Карикатура Микеланджело на самого себя

Микеланджело Буонарроти. Лист с сонетом и наброском. Около 1509 годаCasa Buonarroti

Беглый и чуточку нелепый набросок на поле рукописи — не что иное, как кари­катурный автопортрет, принадлежащий перу Микеланджело Буонар­роти, титана Возрождения, скульптора, поэта, живописца, архитектора и вели­чай­шего рисовальщика всех времен. Микеланджело изобразил себя за созда­нием своего главного шедевра — росписи потолка Сикстинской капеллы. Напи­сан­ный тут же сонет, адресованный тосканскому другу художника, полностью раскрывает смысл изображенного:

Я получил за труд лишь зоб, хворобу 
(Так пучит кошек мутная вода, 
В Ломбардии — нередких мест беда!) 
Да подбородком вклинился в утробу; 
Грудь — как у гарпий; череп, мне на злобу, 
Полез к горбу; и дыбом — борода; 
А с кисти на лицо течет бурда, 
Рядя меня в парчу, подобно гробу; 
Сместились бедра начисто в живот, 
А зад, в противовес, раздулся в бочку; 
Ступни с землею сходятся не вдруг; 
Свисает кожа коробом вперед, 
А сзади складкой выточена в строчку, 
И весь я выгнут, как сирийский лук. 
Средь этих-то докук 
Рассудок мой пришел к сужденьям странным 
(Плоха стрельба с разбитым сарбаканом!): 
Так! Живопись — с изъяном! 
Но ты, Джованни, будь в защите смел: 
Ведь я — пришлец, и кисть — не мой удел!  Пер. Абрама Эфроса. 

Стихотворение, заканчивающееся столь громким заявлением, вероятнее всего, было написано в момент отчаяния: когда огромная работа по росписи потолка, осуществляемая художником в одиночку, была окончена уже на треть, роспись стала покрываться плесенью — столь сильной, что за нею стало не видно фигур. Микеланджело, не имевший достаточного опыта во фресковой живо­писи и с самого начала неохотно согласившийся на непривычную для него работу, был вне себя. Потеряв всякую надежду, он явился к заказчику, папе Юлию II, и в сердцах объявил, что все, что им создано, погибло и он не может более продолжать, поскольку занимается не своим делом: он скульптор, а не живописец. Однако папа не поверил словам вспыльчивого флорентийца и отправил ему на помощь опытного инженера Джулиано да Сангалло, кото­рый быстро подсказал, как справиться с плесенью, и работа была продолжена.

Микеланджело иронизирует над неудобством росписи свода капеллы: рабо­тать приходилось, задрав голову вверх, из-за чего страдала осанка и портилось зрение: долгое время художник даже читать мог, только держа текст над голо­вой. Едкая ирония стихотворения состоит в том, что подробное, изощренное описание собственной гротескной анатомии является комментарием к рос­писи, почти полностью состоящей из прекрасных обнаженных фигур. Себя Микеланджело также изобразил обнаженным, но искаженность его фигуры не идет ни в какое сравнение с забавным уродцем, написанным им на потолке: к собственному творению меланхоличный гений еще безжалостнее, чем к себе самому.

Другие выпуски
Карикатура дня
микрорубрики
Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года
Архив
История, Литература

Абрам Рейтблат: «Философия — это не наука»

О детстве в военном гарнизоне, тайных кинопоказах и социологии культуры