Расшифровка Как появилась формула «фамилия — имя — отчество»
Содержание первой лекции Альберта Байбурина из курса «Зачем нужны паспорт, ФИО, подпись и фото на документы»
Наши представления о самих себе неизбежно включают элементы, которые были выработаны бюрократией. Например, мы привыкли к тому, что каждый человек знает свой точный возраст, и может показаться, что так было всегда. В действительности подобного рода знание является продуктом бюрократии Нового времени, то есть появилось и стало привычным в России сравнительно недавно, только в XVIII веке, но вплоть до XX века далеко не все знали свой возраст.
Развитие бюрократии означало появление новой реальности, в которой человек предстает в другой, официальной версии. Ему приписываются те характеристики, которые считаются бюрократическим аппаратом необходимыми для того, чтобы «видеть» человека и осуществлять учет и контроль. Однако многие из этих характеристик были настолько освоены и усвоены, что постепенно были включены в представления людей о самих себе.
Любой документ, удостоверяющий личность, начинается с записи о фамилии, имени и отчестве. Если другие сведения о человеке (например, социальное положение или национальность) появлялись, исчезали или менялись местами, то «заглавное» место этих сведений оставалось неизменным. Между тем очевидно, что идентификационная способность паспортного имени в принципе невелика, поскольку оно, как правило, не уникально. Во всяком случае, нельзя утверждать, что имя однозначно указывает только на данного человека. Лишь в совокупности с другими признаками имя позволяет в необходимых случаях определять личность.
И все же почему именная формула входит в число непременных идентификаторов и в состав персональных данных? Вероятно, объяснить это можно скорее традицией «определения» личности, чем реальной идентификационной способностью имени. Имя оказывается необходимым как для номинации (и тем самым выделения человека из числа подобных), так и для регулирования социальных и правовых отношений, поскольку человек может вступать в правовые отношения только под своим именем.
Строго говоря, имя не является специфическим для письменных документов знаком — в отличие, например, от подписи, поскольку практики определения человека по имени или прозвищу возникли задолго до появления документов. Однако документное имя имеет свои особенности. Прежде всего имя становится воплощенным в письменной форме. Если устное имя изменчиво, подвижно, предрасположено к трансформациям, то письменное (документное) становится фиксированным и уже поэтому считается более достоверным. Кстати, принадлежность имени к документной реальности делает возможным его официальное изменение.
Перевод устного имени в письменную форму вовсе не автоматическая процедура. Она предполагает хотя бы минимальную рефлексию над его визуальным обликом и значением, а это совсем другое восприятие имени, открывающее новую форму его существования. Будучи зафиксированным, имя отрывается от человека и начинает жить своей жизнью — по правилам, которые устанавливаются бюрократическим производством. Вместе с тем фиксированное имя так или иначе указывает на своего носителя даже после его смерти, и в этом смысле имя — одно из средств сопротивления времени, что особенно характерно для документной реальности.
Другая важная черта документного имени заключается в том, что оно всегда полное, включающее все составляющие именной формулы («фамилия — имя —отчество»). Такое имя, как правило, не используется в повседневном общении, и эта особенность функционирования имени создавала и создает определенный разрыв в восприятии двух практик именования, а включение в состав официального именования отчества и фамилии подчеркивает специфику документного образа человека, его нарочитую искусственность. Можно сказать, что имя, используемое в повседневном общении, так и не породнилось с документом. В документе присутствует его особая, официальная версия. В результате сам носитель имени не всегда принимает документную версию и даже не всегда считает ее своим именем.
Особенность функционирования имени в русской традиции заключается в том, что у человека было, как правило, не одно имя, а минимум два. Ситуация двойного именования для России исторически привычна: на протяжении многих веков использовались крестильное и мирское имя. Мирское имя, в отличие от крестильного, могло иметь разное происхождение. Чаще всего оно являлось прозвищем, характеризующим именуемого человека. Об этом свидетельствует и то обстоятельство, что такое имя человек мог приобрести не сразу после рождения, а несколько позже, когда становились явными те или иные его особенности, и дать его могли не только родители, но и улица. Вместе с тем в роли мирского имени могло выступать и календарное имя, то есть из святцев. Например, в старообрядческой среде: «Александр по паспорту, а по крещению Софроний», «Валентина по паспорту, а по крещению Василиса». В любом случае мирское имя не случайно: оно, как правило, мотивировано либо семейной традицией (например, называть по имени деда или бабки), либо
«В русской деревне «уличные» фамилии были настолько употребительнее паспортных (которых иногда никто и не знал), что даже казенные документы конца XIX века вынуждены были использовать их — иначе немыслимо бывало разобраться, о ком идет речь».
