть после этого: как же пиратам удавалось выживать и кто же шел в пираты, если за занятие это полагалась смертная казнь? Более-менее независимые пираты, которые не были привя­заны к какому-то государству, могли существовать только в том случае, если они выстраивали собственную цепочку поставок, если у них были базы, где они могли отдыхать между походами, чинить свои корабли, тренировать людей. И у них действительно существовали свои стоянки, гавани, собственные крепости, собственные береговые службы наблюдения, связи со всеми торго­выми рынками. То есть фактически независимые пираты, как мы видели на примере Этолийского союза, организовывали собственные государства. И как правило, такие государства оказывались достаточно серьезными. Как мы видели на примере киликийских пиратов, они могли бросать вызов даже Римской империи.

При этом нужно также отметить, что пиратам для получения прибыли нужно было где-то реализовывать захваченные ценности. Следовательно, у них были прочные связи с теми портами и теми рынками, где можно было эти ценности и рабов сбывать. И безусловно, такие рынки существовали во всех крупных портовых городах — и в Римской империи, и в Греции, и в Египте. Финикийцы даже строили специальные пристани, где пираты могли пришвартоваться, быстро сбыть свой товар и уплыть. То есть на практике имело место укрыва­тельство пиратов, несмотря на то что оно весьма сурово каралось в каждой стране.

В пираты шли либо беглые рабы, либо неимущие. Часто в пираты попадали пленники. Однако есть свидетельства того, что, например, во II веке до н. э. на Крите даже существовали специальные пиратские школы. Правда, скорее всего, это были не столько пиратские школы, сколько школы мореходов и морских воинов — из которых, естественно, часто вырастали и пираты.

Для того чтобы успешно существовать, пираты должны были очень хорошо ориентироваться в географии тех мест, где они оперировали. Они должны были очень хорошо знать навигацию, знать подходящие стоянки, знать все течения, все рифы, все опасности. А также, естественно, они должны были быть в курсе торговых путей и скопления военных сил. То есть они должны были очень хорошо ориенти­роваться в окружающей обстановке и постоянно совершенствовать и свою тактику боя, и корабли, и возможности маневриро­вания. Фактически пираты вносили очень большой вклад в развитие знаний о географии, о навигации, в развитие морского дела в целом и военно- морского дела.

Если подвести небольшой итог тому, что происходило с пиратством в антич­ной экономике, можно отметить следующее. Особенности античной эконо­мики делали необходимой охрану побережья и позволяли усиливать эконо­мику одной страны за счет того, чтобы перераспределять ресурсы от другой страны. Мир в этих условиях не был доминирующей стратегией по сравнению с войной.

Пираты же эволюционировали от отважных искателей приключений, которые были профессионалами и уважаемыми членами общества, к статусу морских разбойников. Но при этом они могли точно так же эволюционировать и обрат­но, в зависимости от того, как к ним относилось государство. А государство делило пиратов на «своих» и «чужих». «Свои» были ему полезны как источник рабов и, весьма вероятно, поступлений в казну части их добычи и как охранни­ки побережья. А «чужие» пираты являлись врагами человечества, подлежали уничтожению, и их укрывательство жестоко наказывалось.

То есть фактически мы имели дело с такой динамической системой, когда пираты переходили из статуса «своих» в статус «чужих» и обратно в зависи­мости от того, на какой части весов им было выгоднее находиться. Предпо­сылок для того, чтобы преобладало одно хорошее торговое равновесие, когда у нас минимальное количество пиратства и идет активная свободная торговля, было пока недостаточно.