Устойчивость двойного именования можно, вероятно, объяснить не только традицией, но и тем, что крестильные и мирские имена имели разные функции: крестильные объединяли носителя имени со всеми носителями этого имени, а мирские имели в большей степени различительный характер, хотя бы потому, что их список был более разнообразным и принципиально открытым.
На протяжении десяти веков официальное имя человеку могла дать только Церковь. Имя определялось по святцам, причем мальчикам давалось имя того святого, день памяти которого отмечался на восьмой день после рождения, а девочкам — имя святой, чей день памяти отмечался за восемь дней до рождения. Эта архаическая практика (она сохранилась у некоторых групп старообрядцев) сменилась обычаем присваивать имя святого, чей день приходится на день рождения или крещения, а нередко и между ними. В любом случае имя не выбиралось, а определялось календарной последовательностью поминовения святых, и такой принцип установления имени «по совпадению» не мог не осмысляться в категориях судьбы и доли. Любопытно, что такая практика установления имен не носила канонического характера и, следовательно, вопреки распространенному мнению, не была обязательной Каноническими называются правила, которые содержатся в сборнике «Каноны православной церкви», куда вошли постановления Вселенских соборов с I по IX век..
Формально Церковь, которая на протяжении ряда столетий неустанно боролась с народным (уличным) именником, одержала над ним верх, поскольку только церковное имя с появлением метрических книг в XVIII веке стало считаться официальным и «правильным». Ей же стало принадлежать право осуществлять контроль над именованием, то есть регистрировать имя и вносить его в метрические книги. В реальных практиках обе системы так или иначе уживались. Метрические книги были введены Петром I в 1722 году, с них и начался повсеместный учет населения. В этих книгах записывались акты гражданского состояния — рождение, брак и смерть. Они и состояли, соответственно, из трех частей (записи о рождении, браке и смерти) и заполнялись священником, который венчал, крестил и отпевал прихожан своего прихода. Запись о рождении включала следующие сведения: дата рождения и крещения, имя и фамилия (если она имелась), место жительства и вероисповедание родителей и крестных родителей, законность или незаконность рождения. В книге о браке, кроме стандартных сведений о супругах, записывались данные о свидетелях и тех, кто венчал этот брак. В книге об умерших — дата смерти и погребения, место захоронения, кто из священников принимал исповедь и совершал погребение. Метрические книги просуществовали до 1918 года, после чего их заменили актовые книги в органах ЗАГС — записи актов гражданского состояния.
Распространение документов и, как следствие, появление официального имени означало кардинальное изменение отношения к имени. Документное имя стало единственным именем, под которым человек известен в своих отношениях с внешней, официальной сферой. Собственно, и о самой категории официального имени можно говорить только со времени появления документного (единственного) имени. Не случайно введение паспортного имени влекло за собой необходимость создания системы персональной документации, что было реализовано опять-таки в метрических записях.
В состав полной именной формулы, кроме имени, входят отчества и фамилии. Отчество в официальных документах становится компонентом полного имени лишь с петровского времени. Собственно, с тех пор можно говорить об идентификационном смысле отчества, которое является указанием на ближайшего родственника по мужской линии — отца. Разумеется, и прежде оно могло использоваться в целях идентификации, но к нему прибегали либо для прояснения родственных отношений, либо для отделения от другого лица в случае совпадения имен. При Екатерине II были узаконены разные формы отчества. В вышедшей при ее правлении «Чиновной росписи», составленной в соответствии с петровской Табелью о рангах, указывалось, что особ первых пяти классов (высший класс; для гражданских чинов это означало от действительного тайного советника до статского советника) следовало писать с отчеством на
Появление отчества в составе документных реалий означало не только бóльшую полноту описания личности, но и отход от практик повседневного именования, где отчество использовалось только в особых случаях или в специальных регистрах общения. Тем самым документы создавали параллельную реальность.
Фамилии как указание на принадлежность семье, роду в разных социальных слоях появляются в разное время. Начиная с XVI века их приобретают представители высших слоев — бояре и дворяне. В XVII–XVIII веках фамилии появляются у служивых и торговых людей. Духовенство стало наделяться фамилиями лишь с середины XVIII века. В середине XIX века и особенно в пореформенное время фамилии получают крестьяне. В 1888 году был издан сенатский указ об обязательном наличии фамилии и необходимости ее указания в документах, но и через десять лет, по данным переписи 1897 года, лишь около 25 % населения России имели фамилии. Процесс обретения фамилий затянулся до 30-х годов, а у народов Средней Азии и Кавказа и до начала
Фамилии чаще всего образовывались от крестильных имен (например, Денисов от имени Денис, Парфенов от Парфен); от прозвищ (Тучков — жирный, Тараторкин — болтливый), от профессий (Ключников, Свечников, Масленников), от географических и топографических названий (Вяземский от «Вязьма», Шуйский от «Шуя», Дубровский от «дубрава») и так далее.
Особенно интересна ситуация с незаконнорожденными. Для них нередко использовалась особая фамилия — Богданов. Иногда вместо этой фамилии им давалось имя Богдан (это имя не было крестильным). Считается, что у носителей фамилии Богданов был в роду
Полное паспортное именование, в отличие от одного имени, давало двойной эффект: оно не только выделяло данного человека и отделяло его от других, но и связывало через отчество и фамилию с определенным кругом родственников — семьей, родом. Тем самым появлялась возможность говорить как о его принадлежности этому кругу, так и о его происхождении. Эти два принципа (принадлежность и происхождение) будут иметь особое значение для формирования бюрократического портрета человека.
При выдаче первых советских удостоверений личности оказалось, что, несмотря на почти двухвековую традицию существования официального полного имени, далеко не все граждане СССР обладают таковым. В инструкции № 370 «Об удостоверениях личности и прописке граждан в городских поселениях» от 6 июля 1925 года говорится: «В графе „фамилия, имя и отчество получателя“ может быть обозначено и прозвище гражданина, если у него не имеется определенной фамилии». Не вполне благополучной была ситуация с отчествами. Например, в дореволюционных метрических книгах у детей, родившихся от незарегистрированных браков, в графе «отец» ставился прочерк, и, соответственно, у «незаконнорожденных» не было официального отчества. По Кодексу законов о браке, семье и опеке РСФСР 1926 года матери предоставлялось право в период беременности или после рождения ребенка подать заявление об отце ребенка в орган записи актов гражданского состояния. О поступившем заявлении этот орган извещал лицо, названное в заявлении отцом. Если от последнего в течение месяца со дня получения им извещения не поступало возражения, этот мужчина записывался отцом. Обратиться в суд с заявлением об установлении отцовства можно было только после рождения ребенка. В неясных случаях отчество записывалось по указанию матери (нередко — по своему отчеству), как и сейчас.
Как уже сказано, важнейшей чертой документного имени является его неизменность. Собственно, именно неизменность делает имя официальным, документным. Не случайно любое изменение паспортного имени всегда жестко регламентируется государством.
С введением паспортов и регистрации в метрических книгах перемена официального имени практически не допускалась, ибо только под зарегистрированным именем человек «известен» властным органам, для которых главное — чтобы в случае необходимости он был на виду, а изменение имени, естественно, чревато всякими сложностями. Известно, что имена менялись, например, при изменении духовного статуса — пострижении в монахи, а в некоторых случаях и при епископской хиротонии Хиротония — то есть рукоположение, священство.. Например, был Владимир, а в монашестве стал Василий: у него появился второй небесный покровитель. Но, строго говоря, это не перемена имени, а ритуальное приобретение другого имени. Показательно, что при выходе из монашеского чина такое лицо лишалось и полученного имени. Имя, записанное в метрическом свидетельстве и в паспорте, оставалось прежним. Имя могло меняться и в связи со сменой социального окружения — например, при записи в солдаты, при поступлении в семинарию, при поступлении на театральную сцену или в цирк. Однако во всех случаях крестильное (документное) имя оставалось прежним.
Между тем антропонимический фонд, исторически основанный на прозвищах, требовал своего рода чистки. В 1825 году вышел указ «О замене непристойных фамилий у нижних чинов». Многочисленные Пердуновы, Жопкины и Худосраковы получили возможность заменить свои «фамильные прозвища» на более пристойные. На крестильные имена указ, естественно, не распространялся. Да и фамилии дворян, почетных граждан и высшего купечества могли быть изменены лишь с высочайшего позволения. Известна почти анекдотическая история о том, что, когда купец Синебрюхов обратился к государю с просьбой изменить свою фамилию, тот издевательски ответил: «Разрешаю поменять на любой другой цвет». Исключение делалось только для инородцев, принимающих православие: в таком случае они могли менять имена и фамилии на русские. Однако законом 1850 года было запрещено изменение фамилии даже в случае крещения (в частности, евреев).
Советская эпоха началась с разрушения прежней системы регистрации имен. Церковь лишилась права давать имя и контролировать процедуру имянаречения. На первых порах эту роль взяли на себя производственные коллективы и родители, а регистрация имени стала осуществляться государственными органами ЗАГС. Соответственно, вместо священника действовали партийные и комсомольские вожаки. Они вели церемонию и зачитывали «постановление» о включении новорожденного в число граждан Страны Советов. Родители нового гражданина получали «общественный наказ». Вот один из них, хранящийся в краеведческом музее уральского города Серова:
«…мы осеняем тебя не крестом, не водой и молитвой — наследством рабства и темноты, а нашим красным знаменем борьбы и труда, пробитым пулями, порванным штыками… Родителям новорожденной наказываем: воспитывать дочь преданным борцом за освобождение трудящихся всего мира, сторонником науки и труда, врагом темноты и невежества, пламенным защитником власти Советов».
В результате голосования новорожденную назвали Октябриной.
Изобретением новых имен — таких как Даздраперма (Да здравствует Первое мая!) или Владлен (Владимир Ленин) — дело не ограничилось. Не иначе как в пику прежним порядкам советская власть одним из первых декретов предоставила гражданам право «изменять свои фамилии и прозвища». Обращает на себя внимание тот факт, что этим декретом разрешалось менять фамилии и прозвища, но никак не имена. Насколько было сложно поменять наследственную фамилию в прежнее время, настолько просто это стало в новых условиях (и это притом что не все к этому времени обзавелись фамилиями). И многие воспользовались наступившей свободой.
В 1924 году специальным постановлением ВЦИК и СНК РСФСР было разрешено менять не только фамилии и родовые прозвища, но и имена. По времени это постановление совпало с началом движения за новый революционный именник, которое стало важнейшей составной частью борьбы с Церковью за нового человека. Новыми и даже «идеологически правильными» стали древнерусские имена, запрещавшиеся прежде православной церковью (Рюрик, Святослав, Лада, Руслана и другие).
Разрешение менять имена и фамилии вовсе не означало отмену контроля в этой сфере. НКВД тут же издает подробную «Инструкцию о порядке перемены фамилий (родовых прозвищ) и имен», где содержится форма заявления о перемене фамилии и/или имени, устанавливается уголовная ответственность за дачу ложных сведений, предписывается публикация в местной официальной газете объявления о перемене. Например, «Бюллетень Ленсовета. Постановления и распоряжения Ленсовета и его отделов»:
«9 февр. 1938 г. Куйбышевск. РайЗАГС сообщает, что гр-ка Васильева, Марфа Степановна, рождения 1904 г., происходящая из гр[ажда]н Ленингр. области, Новосельского района, дер. Адамово, проживающая в Л[енинграде], по пр[оспекту] 25 Октября, д. 74, кв. 70Б, меняет имя Марфа на имя ОЛЬГА. С протестами просят обратиться…»
Это значит, что к этому человеку, известному как Марфа,
Несмотря на всю бюрократическую аранжировку, разрешение менять имена и фамилии было воспринято как смягчение ситуации с именами. В этой связи нельзя не вспомнить стихотворение Николая Олейникова:
Пойду я в контору «Известий»,
Внесу восемнадцать рублей
И там навсегда распрощаюсь
С фамилией прежней моей.Козловым я был Александром,
А больше им быть не хочу!
Зовите Орловым Никандром,
За это я деньги плачу.
В послевоенные годы
Бюрократический контроль над именем коснулся даже того, в какой последовательности должны фиксироваться три части именной формулы. При рассмотрении советских документов это не может не бросаться в глаза. Прежняя устойчивая последовательность «имя — отчество — фамилия» меняется на новую: «фамилия — имя — отчество» (ФИО). В документах 1920–30-х годов встречаются оба варианта. Но начиная с Положения о паспортах 1940 года последовательность становится неизменной: ФИО одержало безоговорочную победу.
Это, казалось бы, незначительное изменение первой графы отражало, как мне кажется, кардинальную перемену отношения к самому человеку. В дореволюционной стилистике официальное обращение к человеку по фамилии было возможно только в дружеском общении или при обращении «сверху вниз» — например, учителя к ученику. В официальном обращении это считалось недопустимым. Нормой признавался порядок, при котором первым называется и пишется имя, которому может предшествовать лишь указание на чин. Произошедшая в первые десятилетия советского времени инверсия была вызвана, видимо, тем, что на смену индивидуальности, единичности пришли списки. В ставших обычными ситуациях перечислений и перекличек люди различаются не столько именами, сколько фамилиями, на которые был перенесен акцент, не говоря уже о том, что в списках и картотеках обычно принят алфавитный порядок перечисления по фамилиям. Можно сказать, что появилось своего рода «списочное именование». Эта последовательность в бюрократической сфере принята до сих пор. К сожалению, она распространилась и за ее пределы и мы привычно пользуемся ФИО даже там, где этого от нас не требуется.
